Мятежный секретарь. Тридцать три года назад московских коммунистов возглавил антикоммунист Борис Ельцин

24 декабря 1985 года по решению Политбюро ЦК КПСС Московский МГК партии возглавил Борис Николаевич Ельцин. На этом назначении настоял Егор Лигачев. После долгих споров он убедил в этом Михаила Горбачева, но тот уже позже не раз пожалел об этой своей уступчивости. Тридцать три года — как поговаривают, это возраст Христа, когда каждый человек может подвести первый серьезный итог жизни. Почему бы не считать прошедшие с назначения Бориса Ельцина главой самой крупной и влиятельной коммунистической организации в СССР поводом для анализа — как сказалось это решение на судьбе всей страны. По существу, все началось в марте 1985 года с назначения Михаила Горбачева на пост генерального секретаря, но, как было принято говорить в партийных кругах того времени, «есть мнение», что Михаилу Горбачеву отводилась лишь роль мягкой силы, а Борису Ельцину уже позже — ее безжалостного уральского тарана, сокрушившего все одним лишь своим появлением на главном партийном посту в столице. Его предшественником на этой должности восемнадцать лет был многоопытный номенклатурщик Виктор Гришин, соратник Брежнева и Андропова. Рассказывали, будто он погряз в таком количестве коррупционных дел, что перед его заменой несколько самых влиятельных людей в стране долго оговаривали с Ельциным условия его неприкосновенности, как и кое-кого из политического и административного аппарата. Ни одно из возбужденных потом прокуратурой громких уголовных дел действительно не коснулось Гришина, что дало ему возможность дожить в покое в своей квартире вблизи Патриарших прудов. Борис Ельцин сдержал слово. Впрочем, он всегда умел это делать. Но хозяйство ему досталось, если и не развалившееся почти полностью, то явно очень ветхое. Главные промышленные объекты и их ведомства находились в Москве, а когда, в бытность Гришина, какое-то из них выстраивалось в Московской области, за МКАД, то особым решением Совмина район переводился под московскую юрисдикцию. Так в свое время было с Зеленоградом, с обширными северными пригородами Москвы и еще некоторыми промышленными анклавами. В основном это были предприятия ВПК, которые платили стабильные налоги в казну. Вследствие этого область расплачивалась за подобные решения большими бюджетными потерями, что сказывалось на жизни людей. Сейчас многие не могут себе даже представить этого, потому что Московская область теперь является не менее важной, чем Москва, самодостаточной промышленной и бытовой инфраструктурой. Борис Ельцин сразу попытался восстановить справедливость, то есть вернуть области отнятые у нее территории. Но столкнулся с отчаянным противодействием, причем со всех сторон: от обыкновенных жителей этих районов, привыкших уже считать себя москвичами, со всеми привилегиями того несытого времени, до влиятельных руководителей крупных министерств и ведомств. Ему буквально выставили счет — новое перерайонирование стоило таких огромных денег, что разорило бы город. Ельцин единственный раз отступил от своей идеи, но все же сделал два важнейших вывода: никогда открыто не идти против осознанной воли избирателя и, прежде чем начинать что-то глобальное, заручиться поддержкой на элитных высотах власти. Очень быстро он разошелся в политических оценках и перестроечных планах с Горбачевым, который, по мнению многих наблюдателей, никак не мог прийти к окончательному решению, с чего начать долгий процесс перестройки. Вокруг него были чрезвычайно осторожные советники. Именно тогда появились правые и левые крылья будущей перестройки, соответственно возглавляемые Егором Лигачевым и Александром Яковлевым. Каждая из этих сторон видела свой путь. Правые считали, что нужно уберечь главное — эксклюзивное право компартии на любые реформы, чтобы не допустить прихода либеральных сил, которые опирались, по их мнению, на западное зарубежное партнерство. Левые же реформаторы внутри партийного руководства, напротив, утверждали, что партия должна отойти от руководства экономикой страны в пользу рынка и сфокусироваться только на партийных и социальных проблемах. Михаил Горбачев, испытывая давление тех и других, никак не мог решиться на радикальные меры. Единственным человеком, который принял для себя решение не прислушиваться ни к кому, оказался назначенец на пост первого секретаря МГК Борис Ельцин. Источник фото: РИА «Новости» Решительное сворачивание Лигачевым и Горбачевым производства и продажи алкогольной продукции и одновременно неосторожное распускание слухов о том, что Ельцин склонен к злоупотреблению спиртным, сыграло самую неожиданную роль в симпатиях к нему со стороны толп людей, уставших от очередей в винные отделы. Противники Ельцина просчитались с эффектом от такого не слишком чистоплотного приема, пытаясь подать через так называемую народную пропаганду веселый анекдот, мол, новый первый секретарь МГК потому и мятежный, что сам сильно пьющий. Настоящие же провокации против него начались несколько позже — после того, как он в ноябре 1987 года потерял свой последний партийный пост. Но за те два года он понял самое главное для себя: любые благие намерения обречены стать дорогой в преисподнюю, если за ними не стоят ни финансовая, ни промышленная, ни военная и полицейская (по тем временам — спецслужбы и милиция) сила. По существу, это назначение стало для Бориса Ельцина своего рода тренингом перед тем, как он открыто объявил о своих амбициях, касающихся не одной лишь столицы, а уже целой страны. Он не мог заручиться поддержкой на периферии СССР, то есть в республиках. Именно поэтому много позже стали вынужденными развал страны и Беловежское соглашение, роковой уход Закавказья, Средней Азии, Молдавии и Прибалтики. Ящик Пандоры был вскрыт, и начался ураганный процесс крушения крупнейшей мировой империи. Но начало этому все же было положено ровно тридцать три года назад, когда деятельного уральского партийца назначили на, казалось бы, вполне контролируемый пост в Москве. Ошибочно полагать, что тут ответственность одного лишь Михаила Горбачева. Разумеется, все проистекало не так просто, как это можно было бы описать в нескольких строках, но все сложное даже в точных науках всегда основано на элементарных арифметических действиях. Они главные в любой, даже самой трудной математической формуле. Ошибка, допущенная в начальных исчислениях, сделает бессмысленным все дальнейшее. Хотя было ли это ошибкой? Или иного пути уже не было ни у Горбачева, с его преимущественно консервативным окружением, ни у Ельцина, политического противника будущего первого президента СССР, заменившего его в конечном счете на самом важном территориальном пространстве огромной страны? Но, так или иначе, начало было положено именно 24 декабря 1985 года, о чем тогда никто не смел еще и подумать. Андрей Бинев, журналист, аналитик