Вчера ЦИК России прекратил подготовку к референдуму о пенсионной реформе из-за истечения срока подачи ходатайств инициативных групп. Провал затеи с пенсионным референдумом весьма показателен. Он отражает ведущие тенденции в современной политике России — желание придать ей видимость «нормальности», то есть состязательности и наличия альтернатив. Одновременно — желания держать все под контролем, не допуская реальной состязательности, и не допуская в действительности альтернатив. Собственно говоря, вся история независимой России и строилась на подобных принципах. Но в 90-е годы внимание сместилось на якобы имевшиеся демократические возможности, а после 2000-го — на их зажим. Суть политического режима оставалась одной и той же. Вспомним 1993 год, когда и были приняты основные решения, заложившие на последующие двадцать пять лет вектор развития России. 25 апреля состоялся референдум, призванный формально разрешить конфликт между президентом и Съездом народных депутатов. Обе стороны преследовали одну только цель — победить своего противника. Вопросы были сформулированы неуклюже и допускали все возможные интерпретации (например, «Доверяете ли Вы президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину?», «Одобряете ли Вы социально-экономическую политику, осуществляемую президентом Российской Федерации и правительством Российской Федерации с 1992 года?»). Кремль, на стороне которого были и силовики, и назначенные им губернаторы, и СМИ, манипулируемые Федеральным информационным центром, постарался представить итоги референдума как свою победу. Избиратели показали себя вполне внушаемыми и запутавшимися в юридических хитросплетениях и хаосе тогдашней политики. Через полгода прошел другой референдум — уже совсем в другой стране. Голосование в апреле ничего не разрешило. В октябре 1993 года спор между ветвями власти разрешился стрельбой и насилием, парламента более не существовало. Кремлю было необходимо принять в один день с выборами депутатов новую конституцию. В ход пошли различные уловки, тогдашний 1-й вице-премьер Владимир Шумейко даже заявил, что нельзя агитировать против проекта конституции. Вообще, «референдумная» история последних тридцати лет — сугубо негативная. Власть ни разу не желала допускать людей до прямого, искреннего и продуманного выражения собственного мнения, которое бы стало для нее императивом. Относительно «честным» был референдум о сохранении Союза в марте 1991 года. Его вопросы тоже были сформулированы на редкость неудачно, например, так: «Считаете ли вы необходимым сохранение в обновленном Союзе советской власти?», «Считаете ли вы необходимым гарантирование в обновленном Союзе прав и свобод человека любой национальности?»). Но итоги продемонстрировали убедительное желание большинства населения СССР жить в едином государстве. Однако и с ним никто из власть имущих считаться не стал, и через девять месяцев СССР развалился. На Украине референдум провели в декабре 1991-го с нарушением союзного законодательства, поспешно, с односторонней агитацией, и с такими же смысловыми искажениями: «Исходя из смертельной опасности, нависшей было над Украиной в связи с государственным переворотом в СССР 19 августа 1991 года, — продолжая тысячелетнюю традицию государственного строительства в Украине…» Любопытно, что во всех последующих спорах итоги референдума на Украине о сохранении Союза стали считаться как бы недействительными. Хотя любому непредвзятому наблюдателю было очевидно, если одни и те же люди дважды в течение одного года голосуют противоположным образом по одному и тому же вопросу — в их сознании царит хаос и неопределенность. Таким образом, референдум на постсоветском пространстве почти никогда не выполнял основной цели — выявить мнение граждан по какому-либо важному для страны вопросу, и на основании этого принимать решения. В лучшем случае, референдумы использовались для легализации принятых властью решений — как в случае с «независимостью» Украины или принятия российской конституции. Когда Владимир Путин пришел к власти, то в ответ на желание КПРФ провести референдум о частной собственности на землю в 2002 появились поправки в соответствующий закон, делающие проведение референдума практически невозможным. Коммунисты в последующие годы пытались играть с темой референдума по тем или иным вопросом, но эти попытки явно имели характер пиара. Решение о поднятии пенсионного возраста было принято внезапно и стало одной из причин резкого снижения рейтинга власти — как «Единой России», так и лично президента. Свидетельством тому стали результаты выборов в заксобрания и губернаторов, а также беспрецедентный факт голосования в Приморье вопреки пожеланиям Владимира Путина. Желая смягчить накалившуюся обстановку, Кремль впервые за многие годы обратиться к идее проведения референдума по пенсионной реформе — проводя ту мысль, что все можно решить мирно, а не на публичных демонстрациях. За приманкой сразу же пошла КПРФ. Однако быстро выяснилось, что инициативу у коммунистов перехватили — спойлерские группы в регионах начали регистрироваться первыми. Именно эта неразбериха и легла в основу вчерашнего решения Центризбиркома прекратить подготовку референдума об отмене пенсионного возраста. В итоге выяснилось, что ни одна из местных групп не смогла создать федеральную инициативную группу. На съезд инициаторов, который коммунисты в союзе с частью «Справедливой России» провели в конце сентября в Москве, приехало совсем мало участников, что и обессмыслило мероприятие. Спойлеры первыми регистрировали свою группу, приходившие следом в местный избирком коммунисты получали отказ. А активисты, получившие мандат на дальнейшие действия, попросту прекращали свою деятельность. Все это напоминало игру в карты с шулерами, но только сами представители КПРФ могли бы догадаться с самого начала, что все будет именно так. Однако власть однозначно нельзя считать победительницей — она выиграла тактически, но не стратегически. В следующий раз ей уже будет труднее «разводить» конкурентов. И провал референдума, и срыв выборов в Хакасии работают на делегитимизацию политического режима. Иными словами, те, кто верит ее обещаниям о возможности разрешения противоречий путем выборов и иных законных действий — разочаровываются. В классической демократии на Западе ее «референдумный» вариант не слишком приветствуется. «Плебисцитарная демократия» вызывает опасения ввиду того, что решения избирателей не проходят контроль и проверку через промежуточные инстанции — парламенты. Через референдумы открывается путь к популистским, непродуманным решениям. В этом смысле Кремль не очень оригинален. Вариант с частыми референдумами утвердился только в Швейцарии — стране небольшой и со специфической историей. Там они проходят почти каждый год и не по одному разу. В 2017 году швейцарцы приходили на референдумы три раза. Но Швейцария — исключение, которое подтверждает правило. В США, например, они, скорее, исключение, и проходят на уровне отдельных штатов. Самый известный случай —референдум в Калифорнии по отзыву действующего губернатора Грея Дэвиса в 2003 году. Причем закон в Калифорнии таков, что голосующие одновременно выбирали следующего губернатора, которым стал Арнольд Шварценеггер. Такова была экономия сил и средств избирателей. Если бы они не поддержали идею отзыва, то и выборы бы считались недействительными. Добавим, что всю историю США голосования по отзову губернаторов проходили только три раза. В современной России референдумы возможны только по инициативе власти, и только тогда, когда она будет уверена в их исходе. Ближайшие несколько лет это покажут, если идея с изменениями конституции получит развитие.