Deník N (Чехия): что это немцы себе позволяют?! Многие русские до сих пор не поняли, что Вторая мировая война уже закончилась

Нынешняя система международных отношений, точнее целый ряд ее параметров (в качестве иллюстративного примера приведу систему ООН с эксклюзивным положением пяти постоянных членов Совета безопасности или так называемые Бреттон-Вудские институты), сформировалась по результатам Второй мировой войны. Поэтому не удивительно, что интерес к этой теме не угасает, причем не только со стороны военных историков, специалистов по стратегии, логистике, юристов-международников и экономистов, но и, конечно, со стороны политиков. С конца Второй мировой войны прошло почти 74 года. Тех, кто в ней воевал, становится все меньше, и через несколько лет не останется уже ни одного. Поэтому именно от политиков ожидают, что они сохранят для общественности наследие этой войны, которая нанесла такой огромный урон и принесла столько страданий, поскольку… Поскольку почему? Каково, собственно говоря, наследие Второй мировой войны, и как с ним «правильно» обращаться? Уроки и предпосылки против реальности На первый взгляд кажется, что вопрос простой, и на него уже ответили еще во время создания ООН в 1945 году. Ведь всем нам хорошо известно, что эта война была самым разрушительным конфликтом в истории человечества. Главным виновником был национализм, подкрепленный тоталитарной идеологией. Технический прогресс способствовал тому, что от войны страшно страдали не только солдаты, но и мирное население в тылу. Агрессивные державы были повержены благодаря огромным усилиям и сотрудничеству коалиции стран под руководством так называемой Большой тройки. Некоторые этнические группы особенно пострадали от систематического истребления, в связи с чем международное право «обогатилось» такой категорией, как преступление против человечества. Было разработано новейшее, высокоэффективное оружие, в том числе ядерное… Поэтому мы должны стремится к тому, чтобы больше ничего подобного не повторилось, то есть для этого победители, на чьих плечах лежит ответственность за поддержание послевоенного мира, должны сотрудничать. Однако в реальности все иначе. Человечеству (пока?) удалось избежать большой войны, но вместо мирного сотрудничества в системе международных отношений на протяжении 40 лет доминировала холодная война, которая не переросла в мировую конфронтацию скорее из-за ядерного сдерживания и «равновесия страха», чем из-за умения учиться на ужасном опыте прошлого. В ноябре этого года мы отметим 30-ю годовщину падения Берлинской стены и американо-советского саммита на Мальте, где Джордж Буш старший вместе с Михаилом Горбачевым официально объявили о конце холодной войны. И нам снова придется признать, что хотя тем самым они и открыли двери для экономической глобализации, которая во многом объединила мир больше, чем когда-либо, миру все равно так и не удалось прийти к единой системе неких общих ценностей. Мечта начала 90-х годов прошлого века о том, что все человечество встанет на путь либеральной демократии и рыночной экономики, растаяла, и вместо глобальной кооперации перед нами все явственнее проступают черты высококонкурентного мироустройства, которое по своей сути тяготеет к конфронтациям. Учитывая все вышесказанное, было бы наивно и безответственно предполагать, что во всем мире произойдет такая же рефлексия, которую после Второй мировой войны удалось провести нам (большинству из нас), европейцам. Какую же роль на нашем континенте играла, играет и будет играть Вторая мировая война? На первую часть вопроса ответ дать просто. В результате войны Европа разделилась на Восток и Запад. В восточной части доминировал Советский Союз, который превратил все страны, оказавшиеся в его сфере влияния, в своих сателлитов. Формально они оставались суверенными и независимыми государствами, но на самом деле в каждом из них властными монополистом являлась коммунистическая партия, которая признавала ведущую роль Москвы. Кремль взял свою часть Европы под политический контроль, а кроме того, разместил на территории сателлитов свои войска. Экономический потенциал этих государств обусловливался существованием Совета экономической взаимопомощи, а военный — Варшавским договором. Все это СССР, на который во время войны легло самое тяжкое бремя и который понес самые большие потери, формально обосновывал результатами Второй мировой войны (актом освобождения) и своими справедливым желанием сделать так, чтобы территории, с которых на него напали нацисты, уже никогда не стали плацдармом для агрессии. Кремль успокоился Государства, находящиеся на Западе, не стали американскими сателлитами, но доминирование Соединенных Штатов в военной и экономической сфере на их территории было бесспорным. Мало что подтверждает это так же хорошо, как экономическая помощь в виде плана Маршалла и возникновение НАТО, цель которого первый Генеральный секретарь, лорд Гастингс Исмей, емко охарактеризовал так: «Цель НАТО — не допускать Россию в Европу, обеспечивать американское присутствие в Европе и держать Германию в подчиненном положении». С моей точки зрения, стоит подчеркнуть, что решающим импульсом для возникновения НАТО, основанного в апреле 1949 года, был коммунистический поворот в феврале 1948 года в Чехословакии. Именно это событие окончательно убедило Запад в том, что Сталин не собирается считаться ни с кем и ни с чем и захватит все, что не сможет и не захочет ему сопротивляться. Послевоенное разделение Европы на Восток и Запад формально закрепило подписание Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе летом 1975 года в Хельсинки. Через 30 лет после окончания войны казалось, что Европа разделена «на вечные времена» и Москва, удовлетворив свои амбиции, успокоилась, но это не означает, что наследие войны утратило свою важность. Кремль продолжал им пользоваться, не только шантажируя им «освобожденных» сателлитов, но и обосновывая им мнимую необходимость конфронтации с Соединенными Штатами и их союзниками. Наследием войны в Европе пользовались с конца 40-х годов и, главным образом, после принятия ФРГ в НАТО в 1954 году, а в конце 50-х годов выяснилось, что им также можно воспользоваться в контексте деколонизации и в рамках ООН в третьем мире. Точно так же, как успешно выдавали за нацистского наследника узника нацистского режима канцлера Конрада Аденауэра, прекрасно «продавался» образ британца, француза, португальца или американца как «двоюродного брата» нацистов в Малайзии или Кении, Индокитае или Алжире, Анголе, Мозамбике или Вьетнаме. Шедевром советской пропаганды было приравнивание нацизма и сионизма. Так объяснялась поддержка национально-освободительных движений в арабском мире. В качестве иллюстрации двойных стандартов в подходе к наследию Второй мировой войны в советском блоке можно привести историю некоего Ченджераи Хунзви. Из борца с режимом белых в Родезии в 60-е годы после 2000 года он, встав во главе союза ветеранов, превратился в закоренелого преступника и террориста, который еще в 60-е годы взял «боевую кличку» Гитлер, а в 70-х учился в социалистической Румынии и Польше… Простите, пожалуйста… Совершенно иначе и с намного более убедительными результатами с наследием войны обращались по другую сторону железного занавеса. Признание вины, постоянные просьбы простить и обещание не допустить реабилитацию нацизма легли в основу не только послевоенной идентичности (Западной) Германии, но и Европейского объединения угля и стали в 1951 году. Снова и снова нужно говорить, что конфликт из-за сырья и территорий является самой частой причиной войн между государствами, и между Германией и Францией такие конфликты случались «регулярно» с 1870 года. Это приводило к гибели людей, материальному ущербу, а кроме того, из рук в руки постоянно переходил Эльзас, Лотарингия и Саар. Каждый раз победитель преумножал в ущерб побежденному свое сырьевое богатство (либо это был уголь для Франции, либо сталь для Германии), которых ему недоставало до конфликта. Возможно, сегодня это кому-то покажется неважным, но решение пользоваться вместе углем и сталью, базовым сырьем для тяжелой промышленности, без которого невозможно выстраивать военный потенциал, было революционным и чрезвычайно значимым. Когда-то утопическая идея постепенно обрела форму крупнейшего экономического блока мира, который базируется на доверии между членами, которых, казалось бы, сама судьба обрекла на вечную вражду. Но нежелание враждовать было документально закреплено в Елисейском договоре 1963 года и, в том числе, в его Аахенском продолжении. Тогдашнее немецкое руководство сумело признать свою вину и попросить прощение, что еще в 50-е годы способствовало постепенной нормализации отношений ФРГ с СССР, а впоследствии также с Польшей и другими государствами, пострадавшими от нацизма. Катынь — да, геноцид — нет Еще один серьезный перелом в восприятии Второй мировой войны произошел в конце 80-х годов благодаря перестройке, которую тогда начал в СССР Михаил Горбачев. В 1985 — 1989 годах советское руководство постепенно дало возможность исследовать темные моменты советской истории. Вероятно, самое большое международное внимание тогда привлекли массовые расстрелы польских пленных весной 1940 года, известные как Катыньский расстрел. В 1990 году СССР признал, что было убито 22 тысячи пленных по прямому распоряжению Сталина и руководства Союза тех лет. Приказ привел в исполнение НКВД. Документальный фильм «К вопросу о Катыни» Члены комиссии на месте эксгумации.Однако дальнейшие исследования зашли в определенном смысле в тупик, поскольку советское, а после распада СССР российское, руководство, признав ответственность, отказалось квалифицировать содеянное как геноцид или военное преступление. Объяснялось это тем, что организаторы уже умерли, и дело закрыто. Политическую черту под всем этим подвела Декларация, которую Государственная дума приняла в 2010 году и в которой констатировала ответственность Сталина. Совершенно обоснованно тут можно возразить, что точно так же, как на протяжении долгого времени в СССР проживали, оставаясь безнаказанными, те, кто совершал советские/сталинские преступления, в Германии и других странах Запада оставались нацистские преступники. Денацификация не была завершена, и некоторые преступники бежали за рубеж, а многим даже не пришлось никуда бежать. Но подход Германии ко Второй мировой войне и тоталитарным режимам коренным образом отличается от подхода СССР и современной России. Пьяный Ельцин и осторожный Путин Если в 90-е, когда во главе России стоял «пьяный» Борис Ельцин, Москва была готова признать вину за ряд преступлений, то после 2000 года ситуация начала стремительно меняться. Тогда к власти уже пришел «осторожный» Владимир Путин. Многое говорит о том, что сначала отказ объяснялся даже не нежеланием открывать архивы и признавать ответственность. Кстати, Путин и другие высокопоставленные представители российского политического истеблишмента несколько раз, пусть и неохотно, пошли на это. Главная причина, скорее всего, заключалась в том, что чем больше выяснялось о преступлениях сталинской эпохи (а они, бесспорно, сопоставимы с преступлениями нацистов), тем больше от Москвы отдалялась не только Прибалтика, но и Украина и другие советские республики. Поэтому в мае 2009 года президент Дмитрий Медведев заявил о создании специальной президентской Комиссии по защите российской истории, цель которой — противодействие попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. Вероятно, никого не удивит, что ситуация снова очень изменилась после российской аннексии Крыма и начала войны на Восточной Украине. Россия объясняла тогда свои действиям защитой русскоязычного населения от мнимой угрозы геноцида со стороны фашистов, которые в ходе незаконного переворота, как считают в Кремле, пришли к власти в Киеве. С весны 2014 года российское медиа-пространство, а также телевидение и кинотеатры снова переполняются воспоминаниями о Великой Отечественной войне, которая оказалась в центре российской политической идентичности. Скорее всего, российское руководство понимает, что историю нельзя изменить и полностью переписать, однако, снова и снова повторяя советскую версию тех событий и не мешая вновь превозносить Сталина, российская власть транслирует и российскому обществу, и Европе послание о том, что и почему она (не) уважает. Путин и российская элита (за редкими исключениями, к которым можно отнести, например, министра культуры Владимира Мединского) не изображает из себя специалиста в области истории, но активно интерпретирует события прошлого для того, чтобы Россия, как преемница победившего СССР, оставалась на самой вершине мировой пирамиды власти. В отличие от Германии, где события 1933 — 1945 годов расценивают как напоминание, Россия считает произошедшее в 1917 —1945 годах абсолютным пиком российской и мировой истории. Ленинград от немцев мы защитим и сегодня Примечательным доказательством того, как по-советски действуют современные российские политические элиты, стали слова президента Путина, сказанные по случаю 75-й годовщины снятия блокады Ленинграда. Он заявил: «Наш долг — передать дальше, правнукам победителей, всю героическую правду о блокадном Ленинграде…» Однако героическая версия правды имеет очень мало общего с тем, что на самом деле происходило в Ленинграде в те страшные годы. В этой связи стоит отметить возмущение, с которым сенатор Алексей Пушков, бывший председатель Комитета Государственной думы по международным делам, отреагировал на статью в «Зюддойче Цайтунг». Ее автор позволила себе заметить, насколько странно, что годовщину снятия блокады Ленинграда (причем автор ни на минуту не усомнилась в вине немцев и назвала блокаду актом геноцида) отмечают триумфальным военным парадом, а не панихидой. В своем «Твиттере» Пушков написал, что у немецких СМИ нет никакого права критиковать то, как русские отмечают снятие блокады, и что немцы должны молчать или ограничиться описанием тех преступлений, которые немецкий рейх совершил против русского народа. Эта запись получила большой резонанс. Она очень контрастировала со сдержанным сообщением Министерства иностранных дел о том, что Москва приветствует гуманитарный жест немецкого правительства, которое решило выделить 12 миллионов евро на реконструкцию больницы для военных ветеранов в Санкт-Петербурге, как сегодня называется Ленинград. А ведь, к слову, это намного больше, чем оставшимся в живых ветеранам дает их собственная страна. Репетиция военного парада на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге по случаю 75-й годовщины окончания блокады ЛенинградаКогда в 1963 году немецкий канцлер Конрад Аденауэр и французский президент Шарль де Голль выразили волю к примирению или в 1984 году их примеру в Вердене последовал Гельмут Коль и Франсуа Миттеран, они не переписывали историю. Они оставили ее для исследований историкам и судьям, которые занимались делами тех, кто совершил военные преступления. Лидеры Франции и Германии только символически подтвердили, что бои остались в прошлом и что можно и нужно идти дальше. Жаль, что пока этого не произошло в отношениях между Германией и Россией, Польшей и Россией или Украиной и Россией. Будем надеяться, что это произойдет, поскольку полноценное сотрудничество не может начаться раньше, чем завершатся прежние войны. Современная Россия, к сожалению, все еще воюет. Автор — политический географ, сотрудник Факультета социальных наук Карлова университета и Столичного университета в Праге.