Войти в почту

Павел Устинов — об освобождении, общественной поддержке и о планах на будущее

Решение суда изменить приговор актёру Павлу Устинову с 3,5 лет колонии на 1 год условно продиктован в первую очередь общественным резонансом, который вызвал этот процесс. Такого мнения придерживается сам Устинов, который ранее был признан виновным в применении насилия по отношению к сотруднику Росгвардии. По словам артиста, он до сих пор не понимает, что ему вменяют, поскольку он не оказывал сопротивления при задержании. В интервью видеоагентству Ruptly актёр рассказал о времени, проведённом в СИЗО, признался, почему в день проведения несанкционированной акции протеста оказался на станции метро «Пушкинская», а также поделился планами на будущее. 30 сентября 2019 года Мосгорсуд заменил актёру Павлу Устинову приговор с 3,5 лет колонии на один год условно по делу о применении насилия к представителю власти в ходе несогласованной акции протеста в столице. Согласно материалам обвинения, 3 августа во время несанкционированного митинга сотрудники Росгвардии попытались задержать Устинова, подозревая его в координации действий протестующих, однако тот оказал сопротивление, из-за чего сержант ОМОНа Александр Лягин получил вывих плеча. — Кому вы позвонили, когда вас задержали? Кто первым пришёл на помощь? — Первой позвонил сестре. Сразу же, как доставили в Следственный комитет, дали возможность сделать звонок. Сообщил, что меня задержали неожиданно. Соответственно, сестра нашла адвоката — и дело закрутилось. — Вы объяснили, по какой причине вас задержали? Она знала, что вы присутствовали на акции? — Нет, конечно. Я не планировал туда ехать, на митинг. Сестра не знала, что я там оказался. Я ей сообщил, она была в шоке, спросила: «Как так? Что это такое вообще?» Конечно, все не ожидали. — Ваше освобождение — чья заслуга, по вашему мнению? Адвоката, общественного резонанса или силовиков и надзорных органов? За вас ходатайствовала Генпрокуратура РФ. — Мне кажется, тут всё в совокупности. И в первую очередь общественность. Резонанс сыграл огромную роль в моём освобождении. Если бы не люди, которые выходили на пикеты, которые организовали, как Александр Паль, этот флешмоб, то меня бы здесь не было. — Когда вы впервые узнали, что у вас такая обширная поддержка? — Буквально за два дня до освобождения. Ко мне приходили люди из ОНК при президенте и сообщили, что сейчас очень много известных людей записывают видео в мою поддержку, в конце спектаклей в театрах выходят артисты на поклон и говорят об этой несправедливости. Я был в шоке, честно вам скажу. Столько известных людей пришли на помощь, выразили поддержку. Это очень приятно и ценно. — В итоге состоялась та встреча, из-за которой вы оказались у метро «Пушкинская» 3 августа? С кем она была и по какому поводу? — В итоге она состоялась, когда меня освободили. Я хотел встретиться со своим другом Султаном. Мы с ним знакомы с начала года: творческие дела делали, снимали видео, пранки. С ТВЦ у нас был социальный эксперимент на остановке. Вот с ним хотел встретиться. — Он вас ждал? Как узнал о том, что вы не придёте? — Когда меня задержали, я написал ему в автобусе: «Я приехал, меня скрутили, подожди немного». Я думал, что это всё разрешится гораздо быстрее. И он ждал, конечно, но его тоже потом «оформили». — Вы снимались в кинолентах, в том числе в ролях конвоира и солдата НАТО. Кроме того, раньше служили в Росгвардии. И заявление на вас написал, получается, практически бывший сослуживец. Нет ли тут какой-то злой иронии? — Конечно, она присутствует. Я тоже об этом думал. Это как-то нелепо, честно говоря. Я неоднократно говорил им, что я служил в Росгвардии, что я, так сказать, свой. Зачем было меня задерживать непонятно. — Какой была ваша первая реакция на обвинения в применении силы к росгвардейцу? — Я находился в полном непонимании. Где эта сила была применена? Я не сопротивлялся, никакого давления не оказывал. Я не понимал, в чём меня обвиняют, и до сих пор не понимаю. — Было какое-то возмущение, негодование, или просто вы были в шоке? — Конечно, у меня было возмущение: почему на меня вешают то, чего я не делал. — Как вы отнеслись к тому, что вас могут приговорить к реальному сроку? — Это тоже было неожиданно, и я был в шоке, что может дойти до того, что меня приговорят и дадут реальный срок. Но когда я попал в СИЗО, я уже подготовился морально к тому, что можно уехать в лагерь, и к тому, что всё может сложиться не лучшим образом. — Что помогало не падать духом в СИЗО? — Помогал юмор. В камере мы все постоянно шутили. И по-чёрному, и по-обычному. Юмор спасал. Потому что в любом случае, как бы это ни разрешилось — в худшую либо в лучшую сторону, — этот момент надо было прожить. — С чем было сложнее всего справляться в СИЗО? — Сложнее всего было столкнуться с выездами в суд, со следственными действиями, потому что всё это происходит не очень организованно. Нас выводили в сборочные комнаты, «сборки», и там мы можем сидеть по шесть—восемь часов, ждать, пока приедет КамАЗ, пока нас увезут или пока нас уведут в комнату с видеоконференцсвязью. Сидеть и ждать было самое сложное. — Как проходили ваши дни в СИЗО, чем вы там занимались? — Там очень много книг, есть своя библиотека. Читал книги, общался с ребятами, музыку слушали по Муз-ТВ и так далее. Ели, готовили — обычный быт. — Как отнеслись к вам ваши друзья по несчастью в СИЗО? — В первой камере, куда я попал, надо мной прикалывались. Там есть разделение на бывших сотрудников (силовых структур. — RT), на обычных «людских», если использовать жаргон, и на «красных» — тех, кто работает на администрацию. Обычно бывших сотрудников сажают вместе с бывшими сотрудниками, чтобы не было никаких разногласий, сами понимаете. Когда я пришёл, мне ребята сказали, что я заехал в «чёрную» камеру — «людскую». Я был в недоумении, потому что я бывший сотрудник. Даже те, кто служили просто срочную службу во внутренних войсках, теперь считаются бывшими сотрудниками. Ребята прикололись, и я это оценил, посмеялись вместе. Там все абсолютно адекватные люди по большей части, если брать бывших сотрудников. Про остальных я не знаю, я там не жил. Адекватные, понимающие, потому что все оказались в этом положении. Если нужно чем-то помочь, все друг за друга горой. Никаких разногласий не было. В бытовом плане самым сложным было то, что при проверках выкидывали нужные вещи, например, кипятильник, чайник. Вроде бы это разрешено, но людям нечего выкинуть, а выкинуть что-то нужно. — Какой у вас был минимальный «походный набор», что всегда было при вас? — Вещи первой необходимости, например, нижнее бельё, спортивный костюм, кроссовки, ручка и материалы уголовного дела. — Никакого условного талисмана или любимой книги близкие вам не передали? — У меня была куртка, в которой меня задержали. Это подарок матери и отца, который я храню как зеницу ока. — Что сделали в первую очередь, когда вернулись домой? — В первую очередь я сел со своей семьёй и начал общаться, отходить от всего этого. — Как вас встретили? — Конечно, все плакали, радовались. Когда я пришёл, дети-племянники сразу же подбежали. — О вас и других фигурантах «московского дела» много говорят в социальных сетях и СМИ. Вы связывались с родными своих товарищей по несчастью или с ними самими? Знакомы с кем-то из них лично? — Я с ними не связывался до всего этого. Сейчас я поддерживаю связь через сестру, так как она в курсе всего. Она уже давно следит за информацией, потому что я не один такой, кто проходит по сфабрикованным делам, по незаконно вынесенным приговорам. Это несправедливо, это нужно пресечь. В любом случае, нужно познакомиться с теми, кто уже на свободе, организовать какие-то группы поддержки. Сейчас мы хотим сделать видео в поддержку всех остальных арестантов и ходить в суд. Это тоже какая-никакая поддержка, понимаете? — То есть сейчас вы планируете занять активную общественную позицию? — Конечно. Я с этим столкнулся, и мне это не нравится ни в коем случае. Я понимаю, что сейчас чувствуют ребята — мы сейчас здесь, а они там. Не стоит это всё забывать. — В соцсетях началась дискуссия о ваших взглядах — говорится, что вы поддерживаете действующий курс руководства страны. В оппозиции начались дискуссии о том, стоило ли в таком случае за вас заступаться. Как вы к этому относитесь? — Сколько людей, столько и мнений. Всем не угодишь. У меня есть моя позиция, и я не то чтобы во всём поддерживаю государство, но я уважаю структуру, потому что не все занимаются такими вещами, которые произошли с нами. Мы не видим реальных спецопераций, которые происходят, задержаний особо опасных преступников, а это тоже важно, потому что сейчас мы спокойно спим, ходим по улице, на нас никто не выходит с пистолетом и не убивает. Мне кажется, я уважаю власть именно за это, а оппозиционером я себя не считаю. Я не оппозиционер, не активист, и мне это, соответственно, не нужно. Я — за справедливость. — У многих актёров есть роль, которую они мечтают сыграть. А у вас? — Я всю жизнь об этом думаю. Хочу сыграть какую-нибудь роль в боевике, в хорошем добротном американском боевике, но не с тупым сюжетом, а с перипетиями, хорошими событиями, чтобы было, что играть. Чтобы не просто перестрелки были, а ещё и какую-то мысль доносить. — После задержания были ли какие-то творческие предложения? — Пока не было, потому что я долгое время не выходил в интернет, в соцсети. Скорее всего, придёт что-нибудь в ближайшее время. — Какие у вас планы на ближайшее время? — В первую очередь, мне хотелось бы добиться справедливости для других ребят. Не смогу сидеть и работать спокойно, пока знаю, что ребята в СИЗО. Дальше уже, конечно, по мере поступления пробоваться в театры и кино, ходить на кастинги. Я благодарю абсолютно каждого человека — вне зависимости от того, с каким-то политическим уклоном или нет, — потому что тут уже не политика, тут задета свобода человека, справедливость. Мы не в игры играем, это не какое-то шоу. Это реальные судьбы людей, и они ломаются.