Le Figaro (Франция): Россия делает ставку на «дипломатию влияния»?
Для противодействия «цветным революциям» и притягательной силе Запада на постсоветском пространстве Москва занялась с середины 2000-х годов развитием инструментов публичной дипломатии. В результате сложилась «мягкая сила», которая, судя по всему, во многих случаях нацелена в первую очередь не на продвижение образа России, а на ослабление позиций противника. Страна отвоевывает былое влияние? Влиятельный официальный представитель российского МИДа Мария Захарова недавно выложила на своей странице в «Фейсбуке» фотографию с сессии Генеральной ассамблеи ООН в Нью-Йорке, где она сопровождала Сергея Лаврова. На снимке видно, как послы разных стран выстроились в очередь, чтобы побеседовать с главой российской дипломатии. «Обожаю наблюдать за изоляцией России», — гласит едкая подпись. «Российское влияние в мире растет», — уверяет она. Россия ведет мягкую дипломатию? «Россия проводит дипломатию средней мягкости», — поправляет она, не вдаваясь в подробности. «По отношению к периоду до 2014 года влияние России в мире выросло в политическом, военном и информационном плане, — подтверждает директор московского Центра Карнеги Дмитрий Тренин. — Это касается Украины, Ближнего Востока, Африки, Азии и частично Латинской Америки». Как бы то ни было, некоторые показатели заставляют взглянуть на этот вывод под другим углом. Россия находится на 28-м месте в рейтинге Soft Power 30 (далеко позади Великобритании, Германии и Франции), который оценивает эффективность публичной дипломатии государств. Сдержанное отношение к России или даже русофобия, которая проявляется на Западе, в том числе и в официальных кругах, как отметил Эммануэль Макрон на выступлении перед послами в конце августа, вызывает обеспокоенность в Москве. Те уходят корнями в российскую историю и в воспоминания, которые до сих пор не дают покоя Владимиру Путину. «Российская дипломатия всегда стремилась к влиянию и силе. Ее главной проблемой после распада СССР стала потеря силы и влияния по отношению к США и ЕС, — говорит преподаватель МГИМО Евгения Обичкина. — Для России такая потеря влияния может стать опасной во внутреннем плане, поскольку внешняя сила всегда была ориентиром для внутренней. То есть, укрепление внешней политики необходимо для лучшего контроля над внутренней». Тем более что начавшиеся с середины 2000-х годов «цветные революции» были восприняты Москвой как прелюдия для пересечения поставленных ей «красных линий»: вступление Грузии и Украины в НАТО, потеря контроля над ближним зарубежьем, возникновение угроз для «суверенитета и стабильности страны», напоминает преподаватель МГИМО. По ее словам, западная мягкая сила и pax americana ставят на первое место либеральные и демократические ценности, тогда как Россия, ядерная держава и постоянный член Совбеза ООН, «в первую очередь стоит на позициях защиты суверенитета в его вестфальском понимании». Какими инструментами располагает мягкая сила России? Хотя само понятие «мягкая сила» (публичная дипломатия является лишь одной из его граней) не появляется в официальных документах до 2012 года, эта концепция фигурирует в одном из указов Владимира Путина от 2007 года (именно тогда прозвучала его знаменитая мюнхенская речь о новой холодной войне). Глава государства создал фонд «Русский мир», чьей задачей была популяризация русского языка, «сокровища» России. Это «сокровище» стало оной из главных опор российского патриотизма наравне с защитой русскоязычного населения. «Именно русофобские заявления в украинской Раде в 2014 году и запрет русского языка спровоцировали реакцию Москвы», — уверяет Евгения Обичкина. «Красные линии» или предлог для вмешательства? Политолог Людмила Гундарова напоминает, что понятия «русский мир» и «публичная дипломатия» появились в 2008 году в Концепции внешней политики РФ, которая обозначила главные направления работы в этой сфере. Еще два инструмента мягкой силы были созданы премьер-министром Дмитрием Медведевым: работающее в 80 странах «Россотрудничество» и «Фонд поддержки публичной дипломатии» имени Горчакова. Обе организации работают относительно непрозрачным образом, а насчет их связей и деятельности существует лишь частичная информация. Так, Фонд Горчакова активно присутствует в Прибалтике, где «российская мягкая сила заключается во внешнем влиянии на внутреннюю политику» с помощью множества мероприятий, отмечает политолог Вера Агеева в докладе центра «Обсерво» за 2019 год. Распространение и деятельность русскоязычных СМИ вызывают критику в Прибалтике и, потенциально, других европейских странах. СМИ (достаточно отметить RT), выставки, культурные мероприятия, православные общины, симпатизирующие политические группы (в некоторых случаях, из радикальных течений)… Архипелаг российской мягкой силы обширен и разнообразен. «Культура — главный источник российской мягкой силы», — заявил во вторник «Известиям» американский специалист Джозеф Най (Joseph Nye), «отец» самой этой концепции. Как бы то ни было, Дмитрий Тренин указывает на пределы культурного влияния за границей. «Кино и литература используются недостаточно, за исключением некоторых отдельных примеров», — говорит он, все же отмечая растущую роль туризма. Одной из главных путинских операций в пане мягкой силы стали зимние Олимпийские игры в Сочи в 2014 году. «Не сработало», — считает Евгения Обичкина. Западное руководство не приехало на соревнования. Москва проводит боевую публичную дипломатию? «Если посмотрите на американские кампании вмешательства, они направлены на то, чтобы заставить соответствующие стороны делать так, как считает нужным Вашингтон», — подчеркнул на прошлой неделе Сергей Лавров во время общения с участниками ежегодного заседания клуба «Валдай». «Мы не хотим влиять только для того, чтобы заставить всех остальных делать так, как желает Москва», — добавил он, положа руку на сердце. Но действительно ли «дипломатия средней мягкости» — это для него? У экспертов есть на этот счет сомнения. «Российская дипломатия стремится к дипломатии сильного государства, которое опирается на реализм во внешней политике», — говорит Дмитрий Тренин. В такой перспективе «международные отношения рассматриваются как борьба различных государств, которыми движут эгоистические интересы. Победа определяется силой и умением вести эту борьбу». Действия Москвы на Украине и военное вмешательство в Сирии указывают на то, что традиционные парадигмы силы вроде армии вовсе не отошли на второй план. Параллельно с этим пошли в рост другие инструменты, некоторые из которых относятся к сфере гибридной войны (например, операции в киберпространстве). По словам Дмитрия Тренина, «мягкая сила не находится в центре российской политики. Она напоминает то, что раньше называли "международной пропагандой", и нацелена на продвижение собственных взглядов и подрыв аргументов противника». Эта политика активно ведется с 2012-2013 годов, уточняет он. Примером тому служит телеканал RT, который стал главным инструментом российского влияния за границей. «Речь идет в первую очередь не о формировании позитивного образа России, а о дискредитации западной политики, которую Кремль считает враждебной себе», — полагает философ Дмитрий Ахтырский. Средства и результаты С середины 2000-х годов Россия захотела создать новые инструменты публичной дипломатии и мягкой силы. Как бы то ни было, «сегодня у Москвы совсем другая стратегия влияния. Военный инструмент вновь занимает центральное место в ее внешней политике», — считает эксперт Парижского института политических исследований Анн де Тенги (Anne de Tinguy). Российская стратегия влияния поднимает множество вопросов, в том частности о том, какие средства хочет и может направить страна на эти цели. Тем более что результаты пока что выглядят неоднозначными. В 2006 году Россия смогла расплатиться по долгам благодаря высоким ценам на нефть и газ. Сейчас же Москва ослаблена экономическим кризисом и санкциями, и у нее больше нет таких средств на расширение влияния, как в 2000-2008 годах.