Секрет византийского долголетия

Как интернет помогает переоценивать прошлое и почему историк должен путешествовать. В гостях у ведущего передачи «Вопрос науки» Алексея Семихатова специалист по истории Византии XII века и исследователь византийских ландшафтов Турции Роман Олегович Шляхтин. Византия — это название позднее, они себя считали до самого конца римлянами. Более того, это название оказалось настолько заразительным, настолько четким, что даже когда османы взяли город, султан присвоил себе титул Кесарь Римский, что продлить империю еще дальше. Поэтому, когда мы говорим, что империя просуществовала тысячу лет, это может быть даже неправильно. Потому что, если формально считать Османскую империю преемницей Византии, а турецкие исследователи и историки убеждены в этом, то конечно Византия закончилась вместе с Османской империей и это уже XX век. Захват Константинополя султаном Мехмедом II, фрагмент диорамы в Стамбуле До самого последнего момента существование, до мая 1453 года, византийцы надеялись на то, что Господь сохранит империю. Это читается из источников. Империя пульсировала постоянно. Понимаете, когда вы смотрите на карты, особенно современные, и смотрите Византию в динамике, вы видите, как она сжимается, но мы забываем, что это сжатие идет тысячу лет. Сергей Павлович Карпов, великий русский византинист, говорил очень простую вещь: «Византийским упадком считается эпоха Палеологов». Много ли у нас в истории таких государств, которые в стадии упадка пребывали по 200 лет? Византия пульсирует, сжимается и разжимается, но это происходит не только благодаря армии, не только благодаря военным технологиям, но благодаря тому, что византийцы умели изобретать смыслы, которые мы с вами используем до сих пор. Они изобретали какие-то паттерны мышления, какие-то способы осознания пространства, способы осознания искусства, которые оказывались интересными для многих народов, кроме них. Хороший пример — икона, хороший пример — крестово-купольный храм. Мой любимый, самый простой пример, материальный — это стеклянные браслеты. Дело в том, что в Византии в XII веке, в эпоху, которой я занимаюсь, вошли, судя по всему, в моду (их массово встречают на раскопках) браслеты, сделанные из стекла. И мы можем анализировать в книге «Византийское стекло» то, что эти браслеты делались из стекла, которое производилось на территории современной Болгарии. Очень похожие браслеты (мне говорили коллеги) нашли в Новгороде. Где Новгород и где Константинополь. Компьютеры можно использовать не только для заказа еды и заказа авиабилетов, но еще и для углубления наших знаний о прошлом. Даже само наличие поисковых систем позволило собрать огромную информацию, которая раньше не была в научном обороте. Помимо этого, они от римлян унаследовали очень важную вещь. От римлян они унаследовали еще и ландшафт: это дороги, это огромное культурное заселенное пространство, при этом в ранней Византии это пространство было настолько огромным, что мы его слабо себе представляем. Это была не только территория современной Турции, где мы ожидаем встретить византийские памятники, но и территория современных Сирии, Израиля, Египта, это была огромная держава. И в этот ландшафт, который был на этот момент не только римским, но еще и предыдущих культур Ближнего Востока, вот этот ландшафт византийцы унаследовали, развили и адаптировали под себя. Я исследую ландшафт с помощью методологии, которая называется digital humanities, по-русски это цифровые гуманитарные исследования. Дело в том, что компьютеры, которые мы используем с вами в повседневном быту, которые сейчас везде у нас, и мы не представляем жизни без интернета, их можно использовать не только для заказа еды и заказа авиабилетов, но еще и для углубления наших знаний о прошлом. Даже само наличие поисковых систем позволило собрать огромную информацию, которая раньше не была в научном обороте. Но самое важное, это конечно те инструменты, которые сами историки разрабатывают для того, чтобы изучать свою дисциплину более глубоко. Собор Премудрости Божией (Айя-София), символ могущества Византии Например, у византинистов есть такой аппарат, который называется TLG — это корпус византийских текстов, т.е. огромное количество этих текстов, загнанное в распознаваемый массив. Вы можете посмотреть эволюцию любого греческого слова в разных контекстах с V века до нашей эры по XV-й век нашей эры, и это то, что мы называем «византийским гуглом». Естественно, чтобы этим воспользоваться, вам нужно знать греческий язык, и вот здесь компьютер за вас древнегреческий не выучит. Но благодаря этому новому инструменту, вы можете узнать, допустим, как изменялось название, взять населенный пункт и поискать его во всех текстах. И уже одно это может вам дать те данные, которых не было у ваших предшественников. Я думаю, что одной из целей моей научной карьеры является создание многослойной карты Византийской империи, т.е. не просто атласы компьютерные типа Гугла, но той карты, которая могла бы собрать в себе все имеющиеся данные (текстовые, фотографические, научные) про населенные пункты, которые нам известны в Византийской империи. Чтобы можно было кликнуть, условно говоря, на какую-нибудь маленькую деревню в Малой Азии и узнать, кто ее как исследовал, что найдено и в каких источниках она упоминается, кто проезжал, куда он еще ездил и как. И вот такая многослойная база данных, одновременно предназначенная и для экспертного сообщества, и для людей, которые в первый раз решили зайти в нее, на мой взгляд, стала бы настоящим прорывом, потому что одной из больших проблем византинистики остается ее оторванность от широкой публики. Так же как Византия менялась постоянно, так же как греческий язык на протяжение византийской истории, на котором писали чиновники, менялся, так же как способ письма менялся, так же меняются наши представления. Византинисты сейчас с помощью компьютера смогли собрать воедино огромный массив данных, который до этого был разобран по множеству разных отдельных книг. У Византии нет государства-наследника. Множество государств претендуют на право наследника Византии, и поэтому часто бывает так, что византинисты, живущие в одном конце света, например, в Японии, могут не знать про работы других византинистов в другом конце света, например, про работы турецких византинистов, которые пишут на турецком языке. Сейчас же компьютер, интернет и глобальное распространение английского языка преодолело эту проблему, а наличие онлайновых статей и журналов позволяет исследователям Японии следить за исследователями Турции и наоборот. Это, с одной стороны. С другой стороны, постоянно растет наш массив данных о Византии, в том числе, как ни странно, за счет рукописей, потому что рукописи исследуются по-новому, просвечиваются палимпсесты, находятся новые рукописи в греческих монастырях, до которых раньше дело не доходило, переоцениваются старые исторические источники. У нас появляются новые методологические подходы, например, gender studies — исследования истории женщин Византии. На моей памяти за последние пять лет совсем новых текстов переоценено было один или два, а актуализировано много. Но самое главное для меня то, что постоянно пополняется наш корпус данных не только за счет текстов, не только за счет переоценки, но и за счет данных с мест. В Турции, к счастью, развивается постепенно византийская археология, появляется все больше и больше описаний памятников, часто до этого труднодоступных или полностью неизвестных, многие из которых, как мне кажется, в будущем могут перевернуть наши представления о том, как мы представляем себе византийскую эпоху. Для достижения познания прошлого нам необходим контакт с землей, иногда в чисто физическом смысле. Историк, чтобы понимать, как жили люди прошлого, должен ходить физически по тем объектам и щупать руками те объекты, с которыми он работает. Так же как Византия менялась постоянно, так же как греческий язык на протяжение византийской истории, на котором писали чиновники, менялся, так же как способ письма менялся, так же меняются наши представления. Не надо думать, что мы отделены от людей прошлого такой огромной преградой. Это такое представление, про которое Мандельштам сказал очень правильно, что XIX век брал фонарь и светил фонарем в прошлое и видел только то, от чего отражается луч света. Я против такого подхода. Я считаю, что мы неизбежно берем фонарь и неизбежно тоже смотрим в прошлое, но у нас есть возможность, благодаря тому, что мы другие, расширять поле действия этого фонаря, в том числе благодаря компьютеру. Для достижения познания прошлого нам необходим контакт с землей, иногда в чисто физическом смысле. Историк, чтобы понимать, как жили люди прошлого, в моем представлении, должен ходить физически по тем объектам и щупать руками, по-возможности (в музее вы не пощупаете, конечно, вас арестуют), те объекты, с которыми он работает. На мой взгляд, это дает более полное представление о прошлом и позволяет историку более адекватно говорить с современниками, потому что не стоит забывать, что работа историка не только производить научные данные, но и рассказывать хорошие истории, убедительные истории. А пока ты не пощупаешь, пока ты не сходишь и не съездишь, пока ты не встретишь закат или восход на горе над Никеей, ты этого эффекта, как мне кажется не достигнешь.