Венесуэла: «Откуда взялись типичные ультиматумы имперских времен?» (Le Monde, Фоанция)
В Венесуэле назревает трагедия, которая повлечет за собой гибель множества невинных людей. Страна оказалась на пороге иностранного военного вмешательства и кровавой бойни катастрофических масштабов. Утверждающий это человек знает, что говорит: это Энрике Каприлес (Henrique Capriles), самый известный из лидеров оппозиции. Он утверждает, что марионеточный президент Хуан Гуайдо собирается сделать из венесуэльцев «пушечное мясо». Ему известно, что Уго Чавес (президент с 1999 по 2013 год) всерьез воспринял прецедент Сальвадора Альенде (был свергнут в результате госпереворота, поддержанного США в 1973 году) в Чили и вооружил гражданское население. Ополченцев, конечно, можно будет разоружить, но они определенно окажут сопротивление. Кроме того, Каприлес понимает, что, несмотря на все страдания страны из-за внутренних политических ошибок и внешнего давления (в частности эмбарго, осужденного ООН), у венесуэльского народа все еще живо чувство национальной гордости, и он не примет внешнее вмешательство. На фоне угрозы гибели невиновных людей венесуэльские демократы, выступающие против боливарианского правительства, поднимают целый ряд вопросов, на которые им так и не удалось получить четкий ответ. Почему США и поддержавшие их европейские страны занимают максималистскую позицию, которая с ходу перечеркивает любое переговорное решение? С чем связаны такие типичные ультиматумы имперских времен, о которых у моей страны, Португалии, сохранились горькие воспоминания? Почему было отклонено предложение о посредничестве Мексики и Уругвая, хотя оно отражает отказ от гражданской войны? Почему молодой и еще несколько недель назад неизвестный венесуэльскому народу политик, член маленькой ультраправой партии, которая была напрямую вовлечена в уличные потасовки на протяжении последних нескольких лет, провозглашает себя президентом после телефонного звонка вице-президента США? И почему ряд стран решили признать его легитимным президентом Венесуэлы? Демократия и природные ресурсы Со временем мы получим ответы на эти вопросы. И нам уже известно достаточно, чтобы понять, на что они укажут. Малоизвестный в стране Хуан Гуайдо и его ультраправая партия, которая открыто выступает за военное вмешательство, долгое время были фаворитами Вашингтона в планах по «смене режима» в Венесуэле. Все это отсылает нас к истории вмешательств США на континенте. Речь идет об оружии массового поражения демократии, когда та начинает перекликаться с интересами национального суверенитета и создавать угрозу для свободного доступа североамериканских предприятий к природным ресурсам страны. Таким образом, несложно догадаться, что сейчас во главе угла стоит не защита венесуэльской демократии, а венесуэльская нефть. Страна располагает крупнейшими в мире запасами нефти (20% от мировых против всего 2% у США). Доступ к ближневосточной нефти повлек за собой «кровавый пакт» с Саудовской Аравий, крупнейшей диктатурой региона, а также разрушение Ирака, Сирии, и Ливии. Новой жертвой может стать Иран. Тем не менее ближневосточная нефть ближе к Китаю, чем к Америке, а с венесуэльской все обстоит с точностью до наоборот. Способ доступа к природным ресурсам варьируется в зависимости от страны, однако стратегическая цель всегда остается неизменной. В Чили все обернулось кровавой диктатурой. Не так давно в Бразилии доступ к огромным природным ресурсам Амазонии и нефтяным месторождениям лег в основу возвышения другого протеже Вашингтона Сержиу Мору (Sérgio Moro — министр юстиции), который превратился из неизвестного судьи в политика международного масштаба. Привилегированный доступ к базам данных позволил ему стать обвинителем бразильских левых и открыть путь для избрания сторонника диктатуры и пыток, Жаира Болсонару, который готов разбазаривать богатства страны и принять в правительство ставленника США. Что же делает Европа? Именно она в первую очередь сбивает с толку венесуэльских демократов, поскольку в прошлом играла активную роль в переговорах правительства и оппозиции. Они знают, что чаще всего переговоры срывались под американским давлением. Отсюда вопрос: что с тобой, Европа? Что ты делаешь с нашими убийцами? Если бы Европа на самом деле заботилась о демократии, то давно бы уже разорвала дипломатические отношения с Саудовской Аравией. Если бы Европу заботила гибель невинных людей, она бы давно прекратила продавать оружие, с помощью которого эта страна устраивает геноцид в Йемене… Венесуэльским демократам, наверное, казалось, что историческая ответственность Европы перед бывшими колониями подразумевает определенную сдержанность. Чем тогда объяснить такое бездумное равнение на политику, успех которой будет измеряться разрушениями в стране и загубленными жизнями? Постепенно станет ясно, что причина этого равнения заключается в набирающей силу холодной войне между США и Китаем, один из эпицентров которой находится непосредственно в Латинской Америке. Как и ее предшественница, эта война ведется не напрямую соперниками, то есть угасающей и набирающей силу империями, а посредством союзников: латиноамериканские правые и европейские правительства в первом случае, Россия во втором. Любая гегемония — плохая новость для стран, которые слишком слабы, чтобы сыграть на соперничестве. Максимум на что они могут рассчитывать, это на некоторые дивиденды в случае равнения на одну из сторон. Только вот оно должно быть полным. Если не хочешь остаться без пальцев, придется пожертвовать кольцами… То же самое верно как для Канады, так и для европейских стран. До сих пор будучи гражданином Португалии, я чувствовал себя хорошо представленным правительством моей страны во главе с премьер-министром социалистом Антониу Кошта, которое находится у власти с 2016 года. Сегодня же легитимность, которой оно наделяет марионеточного президента, и его поддержка стратегии гражданской войны вызывает у меня только стыд. Я спрашиваю себя, какую цену придется заплатить за такую дипломатическую неосторожность. Я воздерживаюсь от более резких слов, хотя они здесь были бы уместны.
