замминистра финансов Колычев о росте экономики России и ценах на нефть
В 2019 году ВВП России вырастет лишь на 1,3%, поскольку экономика адаптируется к стимулирующим мерам правительства. Однако в долгосрочной перспективе власти рассчитывают выйти на темпы роста выше среднемировых. Об этом в эксклюзивном интервью RT на полях Московского финансового форума рассказал заместитель министра финансов Владимир Колычев. По его словам, в ближайшие несколько лет мировые цены на нефть могут заметно снизиться. При этом экономика не ощутит последствий даже в случае падения котировок до $30 за баррель. — Владимир Владимирович, из-за торговых войн мировая экономика всё сильнее замедляется, и многие эксперты прогнозируют наступление глобальной рецессии. Как в этих условиях Минфин оценивает рост российской экономики в 2019 году? Насколько серьёзно глобальное замедление может сказаться на экономике нашей страны? — Действительно, наблюдаемое сейчас замедление мировой экономики по своим масштабам пока сопоставимо с тем, что мы видели в последний раз в 2008—2009 годах. Процесс происходит почти во всех регионах мира. Речь идёт и о крупнейших экономиках, таких как США, Европа, Китай, и о развивающихся странах тоже. Что мы видим в России? У нас с прошлого года темпы роста ВВП также замедлились. 2018 год мы закончили с ростом 2,3%, сейчас в первом полугодии у нас рост составил 0,7%, а по итогам года, мы ожидаем, что выйдем на 1,3%. Но причины замедления, на самом деле, немножко другие. Они не столько связаны с мировой экономикой, сколько с внутренними факторами. — Какой главный внутренний фактор замедления экономики России? — Отмечу, что мы ожидали это замедление ещё в прошлом году. Оно связано с тем, что экономика краткосрочно подстраивается под те меры бюджетной и налоговой политики, которые были приняты в рамках шестилетней экономической программы. Мы ожидали, что рост ВВП в 2019 году будет более слабый, но шли на это осознанно в правительстве. Это сделано для того, чтобы в последующие годы нарастить темпы роста до среднемировых и выше в соответствии с указом президента. Пока мы не видим отклонений от намеченных прогнозов. — Неужели внешние факторы никак не скажутся на планах правительства по росту ВВП? В принципе, российская экономика сейчас более устойчива с точки зрения влияния мировой среды. Приведу несколько примеров. За последние полтора года на глобальных рынках произошло два ценовых шока в нефтяной отрасли. Осенью прошлого года цены на нефть в определённый период упали на 40%, а весной этого года — на 20%. Позже котировки восстановились, но тем не менее, раньше такие большие шоки наша экономика обычно переживала очень болезненно. Они сопровождались обесценением валюты, ускорением инфляции и рецессией. В этот раз мы ничего такого не наблюдали. Валюта и финансовые рынки оставались стабильными, инфляция снижалась, и экономический рост сохранялся. Кроме этого, у нас было два раунда довольно серьёзных антироссийских санкций, которые мы тоже пережили без каких-либо критических последствий. В будущем, с точки зрения влияния сырьевых рынков и мировой экономики в целом, наша российская экономика будет в меньшей степени обращать на это внимание. — С чем это связано? Во-первых, это связано с тем, что та макроэкономическая политика, которая была выстроена за последние годы, она просто уже автоматическом режиме позволяет экономике без ущерба адаптироваться к таким шокам. У нас есть резервы, которые могут быть использованы для поддержки экономики, а валюта отвязалась от нефтяных котировок. Всё это обеспечивает устойчивость. Во-вторых, за последние несколько лет заметно укрепилась наша конкурентоспособность на мировом рынке. Я сейчас говорю именно не о нефтегазовом секторе. Усилились ценовые преимущества наших компаний. Поэтому наша экономика будет в меньшей степени реагировать на замедление спроса на внешнем рынке. В первую очередь пострадают те, у кого конкурентоспособность ниже. — О компаниях каких не нефтегазовых отраслей идёт речь? — Это наши традиционные отрасли, в которых Россия сильна на экспорте —металлургия, химическая промышленность. В этих сферах в плане конкурентоспособности мы лучше всех. Отраслевые аналитики часто смотрят на так называемую кривую издержек (затрат, связанных с производством. — RT). В левой части этой кривой находятся самые низкие издержки, а в правой части — самые высокие. Когда на мировом рынке падает спрос падает на продукцию, в первую очередь страдают компании с самыми высокими издержками. Большинство наших компаний в традиционных секторах экспорта — они в левой части этой кривой. То есть, в случае глобального шока, российские компании станут последними, кто ощутит на себе негативный эффект. — Вы упомянули о том, что нефтяные цены всё меньше влияют на динамику рубля. Во многом это связано с действием бюджетного правила. Учитывая, что даже в условиях колебаний энергорынка нефтяные цены уже больше двух лет остаются выше $50 за баррель, считает ли Минфин возможным повысить ценовую отсечку в бюджетном правиле? — В первую очередь бюджетное правило было сделано для того, чтобы отвязать нашу экономику от цен на нефть. Раньше нам поступало больше нефтяных доходов и мы их использовали именно через расходы, укреплялась валюта, мы начинали покупать больше импортных товаров. Такая ситуация подстёгивала благосостояние в том числе и наших граждан. Но этот рост был по сути иллюзией: как только нефтяные доходы падали, сразу же испарялось и благосостояние. Поэтому бюджетное правило, которое сейчас действует, оно фиксирует тот уровень природной ренты (добавочный доход. — RT), которая используется в экономике. Эта природная рента зафиксирована на долгосрочный отрезок времени. Мы говорим не о текущем или следующем годе, а о горизонте следующих поколений. В этом плане менять цены отсечки означало бы отказаться от всей конструкции по снижению экономики от цен на нефть. Нам кажется, что на это ни в коем случае идти не нужно, если мы хотим сохранить устойчивость экономики к изменениям внешних условий. — Как в Минфине оценивают текущую ситуацию на нефтяном рынке? Ожидаете ли вы снижения цен на сырьё? — Если даже не говорить о каких-то долгосрочных горизонтах, а посмотреть на ближайшие два года — пять лет, мы увидим огромный объём незадействованного предложения в разных странах. Речь идёт и о государствах соглашения ОПЕК+, и о связанном с геополитикой сокращении предложения, которое произошло в Венесуэле, в Иране из-за санкций. Сейчас объём недоиспользованной добычи составляет порядка 5—6 млн баррелей в сутки. Чтобы задать контекст этой цифре — это примерно пять—шесть лет нормального мирового роста спроса на нефть. Сегодня спрос на сырьё растёт примерно на 1—1,2 млн баррелей в сутки. То есть сейчас сформировался огромный навес недоиспользованных мощностей по добыче. Производство нефти вне этих стран растёт примерно на 1,5—2 млн баррелей в сутки. То есть рост добычи сегодня уже опережает спрос. И это создаёт фундаментальные предпосылки для снижения цен на нефть. То есть это только вопрос времени, когда котировки снизятся. В конечном итоге всё равно фундаментальные причины возымеют своё. Да, сейчас в рамках соглашения ОПЕК+ мы достигаем стабилизации цен на определённом уровне, но в конечном итоге ценовые соотношения должны выровняться для балансировки рынка. Это может занять некоторое время, и было бы опрометчиво надеяться, что цены и дальше будут высокими. На самом деле фундаментальная картина говорит совсем об обратном. Скорее, нам стоит быть более подготовленными к снижению цен. — К какому равновесному уровню могут опуститься цены? К чему стоит готовиться? — Равновесные цены примерно на том же уровне или чуть повыше ценовой отсечки в бюджетном правиле. В 2017 году этот показатель составлял $40 за баррель реальном выражении, но в связи с мировой инфляцией в 2% значение ежегодно индексируется. Могут ли цены краткосрочно упасть ниже? Конечно могут. Они всегда колеблются вокруг равновесного уровня, и в стрессовой ситуации они, скорее всего, упадут ниже. Но к такому развитию событий мы уже готовы. За последние несколько мы лет накопили ликвидных резервных активов больше 7% ВВП. Это означает, что в течение трёх — пяти лет страна может без последствий для экономики жить с ценами на нефть и $30 за баррель. Если нефтяной шок будет краткосрочным, то и более глубокое падение цен на нефть мы переживём без каких-либо существенных негативных эффектов. — Помимо шоков сырьевого рынка вы также отметили и финансовую устойчивость экономики. В начале августа Международное агентство Fitch повысило кредитный рейтинг России. С чем, на ваш взгляд, связано такое изменение оценки? — Это связано с тем, что за последние несколько лет была, по сути, с нуля реформирована конструкция макроэкономической политики. Сейчас она в автоматическом режиме обеспечивает и гарантирует устойчивость экономики к внешним условиям как на финансовых, так и на сырьевых рынках. Это, собственно говоря, отражение той работы, которая была проделана. Теперь перед нами стоит задача совсем другого порядка — ускорить экономический рост, не жертвуя тем, чего мы уже достигли. Другими словами, нужно уже на имеющейся базе поднять темпы роста экономики до среднемировых — 3—3,5% в год. Особенность рейтинговых агентств в том, что они оценивают риски и должны скептически ко всему относиться. Так же, как в 2014 году все с сомнением относились к тому, что в России может быть стабильная инфляция 4% и сбалансированный бюджет при нефти $40 за баррель, так же сейчас все скептически относятся к тому, что Россия может расти темпами 3—3,5%. Впрочем, по мере того, как факты буду доказывать обратное, это будет подталкивать рейтинги ещё выше. — Как повышение рейтингов уже сейчас может сказаться на инвестклимате в России? — Ну, мы видим, в первую очередь, довольно серьёзный интерес со стороны иностранных портфельных инвесторов — тех, которые инвестируют в наши ценные бумаги. Это и государственные облигации, и долговые бумаги крупных компаний, и, конечно же, акции. С начала года российский фондовый рынок показал самый лучший рост среди всех развивающихся стран. То есть, приток портфельных инвестиций уже идёт. Если говорить о влиянии рейтингов, то ситуацию можно сравнить с вопросом курицы и яйца. Обычно из-за консервативного подхода рейтинговых агентств, именно они следуют за рынком, а не наоборот. То есть, рынки сначала подсказывают, а потом рейтинговые агентства, уже осознав, что уже улучшения произошли, отражают его в рейтингах. Я думаю, что и сейчас примерно такая же ситуация происходит. — Как, на ваш взгляд, российская валюта может отреагировать на повышение рейтингов и приток инвестиций. Рубль у нас сейчас находится в свободном плавании. То есть, ни Центральный Банк, ни правительство не вмешиваются в ценообразование на валютном рынке. Здесь многое зависит и от настроений мировых и внутренних инвесторов, и от развития событий в отношениях между крупными странами. Сейчас рубль с меньшими колебаниями, но всё равно будет следовать в соответствии с этими настроениями. Важно отметить, что сырьевые рынки уже не влияют на нашу валюту. Сейчас у нас есть возможность обсуждать повестку развития и прорыва, а не переживать о том, как наша экономика отреагирует на падение нефтяных цен на 20%, 30% или 40%. Даже в этом случае, как показал пример прошлого года, мы будем заниматься повесткой развития, а не реагировать на какие-то кризисные очаги, просто потому что их просто не будет.
