Матрос арестованного Украиной судна «Норд» рассказал RT о своём освобождении

Моряки с судна «Норд», арестованного Украиной в марте 2018 года, до сих пор не верят, что смогли вернуться домой, в Крым. Об этом в интервью RT сообщил один из членов экипажа траулера Павел Чмыхалов. Он был одним из тех, кого российская сторона смогла обменять на украинских моряков, задержанных за незаконный промысел в экономических зонах РФ. Павел также рассказал, как проходил процесс обмена, что он чувствовал, когда оказался на родине, и чем команда намерена заниматься после возвращения. Керченское рыболовное судно «Норд» было задержано украинскими пограничниками в Азовском море 25 марта. Пять дней спустя суд наложил на судно арест, у экипажа забрали паспорта, тем самым лишив их возможности даже сойти на берег. Между тем капитана судна Владимира Горбенко задержали сначала за административное правонарушение — незаконный промысел, — а потом предъявили обвинение в нелегальном пересечении государственной границы и поместили в СИЗО города Херсон. Оттуда капитан смог выйти под залог и получить документы, разрешающие ему перемещаться по Херсонской и Запорожской областям. Только после этого он смог уехать к родственникам в Днепр (бывший Днепропетровск), чтобы, наконец, получить медицинскую помощь — из-за перенесённого стресса у Горбенко начались проблемы с сердцем и давлением. Благодаря усилиям адвокатов в Крым сначала смогли вернуться два члена экипажа. Коку и матросу пришлось лететь на полуостров через Минск и Москву. 30 октября семерых членов экипажа арестованного траулера обменяли на стольких же украинских моряков с траулеров ЯМК-0041 и ЯОД-2105, задержанных за незаконный промысел в экономических зонах РФ. Однако паспорта украинские власти людям так и не вернули. Под вопросом остаётся и судьба капитана «Норда» Владимира Горбенко. Все члены экипажа требуют его возвращения с территории Украины, где мужчина продолжает находиться по решению украинских следователей. Корреспондент RT поговорил с матросом судна Павлом Чмыхаловым. Когда украинские пограничники забрали капитана, Павел остался на борту «за старшего». — Расскажите, как вы выживали на арестованном судне? — С продуктами на четвертый день стало совсем плохо. Пока трюм не был опечатан приходилось доставать тюльку, за которой мы, собственно, и выходили в море, её есть. Готовить из тюльки, ловить бычков. А что делать оставалось? Украинские рыбаки пытались передать пакеты с хлебом, с чаем, сахаром. Им этого пограничники сделать не дали. Пили мы техническую воду — ту, которая для умывания, для мытья посуды. Бутилированная вода у нас закончилась к тому моменту. Нужду справляли с палубы, некуда больше было. — Кто вам помогал в дни ареста и судов? — Посольство и адвокаты. Адвокатов предоставил республиканский совет. Щербина Дмитрий и Руденко Александр. Им я очень благодарен. Это люди чести, люди совести. У адвокатов, помимо нас, был же ещё наш капитан, который сначала сидел в СИЗО, потом за него внесли залог, но суды продолжились. Адвокаты по любой просьбе приходили, приезжали. Оказывали и юридическую помощь, привозили продукты, одежду. Когда часть полномочий на себя взяло наше посольство, адвокатам было легче. За защитников большое спасибо Сергею Аксёнову (глава республики Крым). За оперативное вмешательство, что он смог их к нам быстро отправить. И большое спасибо нашим дипломатам за помощь с жильём, с документами. Когда мы приехали в Киев, нас разместили в посольстве Российской Федерации. И с того времени — с апреля и до самого освобождения — наш экипаж жил там. — Как вы узнали, что скоро будете свободны? — Мы легли спать, а в полпятого утра нас подняли, как по тревоге, сказали: ребята, всё, собираемся, автобус приезжает, поехали. Поняли, только когда к нам подошла уполномоченная по правам человека на Украине и сказала: «Ребята, будет обмен, вас семеро, семеро с той стороны, будем менять». Мы не знали до последнего, что нас обменивают. Нам говорили, что, возможно, в ближайшие дни нас смогут отправить опять пересекать границу. О том, что будет обмен, мы не знали. Наши семьи ничего не знали. Все были в полном неведении. — Помните ваши чувства в момент обмена? — Мы боялись до самого конца каких-то провокаций. Когда ехали, телефоны выключали, всё выключали. Боялись. Надо было это видеть, чтобы понять. Кроме этого, никаких чувств, никаких... Знаете, было три попытки пересечения границы до этого. И все неудачные. Поэтому в том, что мы в этот раз пересечем границу, мы верили 50 на 50. Потому что в чудо не верил уже никто. Даже когда мы прошли границу, обмен произошёл, уже распрощались, сели в автобус... Не верилось до последнего, пока мы не ступили на нашу, российскую землю. Да и сейчас не верится, если честно. — Как ваша семья узнала об освобождении? Расскажите о вашей встрече. — Когда нас высадили, у нас начали брать интервью журналисты. Мне дали телефон, кто-то говорит: «Давай я наберу, кому набрать?» Я говорю: «Жене». Она берёт трубку, и я ей говорю: «Малыш, я дома!». Она в ответ: «Это как? Ничего не поняла. Что за номер?». Я говорю: «Всё, мы дома. В Армянске. В Крыму!» Я домой приехал около одиннадцати вечера. Дети не спали, там было не до сна. Выбежали ко мне, конечно. Младшему шесть, старшему десять. На следующий день, получается, я ещё отдыхал, жена повела в садик и в школу детей. Старший приходит, говорит: «Папа, я думал это сон». Мелкого забирал вчера уже вечером сам из садика, так он на руки прыгает... До сих пор никто не верит, я же говорю, никто не верит до сих пор, что мы дома. Дома ходишь, как неприкаянный. Потому что уже настолько веру утратили, как говорится. Хотя готовы были сидеть и год, и два, лишь бы только не идти на украинские провокации. — Чем займётесь после освобождения? — Главное для всего экипажа — это то, что мы дождёмся капитана. Он ещё на Украине. Придёт капитан — даст Бог, вернут или помогут, будет другое судно. «Норд» украинцы ведь считают своим. Пойдём в море, конечно, а куда? Мы всю жизнь в море. Всю жизнь. Я не могу на своих детей смотреть спокойно, потому что я знаю, что у капитана две дочери, сын, которые тоже отца уже не видели больше семи месяцев! Придёт наш капитан — все встретимся, семьи воссоединятся полностью, тогда уже будем думать. Пока будем учиться верить в то, что это всё-таки произошло. Мы дома!