Лукьянов: Иррациональная политика создает феномен "мирового расстройства"
Тема ежегодной Ассамблеи Совета по внешней и оборонной политике, которая прошла в минувшие выходные, была сформулирована броско - "Мировая война или мировая революция? Чего ждать?". Организаторы сознательно обострили постановку вопроса, но дискуссия алармизма, пожалуй, не убавила, хотя обогатила его нюансами. Отсутствие упорядоченности и иррациональность в политических процессах создают феномен "мирового расстройства" Конечно, ни мировой войны, ни мировой революции в понимании столетней давности, когда война едва закончилась, а революция только начиналась, не ожидается. Мировую войну наподобие Первой и Второй представить себе почти невозможно. Ядерное оружие сдерживает крупнейшие державы от лобового столкновения. А взаимосвязанность мира не столько предохраняет от конфликтов, сколько позволяет вести их иными способами помимо обычных военных. Иными, но не менее жесткими и более эффективными. В сочетании с глубокими социальными и технологическими сдвигами, меняющими характер общественных отношений, возникает феномен, который Тимофей Бордачев метко назвал "мировым расстройством" (в отличие от "мирового устройства", который упоминали другие участники). Термин весьма точный, поскольку вмещает в себя не только отсутствие упорядоченности (что бывало в истории и раньше), но и отчетливый элемент иррациональности (а ее концентрация явно выше исторической нормы). Политика и дипломатия расстроенного времени сталкиваются с особыми проблемами. Не случайно темой, которая немало задела присутствующих, стал именно кризис дипломатии. Кажется, чопорным джентльменам, привыкшим к изнурительным интеллектуальным поединкам со своими визави за закрытыми дверями тайных переговоров, больше нечего делать. Конфиденциальности в век тотальной и всепроникающей информации не осталось, а с ней ушло и профессиональное доверие, правила даже не игры, а приличий. И вот уже рвутся мембраны между внутренним и внешним. Исчезает грань между разъяснением своих позиций, внутренней пропагандой и внешней контрпропагандой. Передразнивание становится нормой международного общения. Расстроенному миру - расстроенную дипломатическую практику! Что очень опасно, ведь дисбалансы и противоречия никуда не деваются, просто классические методы регулирования перестают работать. Когда международные институты приходят в негодность, проиграет тот, кто продолжает играть по несуществующим правилам А что же революция? Мировой пожар на горе всем буржуям в духе Владимира Маяковского пока что вроде не занимается. А вот хрестоматийная формула вождя мирового пролетариата про верхи, которые не могут, и низы, которые не хотят, похоже, актуальности не утратила. "Верхи" не воспринимаются "низами" в качестве своих, но и игнорировать это, как в "старые добрые времена", они больше не могут себе позволить. Демократия по планете со времени первого похода за мировой революцией и вправду распространилась, это не вымысел. Но и "низы", зная, чего не хотят, не могут сформулировать, а что нужно. Повсеместен запрос на справедливость, но в довольно специфическом разрезе. В условиях тотально закредитованного мира, стоящего на огромных долгах, растет протест против положения вещей, когда богатеют в этом рас(бес)порядке одни, а расплачиваются за это другие, причем буквально. Задолженности сильных мира сего фактически раскладываются на остальных. В результате нарастает отторжение, стремление к переменам, вера в новые лозунги и нетипичных персонажей, иногда выходящая за рамки реальности и переходящая в виртуализацию, как на нынешних украинских выборах. Так чего же ждать? Короткий ответ - чего угодно, но только не того, что кажется неизбежным исходя из прежних представлений. Сергей Караганов давно призывает: в международной среде, в которой приходят в негодность институты и все начинают искать способы их обойти, проигрывает тот, кто продолжает пытаться играть по несуществующим больше правилам. Или их вернуть. Одна из российских проблем - и во внутреннем, и особенно в внешнем поведении - зацикленность на обидах прошлого, непреходящее стремление доказать, что обрушение статуса и потенциала почти 30 лет назад было случайностью и в первую очередь чужой (западной) виной. Даже если мы во всем правы, эта дискуссия уже неинтересна внешним собеседникам. Они со страхом смотрят вперед, пытаясь понять, какие формы может приобрести война и революция второй четверти XXI столетия. Прежние потрясения, конечно, очень важны, ведь мы живем в шлейфе их последствий. Но не их уроки определят будущее.
