День в истории. 21 февраля: под Екатеринославом родился могильщик Российской империи

Происхождение Будущий председатель Госдумы родился в селе Попасное в семейном имении. Его отец, Владимир Родзянко, был достаточно крупным землевладельцем. Вообще род Родзянко был широко известен. С первыми столичными семьями они по знатности, может, и не могли конкурировать, тем не менее, были людьми далеко не заурядными. Дворянство получили еще в начале XVIII века. Дед Родзянко (тоже Михаил) был героем Отечественной войны 1812 года, дослужился до генерал-майора в Корпусе жандармов. Отец — Владимир Родзянко — дослужился до звания полковника в элитарном гвардейском Кавалергардском полку и некоторое время занимал пост помощника начальника штаба Корпуса жандармов в звании генерал-лейтенанта. Дед по материнской линии — генерал-адъютант Павел Витовтов. Мать — бывшая фрейлина Александры Федоровны. В семье было четверо детей, Михаил был самым младшим, мать умерла вскоре после его рождения. По семейной традиции, все мальчики были определены в Пажеский корпус. Оба старших брата Михаила дослужились до генеральских чинов, но сам он не пожелал строить военную карьеру. Совсем недолго прослужив в Кавалергардском полку, он вышел в отставку в звании поручика. Гораздо больше его привлекала общественная деятельность. Он начал уездным представителем дворянства, затем стал губернским, руководил земской управой в Екатеринославе, избирался почетным мировым судьей. В 1884 году Родзянко женился на княжне Анне Голицыной, которая по отцу принадлежала к одному из самых родовитых семейств, а по материнской линии была дальней родственницей знаменитого литератора Александра Сумарокова. До середины нулевых Родзянко жил в своих малоросских имениях. К слову, себя он считал малороссом и всегда это подчеркивал. В результате революционных событий 1905 года в России появился парламент. Выборы в Думу тогда отличались от современных, своих кандидатов выдвигали в том числе и земства. Родзянко как глава весьма крупной Екатеринославской управы имел гарантированные шансы на успех. В Госдуме он примкнул к фракции октябристов. Так именовались депутаты, стоявшие на платформе партии «Союз 17 октября». Октябристы считались умеренно правой партией, находясь где-то между кадетами и националистами, оказывали умеренную поддержку некоторым правительственным начинаниям, в частности, столыпинской реформе (младший брат Столыпина входил в ЦК партии). Большой политик Вплоть до 1911 года председателем Госдумы был лидер фракции октябристов Гучков. После его ухода голосованием был выбран Родзянко как относительно умеренная кандидатура, устраивавшая большую часть депутатов. Взлет Родзянко, который в Думе прежде не был на первых ролях, стал сюрпризом. Впрочем, он достаточно быстро освоился с этой должностью. В Петербурге он жил неподалеку от Таврического дворца, и со временем его квартира стала своеобразным думским штабом для разного рода частных совещаний. В период работы парламента Родзянко жил в столице, но на думские каникулы уезжал в малоросские имения. После смерти Столыпина отношения между партией и властью ухудшились. С 1913 года октябристы ушли в оппозицию и постепенно прекратили существовать как единая фракция, раздробившись на несколько мелких. Самую большую из них — земцев-октябристов — возглавил Родзянко. По-настоящему бурную деятельность политик развил уже в годы Первой мировой. Отношения между парламентом и правительством перед началом войны были плохими, но патриотический порыв на время примирил все споры. Впрочем, в Думе опасались, что в случае слишком удачного хода войны правительство и монарх припишут победу себе, и старались быть, что называется, «в каждой бочке затычкой», чтобы также претендовать на лавры победителя и выторговать себе какие-то преимущества. Родзянко проявлял бешеную активность: выступал с речами на торжествах и манифестациях, напутствовал, критиковал, бранил, советовал. Дума в годы войны пыталась все время быть на виду, а голосом, рупором парламента стал Родзянко. С 1915 года шаткое единство рухнуло, и значительная часть Думы окончательно ушла в оппозицию, организовав Прогрессивный блок. Родзянко вместе с думской оппозицией сумел добиться немалых успехов. Под парламентским давлением император уволил часть самых лояльных и преданных министров. В рамках компромисса между властью и обществом был создан Земгор (Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов), ставший базой для оппозиции. Также было создано Особое совещание по обороне с включением в него промышленников и представителей общественности. Окончательно отношения между парламентом и престолом испортились после отставки великого князя Николая Николаевича с поста главнокомандующего. Оппозиция оскорбилась тем, что царь хочет заполучить слишком много власти, а царь оскорбился попытками оппозиции плести политические интриги в период судьбоносной войны. Тем не менее, несколько попыток решить все «по-хорошему», без крови, предпринималось, и Родзянко действовал самым активным образом. Фактически он оказался в роли посредника между Думой, правительством и монархом. Он идеально подходил на эту роль — оппозиционный, но умеренно. Монархист, но конституционный. Всем участникам конфликта Родзянко был удобен в этой роли. Теперь ему оставалась сущая мелочь — убедить царя даровать «ответственное министерство». То есть отдать власть парламенту, который и будет формировать правительство по своему усмотрению и править страной, тогда как император останется в лучшем случае декоративной фигурой. Последняя попытка произошла за две недели до революции. Родзянко тогда покинул императорский кабинет «мрачнее тучи». Председатель Думы был прекрасно осведомлен о готовящемся свержении. Его жена позднее вспоминала об этом периоде: «все напуганные обыватели, начиная с великих князей, обращаются к нему за советами или с вопросом: когда будет революция?» В дни Февральской революции Родзянко вновь играл роль посредника, теперь уже между группой заговорщиков, генералами и монархом. Поначалу он слал Николаю умеренные телеграммы про «министерство народного доверия» и не сразу решился пойти дальше, опасаясь, что все закончится неудачей и в итоге ему придется отвечать за измену. Лишь поняв, что революция побеждает, у нее под контролем есть относительно лояльные вооруженные части, Родзянко возглавил Временный комитет Госдумы — предтечу Временного правительства. В тот же день (27 февраля\12 марта) ВКГД публично объявил, что «вынужден» взять власть в свои руки. Тут же был сформирован свой аппарат для управления министерствами и ведомствами (назначено 14 комиссаров). После этого Родзянко принял весьма активное участие в давлении на еще не отрекшегося императора и великого князя Михаила Александровича, которого революционеры также заставили отречься от престола. У Родзянко всегда были политические амбиции. Прогрессивный блок с 1915 года строил самые разные комбинации будущей демократической России, но в большинстве случаев Родзянко оказывался главным кандидатом в премьер-министры, то есть должен был стать главой страны. Февральские дни стали моментом славы Родзянко. Никогда еще он не был так знаменит и популярен, пожалуй, он был наиболее упоминаемым в газетах и уличных разговорах. На следующий день после отречения императора портрет Родзянко украсил все мировые газеты, все поздравительные революционные телеграммы также шли на его имя. Но этот триумф стал началом его конца. Генерал без армии Как только победители добились отречения, они принялись делить портфели и неожиданно выяснилось, что Родзянко больше не нужен. Он был идеален в своей роли в условиях дореволюционного противостояния Думы и престола. Но в новой реальности ему не было места. Во-первых, никто не хотел делиться властью, во-вторых, сразу же возник параллельный центр власти — Петросовет. Быть посредником между Временным правительством и левыми радикалами из Совета он, очевидно, не мог. Кроме того, его фамилия примелькалась и так или иначе ассоциировалась с предыдущим режимом. Левые ни при каких обстоятельствах его к себе не взяли бы, а остальным он теперь был без надобности. 14 марта Родзянко как глава ВКГД отправил армии и флоту послание: «Свершилось великое дело. Могучим порывом народа низвержен старый строй. Народившаяся свобода сулит светлое будущее нашей Родине, великой России. В эти радостные дни русский народ шлет свой горячий привет дорогой, доблестной, самоотверженной Армии». Но уже 15 марта Родзянко ожидало пренеприятное открытие: он никому не нужен и ничего не получит. В сформированном Временном правительстве Родзянко не получил никакого портфеля. Главой в пику ему был выбран Львов — компромиссный, равнодушный и нерешительный, он устраивал все силы, готовившиеся побороться за власть. Более амбициозный и решительный Родзянко на этой должности никому был не нужен. В итоге он оказался генералом без армии. Ему сохранили пост председателя Думы и главы ВКГД. Была только одна проблема — никакой Думы не существовало, а ВКГД был отстранен от рычагов власти. После Февральской революции Дума ни разу так и не возобновила свою деятельность, а при Керенском была окончательно распущена. Попытки возобновить деятельность парламента наталкивались на сопротивление Временного правительства, которое замкнуло на себя управление страной, и Дума ему была без надобности. В конце концов, несмотря на яростное сопротивление Родзянко, у него изъяли служебный автомобиль. Ему явно давали понять, что он теперь лишний человек. Попытка вернуться во власть провалилась. Либерально-республиканская партия, которую он пытался создать вместе с Гучковым, не могла получить популярности на фоне радикального полевения широких кругов. Не преуспел Родзянко и в попытке прибиться к генералу Корнилову. Беглец После Октябрьской революции Родзянко бежал на Дон, но и там пришелся не к месту. Добровольцы его не любили, в Кубанской армии Покровского тоже. Он разъезжал в армейских обозах, стоически выслушивая жесткие и порой оскорбительные шутки или замечания. Офицеры-добровольцы считали Родзянко одним из главных виновников революции и не упускали случая ему об этом напомнить. Однажды его чуть было не выкинули из окна в гостинице. Так и не найдя себе применения, он перебрался в Югославию, где и провел последние годы. В эмиграции Родзянко также подвергался постоянным нападкам и критике со стороны более консервативных кругов эмигрантов и занимался написанием мемуаров. «Мы сами, своими руками разрушили нашу красавицу Мать-Родину. Обуреваемые революционными страстями и вспыхнувшей взаимной ненавистью на почве классовых интересов и низменных побуждений, мы не сумели понять, что только в самой себе, черпая силы в родном народном творчестве, возможно сохранение целости и нерушимости Отечества. Мы сами, увлекаемые ложными теориями, — правда, приведенные в это состояние всей неурядицей прошлых десятилетий, — положили начало разложению Государства и растлили народную душу…. Единая, Великая, Неделимая, Мощная и самостоятельная Россия никому не нужна, кроме нас, русских, и наших единственных братьев-славян, с которыми нас связывает общность национальных интересов, хотя, быть может, не всеми славянскими народами вполне уясненная себе и понятая», — писал он в завершении своих мемуаров, в которых пытался объясниться за свое участие в революции. Родзянко умер в 1924 году, и этого, кажется, почти никто не заметил. Судьба его удивительна и парадоксальна. Из провинциального екатеринославского имения он сумел подняться до самых вершин власти, стать одним из самых известных людей своей эпохи, сыграть историческую роль. Но он же сам приложил все усилия, чтобы разрушить ту систему, в которой он только и мог существовать и быть успешным. Решив пойти ва-банк и сыграть по-крупному, он потерял все: состояние, статус, сына (его расстреляли большевики), родину и вынужден был доживать последние годы на чужбине.