Московский зодчий: к 280-летию Матвея Казакова
Скалозуб: По моему сужденью, пожар способствовал ей много к украшенью Фамусов: С тех пор дороги, тротуары, дома и все на новый лад. А. С. Грибоедов."Горе от ума", 2-е действие. Жизнь знаменитый московский зодчий прожил долгую и славную, стяжав лавры ничуть не меньшие, чем его современник-итальянец Варфоломей Растрелли в Санкт-Петербурге. По части же преображения Московии (как называли тогда "город чудный, город древний", хотя и ставший в ту пору уже лишь второй – после северной — столицей России) сравнить достижения великого архитектора можно разве что с деяниями Шарля Омона, перекроившего в XIX веке Париж до неузнаваемости, и так вошедшего историю Франции. Матвей Федорович, однако – в отличие от парижского градостроителя — не столько Москву пересоздавал (вплоть до изменения самой топографии города), сколько украшал её улицы и переулки роскошными дворцами знати и стильными особняками нарождающегося купечества. А сам родом был из бедных, да еще и из крепостных – ну а, впрочем, других бедных тогда и не было. Зато иные из них выбивались в люди. Да еще как! История Матвея Казакова, ставшего родоначальником московский архитектурной школы и одним из основоположников (наряду с Василием Баженовым – его учителем) классицизма в русской архитектуре – не лучший ли тому пример? Василий Баженов. Фото: ru.moscovery.com Рожденный свободным Когда родился гений — никто и не знает и по сей день. Не сохранила история числа. Но то, что ребёнок копииста Адмиралтейской коллегии (от природы обладавшего каллиграфическим почерком) появился на свет в Москве – точно. Да и мог ли человек иноземный и не влюбленный в свой город до самозабвения так приукрасить и принарядить его? Разумеется, нет. Вот только одной любви тут было мало, чтобы стать тем, кем стал впоследствии сын крепостного копииста, едва успевшего выйти на свободу (дарованную Федору Казакову, как особо отличившемуся по службе — случай по тем временам не то что редкий, а почти что и небывалый). Талант требовался недюжинный, и трудолюбие немалое. Но судьба Матвею благоволила. Фото: logoworks.narod.ru На пути к Баженову, или талант вместе с трудолюбием Если не говорить о Федоре Казакове, что научил сына не просто каллиграфии, а сугубой усидчивости в её достижении, и не только усидчивости, но и любви к каждой букве, что выводит перо, то первым ментором Матвея стал известнейший архитектор Дмитрий Ухтомский. И сегодня можно видеть в Рогожской слободе его уникальную церковь в стиле позднего московского (или елизаветинского) барокко во имя святителя Алексия, митрополита Московского. Алексий имел свою школу, куда и поступил юный новоявленный каллиграф. И надо сказать, что делал он уже к тому времени и очевидные успехи также и в художествах, подавая и еще большие надежды. Хотя, разумеется, никто и подумать не мог, что пройдет совсем немного времени, и талант Казакова расцветет столь пышно, что поручат молодому архитектору создавать архиерейский дворец в Твери. Когда же дворец был построен — все были в восторге. Не просто новый талант в России появился. Гений, известный еще и тем, что трудился он по 18 часов в сутки. Ибо знал, что талант без трудолюбия – ничто. Или в лучшем случае — половина дела. Знал и то, что перед Богом был должен за великий дар свой. И – всегда добивался идеала. Ученик вольного каменщика Баженов в середине XVIII века был, вне всякого сомнения, как теперь говорят, "номер один". Он и комплекс в Царицыне для Екатерины Второй создал, и скорее всего именно он "дом Пашкова" (для денщика Петра Великого) построил. Так что попасть к Василию Ивановичу (который к тому же был еще и масоном)в ученики было уже огромным успехом. Ну а стать лучшим его учеником — тем более! Памятник Василию Баженову и Матвею Казакову в Царицыно. Фото: lexxblack.blogspot.com Вместе с Баженовым (который, кстати говоря, был ровесником Казакова, но раньше преуспел на архитектурной ниве), Матвей Федорович созидает не только путевой дворец во Всехсвятском (в его чертах угадывается как влияние готики, которой отдал особенно щедрую дань Баженов, и куда меньшую Казаков, так и некоторых восточных направлений), на подъездах к Москве. Он также трудится над зданием Сената в Кремле, которое заканчивает уже один. И уже в ранге маститого мэтра, ничуть не менее славного, чем его учитель Баженов. Дитя классицизма Тем временем на смену причудливым и веселым формам барокко приходят строгие академические линии классической формы. И прежде всего это видно в архитектуре. Дома переезжают из парково-садовых глубин прямо на "красную линию". Теперь они – и доминанта города, и его лицо. Будь то дворец князя Гагарина на Петровке (что станет во дни нашествия Наполеона квартирой для его пресс-секретаря — писателя Стендаля, а спустя годы русский француз Осип Бовэ превратит "хоромину" в знаменитую на всю страну Екатерининскую больницу для бедных) или Меньшикова-внука на Большой Никитской. Казаков создаст их, став автором университетского корпуса на Моховой, дворца генерала-губернатора Чернышова (он впоследствии будет неоднократно перестраиваться и доживет до наших дней) на центральной Тверской, и многих других, величественных и торжественных, зданий. Сам зодчий сменит Баженова на посту и станет начальником Кремлевской экспедиции, то есть главным архитектором Москвы. Именно Казакову – уже в начале XIX века — принадлежит первенство в строительстве доходных домов, и именно он создал во многих особняках внутреннюю настенную роспись. Здание д ворца князя Гагарина на Петровке (Екатерининской больница для бедных). Фото: tveruprava.mos.ru Вот только пережить наполеоновское нашествие он не смог, видя, как гибнут в огне московского пожара его творения. Убитый горем, незадолго до того потерявший двоих сыновей, уезжает статский советник Матвей Казаков, взлелеянный до того самой Екатериной Великой (которая любила его более "чиновного" Баженова), а потом отмеченный и строптивым Павлом, и просвещенным Александром Павловичем, в свое рязанское поместье. Уезжает автор уникального генерального плана Москвы и нескольких архитектурных альбомов, страницы которых так ярко и отчетливо, выразительно говорили о том, каким видел Матвей Казаков – блистательный график-рисовальщик — будущее любимого города. Здание Сената в Кремле. Фото: photosight.ru/Оптина Но он не пережил 1812-й год, хотя Бог дал ему дожить до разгрома французов и застать бегство "двунадесяти языков". А некрополь старинного Троицкого монастыря Рязани стал местом последнего упокоения демиурга московской архитектуры.
