о волне споров вокруг имени Летова
«Нынешний эхомосковский околотрёп все эти вещи бдительно обходит. Там отлично понимают, что любой серьёзный разговор о Егоре неизбежно выведет на глобальные (одно из любимых его слов) социальные вопросы и революционные пути их решения. А подобного допустить ни в коем разе нельзя. Это вам не защищать Летова от «охранителей», Симоньян и ко, как это делает Сергей Пархоменко, — и партийная ревность оборачивается общекультурной глупостью». Возникший по довольно случайному PR-поводу разговор о Егоре Летове объединил таких разных людей культуры и медиасферы, как Маргарита Симоньян, Кристина Потупчик, Игорь Молотов, Тина Канделаки, Игорь Мальцев (который с Летовым, скажем так, был в непростых отношениях). Подтянулись и либеральные витии, правда, в довольно своеобразном контексте, о котором ниже. Понятно, что здесь лишь видимая, небольшая верхушка социального айсберга, а значение Летова для нашего общества совершенно не ограничивается возможным названием омского аэропорта. Жизненный опыт учит меня: пророческий дух дышит где хочет. Сегодня, быть может, в этом смысле чиновники гораздо эффективнее поэтов, и причин тому несколько. И главная, похоже, в том, что принадлежность к повсеместно презираемому сословию, просвечиваемому насквозь рентгеном медиа и социальных сетей, добровольное попадание в априорную группу риска неизбежно склоняет к проявлениям юродства со всеми отсюда вытекающими, включая прямоговорение и пророчества. Летов бы оценил ситуацию — очень уважал абсурд. Сначала было понимание, что этот глубоко русский художник архетипом из бунтарей и ересиархов и родом из интернациональных 60-х — наша единственная по гамбургскому счёту мировая рок-звезда. Затем стал определяться масштаб явления не в субкультурном, а в общекультурном контексте, и вокруг этого процесса уже разрастается свой сад расходящихся тропок и закладывается отдельная индустрия. Как всегда в подобных случаях, спустя время обнаруживаются наследники не по прямой (прямых, кстати, как не было, так и нет). И любопытно, что по линии не панка, а рэпа: единственная наша на сегодня супергруппа «25/17» (их проект «Лёд 9» непосредственно продолжает концептуальные эксперименты Летова), равно как и беззаконной кометой ворвавшийся на вполне уже отформатированную отечественную рэп-сцену Хаски с его камланием и юродством. Однако куда важнее сегодня социальное и символическое наследие Егора Летова и группы людей, на него столь же символически претендующие. Речь о представителях нескольких поколений, от 30+ до 50, а это самая активная и деятельная часть общества. Разнообразная в профессиональном и географическом смысле, но спаянная общим историческим опытом, эстетическими воззрениями и… Летовым. Это ни в коей мере не его фан-клуб, бывший или настоящий (хотя бы потому, что понимание противоположно поклонению). Игорь Фёдорович для них не ностальгический образ «первого учителя»: «росли на его песнях» в данном случае нелепость. «Гражданская оборона» у них, естественно, всегда в подкорке, однако сам невероятно наслышанный и начитанный Егор указал путь безостановочного интеллектуального движения и поиска. Летов для этой мощной социальной страты — прежде всего социальный философ, навсегда обозначивший позиции и ценности, оказавшиеся чрезвычайно принципиальными спустя десятилетия. Неприятие системы унижения и подавления личности, размывания её в тёплом пластмассовом болоте безответственного потребления. «Русское поле экспериментов» — горькое и подчас неуютное, но неизбывное чувство Родины вопреки официальным патриотизмам самых разных эпох и режимов. Вольное братство экзистенциальных одиночеств, образцы которого — анархическая армия Махно, искренне-безоглядный футбол в исполнении сборной Камеруна на мундиале 1990 года, советская военная и революционная песня… да немало всего, как выяснялось. Нынешний эхомосковский околотрёп все эти вещи бдительно обходит. Там отлично понимают, что любой серьёзный разговор о Егоре неизбежно выведет на глобальные (одно из любимых его слов) социальные вопросы и революционные пути их решения. А подобного допустить ни в коем разе нельзя. Это вам не защищать Летова от «охранителей», Симоньян и ко, как это делает Сергей Пархоменко, — и партийная ревность оборачивается общекультурной глупостью. Никто не рвался выхлопотать для Егора звание официального поэта в качестве подачки «нашим». Здесь, скорее, было другое — отчасти наивное и прямолинейное желание заявить о себе. Аз (точнее, мы) есмь. Однако куда важнее символико-географический посыл, пусть и не продекларированный: и в ценностных иерархиях страны всё давно не так, и на москвоцентризм есть чем ответить, и пространства готовы заговорить при случае летовским рычанием и надрывом. Омский аэропорт — не первый звоночек в этой истории, просто он оказался услышанным, пусть на поверхностном уровне, и напрямую связанным с именем Летова. И, естественно, далеко не последний. Идеологам власти (и оппозиции) пора прислушаться. Ливнем косым постучатся в нашу дверь Гневные вёсны, весёлые войска. Однажды — Только ты поверь — Маятник качнётся в правильную сторону, И времени больше не будет. Егор Летов, «Солнцеворот». Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.