«Черный август»: попытка социально-философского осмысления

Август традиционно рассматривается как сакральный для России месяц, приносящий кардинальные повороты в политике, экономике, социальной жизни. Художник: Юрий Аратовский Надо, впрочем, отметить, что эта «негативная сакральность» августа стала продуктом последних десятилетий, вероятно, отражая изменившуюся цикличность жизни постсоветского человека: советский человек жил от «майских» до «ноябрьских», подчиняясь ритму плановой экономики, задававшей темп и общественной, и персональной жизни человека. А эпоха перемен — наполненные внутренним и внешним социально-политическим катастрофизмом «лихие святые девяностые», окончательно сломавшая «социальные часы» советского человека, не заместила их чем-то новым, а оставила свободным данное социальное пространство, позволив ему заполниться социальными мифами, суевериями и воспроизводимыми стереотипами, наиболее живучими из которых, конечно, являются негативные. Человеческому обществу, особенно периода глобализации и стрессовой социально-экономической жизни, свойственно несовпадение биоритмов и социального темпа. Зачастую с августа оно усиливается несовпадением начала и конца экономического, климатического и социального годов. Проблемным фактором, провоцирующим индивидуальное и социальное перенапряжение, становится невозможность преодоления разнонаправленности биологических ритмов человека и групп людей и технологической монотонности индустриального общества. Во многом из необходимости преодолеть эти конфликтные асимметрии вытекает стремление максимизировать социальный эффект технологических изменений в рамках концепции «Четвертой промышленной революции» и «нейрофикации человека». Вообще, преодоление фактора «биологических часов» человека, вероятно, станет задачей следующего этапа развития «позолоченного миллиарда», остающегося в пространстве глобализации. Иными словами, проблема «августа» существует, является производной от целого комплекса причин и отрицать ее бессмысленно. Но только в России август однозначно связывается с негативом и рассматривается как сакральный. Для большинства других стран август просто остается месяцем, когда резко снижается деловая активность и падает эффективность работы государственных органов. Сакральность августа для общественной жизни России, да и мира в целом, подтверждается чередой событий, вполне отчетливо вписывающихся в это понимание. Просто перечислим: Начало Первой мировой войны, а если говорить строго, то и Второй. Первое и второе применение атомного оружия — 1945 г. В августе 1945 г. мир вступил в новую эру, и пока попытки из нее выйти не привели к какому-то прорывному результату. Для СССР произошедшее имело самостоятельное значение, поскольку сформировало на десятилетие вперед, а то и на больший срок, новую систему отношений с бывшими союзниками, но пока еще партнерами. Полузабытые ныне массовые беспорядки в г. Темиртау (в то время — Казахстанская СССР) — 1959 г., ставшие тревожным, но не услышанным «звоночком» советскому руководству относительно невозможности дальнейшей реализации политики «догнать и перегнать любой ценой». Август 1979 г. — столкновение двух советских самолетов Ту-134 в небе над Днепродзержинском, в котором погибла футбольная команда «Пахтакор». В этом же месяце произошла катастрофа самолета Ту-124 рейса Киев — Казань. Череда «августовских» авиакатастроф этим случаем не ограничивается. Наиболее запомнившимся стало падение Ту-154 рейса Анапа — Санкт-Петербург под Донецком в 2006 г. В августе 1980 г. в пожаре при крайне странных обстоятельствах, начавшемся на борту саудовского самолета L-1011, сгорит заживо 301 человек. Чуть меньше чем через 5 лет — в августе 1985 г. — подобный самолет упадет в США в районе Далласа. А через 10 дней — 12 августа — случится одна из крупнейших авиакатастроф в истории гражданской авиации: в горах упадет Боинг 747 японской авиакомпании JAL, погубив 520 человек. 31 августа 1986 г. — катастрофа пассажирского корабля «Адмирал Нахимов» в бухте Новороссийска, гибель более 400 человек. «Августовский путч» 1991 г. и резкое ускорение процессов распада государственной власти СССР, приведших через короткое время к формальному распаду Советского Союза. Июль 1997 г. — завязка Азиатского финансового кризиса (1997–1998 гг.), масштабы которого стали окончательно очевидны именно в августе. Этот полузабытый кризис закрыл для российских реформаторов «прямую» дорогу к интеграции в западную экономику и открыл извилистую тропинку финансовых неоднозначностей. Во многом этот кризис, к слову, стал поворотным в развитии глобализации в целом: перспективы неоиндустриального капитализма растворились вместе с инвестиционным потенциальным «новых индустриальных государств», пресловутых «азиатских тигров», и монопольно господствующей моделью развития стал инвестиционно-спекулятивный капитализм. «Дефолт» и начало глубокого финансового кризиса 1998 г. Не пройдем мимо и событий, произошедших за три года до этого — 25 августа 1995 г. произошел кризис на межбанковском кредитном рынке, продемонстрировавший, что такое «невидимая рука рынка» и в каких случаях она становится видимой. Ну а за год до этого — о конкретной дате идут споры, но большинство считает, что это было 4 августа 1994 г. — произошел крах пирамиды МММ, открывший череду многочисленных банкротств «инвестиционных» компаний и различных «чековых» инвестиционных фондов. И многочисленные «инвесторы» наконец осознали свое место в пищевой цепочке молодого российского капитализма. Рассмотрение ситуаций, связанных с финансовым кризисом, в обратном порядке помогает понять, насколько последовательным и отважным был путь либерал-реформаторов — и насколько даже на уровне операционном не понималась сущность инвестиционной политики. Вторжение боевиков Шамиля Басаева в Дагестан и начало второй войны в Чечне. 1999 г., ознаменовавший, хотя это стало понятно несколько позднее, начало эпохи перемен в России, а затем — и в мире. Но этот же август обозначил и начало эпохи террористических актов, многие из которых произошли как раз в августе: в 1999, 2000, 2001 гг. В 2002 г. террористами в Чечне был сбит вертолет Ми-26, погибло более 120 человек. В 2003 г. был взорван военный госпиталь в Моздоке. В августе 2004 г. произошел двойной теракт на российских самолетах, осуществленный над Тульской и Ростовской областями террористками-смертницами. 1 сентября 2004 г. произошла трагедия захвата школы в Беслане; и с этого момента, похоже, терроризм получил новое измерение. В 2006 г. — взрыв на Черкизовском рынке. Летопись августовских террористических актов могла бы быть и более длинной, но уже этот список показывает, что мы оставили в «сытых нулевых» и какой путь прошли к «посткрымским десятым». В августе 2000 г. погибла АПЛ «Курск». Через две недели произошел пожар на Останкинской телебашне: в тот год казалось, что сама логика Истории сопротивлялась попыткам начать восстанавливать государство в России. «Война трех восьмерок» в 2008 г., переросшая в принуждение Грузии к миру, который Тбилиси до сих пор не может признать. Не забудем и в данном случае показать ретроспективу: грузино-абхазская война также началась в августе, но только 1992 г. Так что восприятие августа как «тяжелого месяца» имеет под собой определенные основания, если мы, конечно, признаем за обществом право на «коллективную память». Но важно и то, что, будучи феноменом коллективно-групповым (феномен «черного августа» в целом присутствует во всех социальных и образовательных группах), проявляется он в том числе в индивидуальном поведении: будучи членами социальных групп с высокими образовательными характеристиками, люди склонны отрицать «негативную сакральность» августа, но, переходя на уровень индивидуально-бытовых рассуждений, эта рациональность как минимум смягчается, а то и вовсе растворяется. Проявление одной либо другой стороны человеческого сознания зависит от контекста — событий и процессов, куда человек оказывается погружен: с социальной, да и с социально-экономической точки зрения человек реагирует не столько на событие, сколько — если не больше — на тот контекст, в котором оно происходит. Так что многое, и правда, зависит от того, каким же будет для России очередной август с точки зрения контекста, зачастую находящегося вне нашей власти. Другой вопрос: что еще большее количество событий и в России, и в мире в целом не вписывается в «августовский сценарий». Начало Великой Отечественной войны 22 июня 1941 г. Здесь хронология играет тоже очень значимую роль — нападение на СССР в августе было просто невозможным для Гитлера. Правда, нельзя не сделать пометку, что крупнейшие военные катастрофы в ходе той войны произошли именно в августе: киевское окружение 1941 г., и разворот немецких армий на Сталинград произошел тоже в августе, но уже 1942 г. Пик Курский битвы, когда решалось очень многое в том, насколько быстро удастся сломать гитлеровскую военную машину, пришелся на июль 1943 г., хотя формально Курская битва и завершается (по мнению большинства историков) в третьей декаде августа. Но завершается относительно успешными, несмотря на сложный исход самой Курской битвы, наступательными операциями Советской Армии. Так что август 1943 г. был непростым, но победным. Авария на Чернобыльской АЭС — 26 апреля 1986 г. К слову, классический пример советского цикла «от майских к октябрьским», когда был выбран, казалось бы, безопасный период, чтобы провести небезопасный эксперимент. Расстрел парламента в Москве — октябрь 1993 г. — не менее трагические события, имевшие не менее жесткие политические, да и общественные последствия, нежели пресловутый опереточный «августовский путч». Крах «доткомов» — первый фондовый кризис на рынке высоких технологий — март 2000 г. Террористические акты против башен-близнецов в Нью-Йорке в сентябре 2001 г., хотя в данном случае можно говорить об «августовском шлейфе». Террористический акт в театральном центре «На Дубровке» на мюзикле «Норд-Ост» — октябрь 2002 г. Начало острой фазы мирового финансового кризиса 2008–2009 гг. пришлось на сентябрь–октябрь. Причем, хотя кризисные тенденции нарастали в глобальной экономике постепенно и пузырь на американском ипотечном рынке был замечен еще в 2007 г., острая фаза кризиса была более чем внезапной, а август 2008 г. прошел вполне спокойно. Отметим, что в последние годы негативная «нагруженность» августа резко сократилась, и если проанализировать события, позволившие именовать август «черным месяцем», то сокращение негативно окрашенных событий совершенно очевидно: оно отражает постепенное укрепление основных институтов власти и общества, преодоление основных системных уязвимостей, характерных для России 1990-х и даже «нулевых» годов. Например, и август 2018 г., и август 2017 г. прошли сравнительно спокойно, хотя это и не привело к размыванию феномена негативных августовских ожиданий. Но утверждать, что «проблемы августа» совсем не существует, нельзя. Она есть и является разноплановой, но, конечно, в основном лежит в области психологии — психологии скорее социально-групповой. Так что ключевой проблемой, касающейся «черного августа», является проблема ожиданий; и вряд ли она уйдет с «повестки дня», пока живо поколение, системно помнящее 1990-е гг., даже если по благоприятному стечению обстоятельств в ближайшие годы августы принесут поток позитивных новостей, что пока выглядит маловероятно. Тем не менее во всех различных по причинам и содержанию кризисных ситуациях и трагедиях августа есть ряд специфических, но вполне рациональных предпосылок к концентрации именно в августе негативных событий: Синдром летней расслабленности. Кризисы, аварии, конфликты и провалы провоцируются усталостью от периода отпусков. Эта усталость накрывает и тех, кто «переотдыхал», и тех, кто наблюдал за окружающими с рабочего места. Подобный синдром ощущается на транспорте, в системах безопасности и проч. Синдром «резервного экипажа», когда «основной» состав, эксплуатирующий сложную систему, коллективно уходит в отпуск в самые престижные месяцы, а их место занимают «честолюбивые дублеры» со всеми вытекающими последствиями. Синдром «отсутствия начальства» — по сути дела, то же, что в предыдущем случае, но в меньших, индивидуальных масштабах. На место уехавшего к летнему морю осторожного руководителя приходит честолюбивый зам. Хотя, конечно, в данном случае сезонность выражена существенно слабее, но объективно август-месяц является периодом, когда контроль над деятельностью подчиненных ослабевает. Фактор «инвестиционной паузы». Это характерно в системах, где циклы финансирования начинаются с сентября, а значит, и рост инвестиционной активности начинается с него, тогда как в августе и даже июле зачищаются все основные долги. В финансах проводятся рискованные операции на фоне общего сокращения осмысленного спроса на инвестиционный капитал и высвобождения ресурсов для спекуляций. Вероятно, значимость этого фактора будет постепенно расти. Иллюзия возможности решения проблемы до «конца года». Именно так начинались две мировые войны, причем в одном случае — ситуации начала ВМВ — казалось, все получится. Безусловно, в современном мире политическая и экономическая сезонность перестала играть доминирующую роль по сравнению с XIX и даже началом XX в., но тем не менее продолжает психологически присутствовать в процессе принятия политических и экономических решений. Принципиальная разница между этим фактором и приведенными выше — в данном случае август становится «черным» в результате вполне рационалистического принятия решений. Понятно, что для катастрофы необходимо сочетание нескольких факторов в добавление к набору случайных, вернее, не познанных до конца, обстоятельств, но негативная сакральность августа вполне может быть — конечно, с определенными допущениями — разложена на составляющие. Хотя это и не будет рецептом для предотвращения катастроф и, тем более, не будет способствовать предотвращению финансово-экономических кризисов. Нельзя пройти мимо того обстоятельства, что нынешний август 2019 г. и для России, и для мира становится почти рубежным месяцем. Обострение ситуации в Персидском заливе, начало нового цикла обострения военно-политической ситуации на Донбассе, анонсирования новой волны санкций против России и активизация в нашей стране протестных настроений. Пожары и наводнения в зауральской части страны также не добавили общественного оптимизма, учитывая относительно низкую эффективность действий государственной власти. Да и в мире накапливаются опасения относительно перегрева американской экономики и возможного нового финансово-инвестиционного «спазма», которые специалисты, впрочем, относят скорее на 2020 г. Но возможный обвал «Дойче Банка» уже точно становится вопросом ближайшей перспективы. Нельзя пройти и мимо стимулируемых (в том числе через СМИ) ожиданий новой волны перемен и реформ, за которыми якобы маячит новая политическая и историческая эпоха. То, что Россия подошла к рубежу принятия решений по изменению экономической модели развития, кажется бесспорным уже очень многим, хотя предлагаемые альтернативы слишком различны, чтобы говорить о каком-то реально сложившимся элитном, а тем более общественном консенсусе. Но какие-то эффективные политические сдвиги могут обозначиться только как результат и одновременно инструмент обеспечения этих экономических трансформаций и новой экономической модели. Думается, это тот случай, когда ожидания совершенно необязательно должны перерасти в нечто действительно фундаментальное на поле реальных социально-экономических процессов. В нынешнем августе мы можем столкнуться с фактором кумулятивного накопления разнородных негативных ожиданий (копившихся, впрочем, последние несколько лет), способных прорваться в социально-политическое пространство при относительно незначительном событии. Эту опасность стоит рассматривать как реальную, учитывая, что предпринятые ранее попытки «выпустить пар» общественного напряжения привели скорее к еще большему подъему его градуса. Раздувание ожиданий очередного «черного августа», наблюдаемое нами сейчас в известных сегментах политического, экспертного и медийного пространства, — есть пример почти классической информационной манипуляции, направленной на то, чтобы «поставить телегу впереди лошади», заставив угрозой «социального катастрофизма» российскую власть выбрать тот или иной вариант перемен. И надо быть крайне наивным, чтобы не предположить, что «фактор Украины» сыграет в этих манипуляциях определенную роль. Но нельзя сказать, чтобы надежды на формирование именно сейчас пространства дополненной социально-политической реальности в России ни на чем не основывались. Безусловным фактом является и то, что события, обозначившиеся в июле 2019 г., актуализируют негативное восприятие августа и могут существенно обострить общественную реакцию на те или иные события выше определенного уровня. Российское общество приняло тот факт, что «стабильности» как состояния нарастания потребления в комфортных условиях, увы, не предвидится, но перемен оно также боится — и правильно делает. В этом смысле российское общество оказывается даже более продвинутым, нежели общества западных стран, пока не способных свыкнуться с неизбежностью перемен и крушением «порядка вещей», исключительно социально комфортного для «среднего» человека. Но и российское общество, и общества развитых стран уже созрели для того, чтобы воспринять любое событие в качестве сигнала о начале «перемен» и среагировать неадекватно. Причем для провоцирования катастрофических «обвальных» социально-психологических последствий может оказаться совершенно не нужна какая-то системная причина: достаточно относительно случайного события. Этим и опасна сегодняшняя общественная атмосфера, когда ожидания очередного «черного августа» развиваются на фоне недоверия к значительной части общественных институтов. Ожидания «черного августа» — тот случай, когда настроения («идея») при определенных условиях, например ослаблении государственной власти или контроля над выполнением рутинных функций, становятся реальной движущей силой экономических и политических процессов. В этом смысле парадигма «черного августа» — одно из первых (и еще исключительно ситуативное) проявлений социо-коммуникационной гибридности, с которой российское общество столкнулось. Другой вопрос, что ни одна из упомянутых предавгустовских проблем не является фатально завязанной на август. Все они могут быть как минимум «отложены», а как максимум переведены в формат длительного процесса, не предполагающего обязательного деструктивного исхода. Остается только надеяться, что в условиях массированных августовских отпусков и давно ожидавшегося в Центральной России (и в Москве в частности) потепления ни у кого — не только в России, но и в мире в целом — не возникнет искушения использовать сложившиеся стереотипы ожиданий в неблаговидных целях. Хотя обстановка на мировом финансовом рынке как раз благоприятствует реализации крупных манипуляционных комбинаций. Автор: Дмитрий Евстафьев — профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики