Кирилл Кабанов: Людям слишком долго внушали, что деньги – это главное

На минувшей неделе генпрокурор РФ Юрий Чайка представил Совету Федерации доклад о том, как в России обстоят дела с коррупцией и с борьбой с ней по итогам 2018-го. Выводы неутешительные: количество преступлений в этой сфере выросло на 66%, ущерб оценивается в 65,7 млрд руб. (против 39,6 млрд руб. в 2017-м). Выросло количество коррумпированных сотрудников ФСБ, МВД, СК (тут больше всего — плюс 38%), а из 16 тысяч привлеченных к ответственности в 2018-м 10 тысяч — должностные лица. Что же происходит? Почему чем больше боремся с коррупцией, тем она сильнее цветет? Этот вопрос обсуждаем с главой Национального антикоррупционного комитета (НАК) Кириллом Кабановым: — Может, это не столько борьба, сколько ее имитация? — Ошибка думать, что если мы показываем большие цифры, то коррупция увеличивается. На самом деле начинают эффективнее работать правоохранительные органы. Если взять статистику начала 2000-х, обнаружим: тогда главными коррупционерами были врачи и учителя. На втором месте — рядовые милиционеры. Сейчас подход иной: дела возбуждаются по организованным преступным группам (вспомним хотя бы Арашукова). Причем берут многолетнюю деятельность этих ОПГ. Поэтому и суммы ущерба, соответственно, выше. — Но в итоге-то преступники, кажется, не боятся. После эры Сердюкова, в оборонке вроде все стало неплохо. А сейчас там дела о коррупции. В Роскосмосе и вовсе, как выяснилось, украли порядка двух «Союзов» (1,6 млрд руб.)... — Проблема Роскосмоса в том, что его экс-глава Комаров не мог сломать сложившуюся за десятилетия бизнес-ситуацию в корпорации. Ее начал ломать Рогозин, еще вместе с Комаровым. И то, что вскрыли этот нарыв внутри системы, можно расценить как победу. — А почему больше становится коррумпированных силовиков? Чувствуют безнаказанность? — Здесь своя закономерность. Как только силовики стали разрабатывать большую коррупцию, они попали в зону риска: уровень взятки тут становится столь крупным, что даже рядовые (не говоря уже о начальниках) устоять не могут. — А честных уже не бывает? — Ничего удивительного в этом нет. У нас с начала 90-х формировали только один принцип: все решают деньги, а человек, живущий по кодексу чести, — неудачник и лузер. Восстановить приоритет морали будет очень сложно. Сейчас в следствие пришло молодое поколение с низким моральным уровнем. И то, что их арестовывают, правильно. Раньше их прикрывала система, сейчас — нет. Это естественный отбор, такой путь прошли все капстраны. Постепенно система будет выстаиваться по-другому, низовая коррупция и коррупция в бизнесе уйдет (снизится до минимума), но останется, как и во всех странах, политическая коррупция, скрытая от обычных граждан. И, как сейчас на Западе, люди будут уверены, что у них очень низкий уровень коррупции. — Хотите сказать, в целом процесс позитивный? — Знаете, это как с фурункулом. Можно его потихоньку поддавливать, гной будет понемногу выходить, а фурункул — продолжать расти. А можно его вскрыть оперативным путем, и сразу выльется огромное количество гноя. Тут похожая ситуация. Процесс очищения пойдет постепенно — через страх, через мотивацию ответственности... — Юрий Чайка в докладе посетовал, что не работает статья УК об ответственности следователей за незаконно возбужденные уголовные дела. Сказал, что СК таким образом защищает честь мундира... — А кто поддерживал обвинение? Прокурор. Кто выносил приговор? Судья. — Так в чем же закавыка? Оба дипломированные юристы. Неужели не видят, когда дело шито белыми нитками? — Тут несколько причин. Первая — корпоративное взаимодействие: силовики тесно общаются. И то, что говорят наверху, их мало интересует: они-то — «на земле». Вторая — коррупция. Третья — низкий профессиональный уровень. И наконец, знаете, почему судьи сегодня выносят меньше оправдательных приговоров, чем их коллеги даже во времена сталинских репрессий? — Почему? — Потому что их тут же пригласят и спросят: какую взятку ты получил? Ситуация и впрямь тяжелая: коррупционная система сформировалась — ее идеология, повторюсь, создавалась с 1991-го. И победить ее неимоверно тяжело. Надо отметить, что прокуратура сейчас отменяет очень много дел. Чайка говорит о 200 закрытых уголовных делах. Прибавьте к этому порядка 2,5 тысяч случаев, когда (по данным НАК) было отказано в возбуждении уголовных дел. В докладе этого нет, и это, я считаю, ошибка прокуратуры — такие вещи надо раскрывать, давать свою оценку и трактовку. * * * Материал вышел в издании «Собеседник» №14-2019.