Ода Москве и Москвичам

Москва у каждого своя. Взглядом ее не объять. Мысленным взором окинуть как целое— и то непросто. Ведь она очень разная. Одна— в центре, где-нибудь на Сретенке, на взгорке одного из переулков, круто обрывающегося к Трубной площади, откуда открывается вид на старый город с куполами Высоко-Петровского монастыря. Другая — на Остоженке, еще местами низкорослой, сейчас частично сгоревшей и выселенной, с разбитыми старыми домами Шаляпина и Ахматовой в Зачатьевском переулке, полого спускающемся к реке. Реке Москве, которая несла сюда раньше прохладу, а теперь, зажатая в тиски набережных, везет еще на себе с интервалом полторы-две минуты прогулочные корабли, прикрывающие сизыми выхлопами дизелей желтую воду. Третья Москва— где-нибудь на набережных — Фрунзенской или между Кутузовским и Дорогомиловкой, добротные дома 1950-х стоят здесь как боровики в плотной грибнице... Четвертая... Пятая... Шестая... Есть еще особая Москва собирателей, просветителей, революционеров XVIII века— Мусина-Пушкина, Новикова, Радищева... Есть Москва Александра Пушкина, его времени и окружения, отстроившаяся после пожаров 1812 года. Есть город Третьяковых, Щукиных, Мамонтовых. Есть Москва рабочая, улицы которой помнят баррикады 1905-го, Красной Пресни, бронзовый памятник рабочему-дружиннику стоит у перекрестка старомосковских фабричных улиц. Есть Москва— революции незабываемого 1917 года. А Москва, ставшая городом — символом нового мира, городом-светочем — с улицей Вавилова, проспектами Ленина, Вернадского, площадью Гагарина, столица многонационального государства — с новым опытом немалых, даже в масштабах мира дел. Сколько славных имен в многотомном мире названий ее улиц! Сколько примечательного в ней! Всегда гордый всадник ассоциировался с Георгием Победоносцем. В 1730 году эта эмблема была официально утверждена как московский герб. Его изображение можно и сегодня, например, увидеть на фасаде здания Третьяковской галереи. После Октябрьской революции старый герб утратил свое официальное значение. В 1924 году Президиум Моссовета утвердил новый — с изображением обелиска Свободы (который был открыт 7 ноября 1918 года на Советской площади, не сохранился) на фоне красной звезды, серпа и молота, зубчатого колеса с буквами «РСФСР» и с надписью «Московский совет рабочих и крестьянских дел.». В те годы он казался удачный. Как понятно теперь, был очень перегружен различными индустриальными деталями. Сейчас эта эмблема сохранилась на фасаде старого здания Верховного Суда СССР на улице Воровского, на решетке Каменного моста. Постепенно эмблема стала забываться, теперь мало кто из москвичей ее помнит. Зачем, однако, нынешней Москве, а в равной мере и другим нашим городам гербы? Кто не знает серебристую фигурку медведя на радиаторах грузовиков, выпущенных в Ярославле? Или стремительного оленя, мчащегося на «Волгах»? А ведь и медведь, и олень — стилизованное изображение старых гербов Ярославля и Нижнего Новгорода. Не свидетельствуют ли эти и подобные им факты о том, как мы нуждаемся сегодня в определенной символике и, раз разговор зашел о городах, в их своеобразном художественном паспорте? Москва впервые— старые москвичи хорошо помнят это— отмечала свой день рождения, 800-летие со дня основания в сентябре 1947-го. Сейчас праздник города стал традиционным и любимым для москвичей и гостей столицы. Николай Карамзин, по пушкинскому определению «Колумб - российской истории», сказал однажды такую мысль: «В каждом городе самая примечательная вещь есть для меня... самый город». Так и в Москве, наверное, самое примечательное есть сама Москва. И столь велика, многолика она, что редко кто может похвалиться широким ее пониманием, дающим всю ответственность сказать: «Я— москвич». РАССКАЗАТЬ О ВСЕХ ПРОБЛЕМАХ Москвы невозможно, и, понятно, лишь о некоторых аспектах жизни столицы можно вести речь. Например, о сохранении исторически сложившегося ее облика — эта проблема была названа политической. Вполне понятно почему, ибо за ней— непростые вопросы сбережения своей истории. Трудно найти сегодня человека, равнодушного к прошлому. Что лежит в основе интереса к нему, к памятникам? «Я на памятники, как на живых людей смотрел, — так писал, оказавшись в Москве, В. И. Суриков. — Расспрашивал их: вы видели, вы слышали. Вы — свидетели. Стены я допрашивал, а не книги...» Ну, а разве можно в рассказе о городе не затронуть иное: развитие социальной сферы— вопросы жилья, школ, уровня торговли, бытового обслуживания, здравоохранения. Еще — динамические и экологические нагрузки на город транспорта. Гигантомания, породившая чуждую, несоразмерную человеку среду. Проблема тотального сноса целых кварталов и улиц... Как не поговорить, быть может, об одной из самых важных сегодня для горожанина проблем, попытаться ответить на вопрос: какой человек формируется в условиях безликой, гостинично-выхолощенной среды обитания? Мы, москвичи, думается мне, только подошли к пониманию сложности предстоящей работы, только начали лечить эти и многие другие, увы, сильно обострившиеся болячки. Но так хочется просто встать на пригорке, например в Крылатском, и вдохнуть чистого воздуха обвести взглядом просторы, особой страны- Москва, и просто любоваться городом: редкое ощущение, когда можно не спешить, присмотреться, сесть и поразмышлять, завязать разговор, вспомнить...