Суд над судьями. Как США превратились в «Соединенные Линчующие Штаты»

Уинстону Черчиллю безосновательно приписывается фраза: «демократия — это худшая форма правления если не считать всех остальных». Кто бы не придумал этот афоризм на самом деле, он скоро станет неактуальным. В ближайшие дни Сенат США решит вопрос не является ли демократия определенно худшей формой правления из всех. Именно такой придется сделать вывод, если сенаторы не утвердят на должность судьи Верховного Суда Бретта Кавано, номинированного Дональдом Трампом и обвиненного несколькими женщинами в сексуальных домогательствах. Казалось бы, парадокс — верховный судья должен быть как жена Цезаря, вне любых подозрений, а потому если его кто-то в чем-то обвиняет, то это уже само по себе повод дать ему отвод и найти другого, более достойного. Но в данном случае вопрос о Кавано сводится к тому, может ли быть принято к рассмотрению и учтено абсолютно голословное и ничем не проверяемое обвинение. Кавано стал жертвой повальной истерии «#MeToo», накрывшей современные США. Суть этой волны начавшейся с разоблачений по адресу продюсера Харви Вайнштейна в том, что тех или иных мужчин начинают массово обвинять в сексуальном насилии женщины (а актера Кевина Спейси, к примеру, — мужчины), поручительством обвинительных утверждений которых являются только их собственные слова. Порой обвинения выглядят откровенно абсурдно, например когда в насилии того же Вайнштейна обвиняют его многолетние любовницы, сделавшие благодаря ему кинематографическую карьеру. Ни один суд не примет подобных обвинений в изнасиловании к рассмотрению, дело просто развалится за недостатком доказательств. Однако в том и состоит суть кампании «#MeToo», что доказательства больше не нужны. Доказательством является сам факт выдвижения обвинения — если кто-то про тебя что-то такое сказал, значит ты уже виновен — ведь ты по определению насильничающая мужская шовинистическая свинья. На волне «миту» феминистки превратились в современных США в новых хунвейбинов, которые могут тыкать пальцем в тех или иных неугодных им персонажей и на тех обрушивается волна гнева и ненависти со стороны прогрессивной общественности и прессы. Было бы по меньшей мере странно, если бы этот туз из рукава не сыграл в ключевом вопросе современной американской политической повестки — вопросе о Верховном Суде. Дело в том, что современные США вот уже минимум полвека являются демократией только по внешности. По сути это юридическая олигархия. Девять человек в черных мантиях решают ключевые вопросы общественной жизни, нравственности, философии и политики объявляя то или иное толкование американской Конституции законным или, напротив, незаконным. Новое поколение американских судей, вставших у руля в 1960-е, отказалось от буквального понимания Конституции и приняло догмат о праве на ее расширенное толкование, при котором те или иные права «вчитываются» в основной закон даже если они там явно не прописаны, мало того, мысль о них была совершенно невозможна для отцов-основателей. Мэдисона, Гамильтона и Джефферсона стошнило бы, если бы им сказали, что конституция, которую они создавали и защищали, подразумевает право гомосексуалистов на заключение официального брака, который юридически обязателен на всей территории США. Однако Верховный Суд летом 2015 года по сути вбил в Конституцию именно такое толкование, причем лишил штаты возможности принимать на своих территориях законы исключавшие гомосексуальные браки. Таким образом, Верховный Суд превратился в олигархическую диктатуру не только над правом, но и над совестью и моральным законом американцев. Разумеется, этому основному течению существовала оппозиция, точнее две оппозиции, «буквалисты» и «моралисты». Первые считают, что нельзя выдумывать в конституции того содержания, которого там нет, вторые — что суд должен защищать не «прогрессивные», а моральные консервативные ценности (а многие в США и по сей день считают, что эта страна основана на христианской нравственности — протестантского толка, но именно христианской). Однако даже вместе буквалисты и моралисты составляли меньшинство. Ситуация изменилась с отставкой этим летом судьи Энтони Кеннеди, того самого, который написал решение по гей-бракам. Теперь соотношение сил в суде четыре на четыре. Прогрессивные женщины из этнических меньшинств Рут Гинзбург, Елена Каган, Соня Сотомайор и примкнувший к ним мужчина Стивен Брайер, против буквалистов и консерваторов Джона Гловера Робертса, Кларенса Томаса, Сэмуэля Алито и новоназначенного Трампом Нила Горсача. Таким образом, Бретт Кавано, которого номинировал Трамп, — это тот решающий пятый элемент, который должен был бы сместить баланс в Верховном Суде в пользу буквалистов и консерваторов и упразднить либеральную юридическую олигархию. Удивительно ли, что демократическая партия пошла в поход против Кавано как в последний и решительный бой — она просто не может себе позволить вслед за президентством и Конгрессом (а пока нет никаких признаков, что ей удастся выбить из-под республиканцев большинство) потерять еще и Верховный Суд, тем более, что это потеря контроля не только над текущей политикой, но и над юридическим и моральным законом. Поэтому было предсказуемо, что против Кавано будут пущены в ход любые, подчеркну еще раз — любые средства. Не случайно к нему даже пришлось приставить сильную частную охрану. А поскольку «нарыть» против кандидата ничего не удалось, а среди американских консерваторов он очень популярен (в день его номинации они открывали шампанское), то в ход и пошли митушные хунвейбины. Несколько женщин заявили, что в разные годы своей жизни Кавано грубо приставал к ним. Большинство обвинений относятся к 90-м годам, когда Кавано был участником расследования против Билла Клинтона (так сказать запоздалая месть знаменитого — и никем не осужденного и не осуждаемого серийного насильника). Эти утверждения касаются дел недавних и парировать их довольно просто — одна из обвинительниц Джулия Светник уже попалась на том, что должна была покинуть одно из мест работы как лгунья, мошенница и, мало того, уличалась уже в клевете о «харрасменте». Гораздо большую проблему для кандидата на пост судьи Верховного суда США составляют утверждения доктора психологии Кристин Блейзи Форд, что когда ей было 15, а Кавано 17, то на частной вечеринке в Мэриленде тот напал на нее, бросил на кровать, зажал рот и начал стаскивать одежду. Это событие, как она утверждает, стало для нее травмой на всю жизнь. Но никаких обвинений в адрес Кавано прежде Форд не выдвигала, а в найденных записях психолога, которому она рассказала об этом в 2012 году, никаких фамилий нет. Основная трудность с обвинениями доктора Форд в том, что речь идет о предполагаемом событии 36-летней давности. Дело было в доцифровую эпоху, свидетели ничего не помнят, сама обвинительница может размывать свои утверждения ссылаясь на то, что забыла все детали столь травматичного события. Нет никакой возможности поверить даже ее свидетельству на полиграфе — во-первых, она психолог, то есть идеальный лжесвидетель, во-вторых, скорее всего с нею в юности и в самом деле случилось что-то достаточно неприятное, и все, в чем ей нужно солгать — это объявить виновником своей драмы вот этого конкретного Бретта Кавано, то есть ложь должна быть минимальной. Кавано категорически опровергает все обвинения Форд — он не был знаком ни с какой Кристин Блэйзи, не был на этой вечеринке, знавшие его в те годы свидетели утверждают, что он никогда не повел бы себя так с женщиной. Для всех, кто поддерживает Кавано совершенно очевидно, что речь идет о заказной клевете с целью сорвать его назначение. Фактически, все, что остается сенаторам, — это поверить на слово одному из участников процесса — либо доктору Форд, либо судье Кавано. И тут вступает в дело фактор «#MeToo» и феминистской истерии. Сенатор-демократ Диана Финштейн открывая сенатские слушания заявила, что они посвящены не Кавано, а «отношению к женщинам». То есть поддерживаешь Кавано — значит враг женщин. Вломившиеся на Капитолий митушники (что еще раз подтвердило их имидж новых хунвейбинов) зажимали сенаторов в лифте и, по сути, угрожали им, если они проголосуют за Кавано. Само состязание доктора Форд и судьи Кавано в сенате больше всего напоминало спектакль. Форд изображала на лице страдание, Кавано пускал слезу и рассказал о просьбе своей дочери молиться за врагов, включая лжесвидетельницу, чтобы Бог простил той ее грех. В целом это театральное состязание выиграл скорее Кавано, показавший себя убежденным, настойчивым и оскорбленным. Большинство членов сенатского юридического комитета проголосовали за утверждение. Но удар в спину нанес сенатор-республиканец Флейк, обусловивший свой голос за Кавано тем, что ФБР проведет дополнительное расследование за неделю. Скорее всего это расследование ничего не даст и каждая сторона останется при своем мнении. Если оно будет продлено, то это окажется затягиванием процесса, которого так хотят демократы. А дальше сенаторы будут голосовать при утверждении Кавано либо опираясь на свою партийную принадлежность, либо из страха перед прогрессивной митушной общественностью. И, если хотя бы два республиканца дрогнут и забоятся показаться «недостаточно современными», то американская демократия покончит с собой здесь и сейчас. Толпа хунвейбинов получит право обвинять кого угодно в чем угодно и от нее не будет никакой защиты. Нормальная юридическая система будет сломана. Впрочем, даже если Кавано утвердят, то перспективы американской демократии не выглядят блестяще. Театр с заламыванием рук и пусканием слезы посеял в знающих историю античной демократии стойкое ощущение дежавю. Современное западное право базируется на принципе объективной истины, устанавливаемой научными методами. Все должно быть установлено точно. И даже присяжные — это не носители «мнения», а 24 глаза, согласие которых при взгляде на один предмет должно убедить всех, что истина не кажется, а действительно ясна. Однако спектакли со слезами — это отсылка к совершенно другой правовой культуре, которую афинский трагик Аристофан высмеял в комедии «Осы», где он приписывает желчному старику, члену афинской коллегии присяжных, такой монолог: Но в суде никаких обещаний моих исполнять не имею привычки, Только слушаю я, как на все голоса у меня оправдания просят. И каких же, каких обольстительных слов в заседанье судья не услышит? К нищете сострадания просит один и к несчастьям своим прибавляет Десять бедствий еще; до того он дойдет, что ко мне приравнять его можно. Тот нам сказку расскажет, исполнит другой из Эзопа забавную басню, А иные острят, чтобы нас рассмешить и смирить раздражение наше. Но, увидев, что мы не поддались ему, он ребят поскорее притащит, Приведет сыновей, приведет дочерей… Я сижу и внимаю защите, А они, сбившись в кучу, все вместе ревут, и опять их отец, точно бога, Умолять нас начнет, заклиная детьми, и пощады, трепещущий, просит: «Если криком ягнят веселится ваш слух, ради голоса мальчика сжальтесь! Если визг поросят больше радует вас, ради дочки меня пожалейте!». События в Сенате, как видим, развивались точно по Аристофану, а это значит, что, независимо от того, будет Кавано утвержден или нет, объективистская американская правовая культура умерла. Победила субъективистская, та самая в рамках которой афиняне осудили Сократа, в конечном счете именно за то, что он не стал ломать перед ними руки и пускать слезу, а прочел вместо этого рассуждение о философии. Понятно, что утвержденные через слезоиспускание судьи, и сами будут судить исходя из тех же принципов. Величайшие философы античности — Платон и Аристотель не случайно относились к демократии с глубоким сомнением. Именно потому, что в их эпоху никакой другой демократии, кроме власти толпы, принимающей произвольные решения в угоду демагогам, не было известно. Толпа разрушала государство за несколько десятилетий и демократия неизбежно оборачивалась тиранией. Особенностью современных западных демократий, образцом для которых служили как раз Соединенные Штаты, был принцип верховенства права, которое стоит выше толпы, выше общественного мнения, выше желания убить всех плохих людей. Сущностью западных демократий эпохи их расцвета было именно верховенство право, а не всеобщие выборы. Принцип этот прививался с трудом — линчевание вышло из моды совсем недавно. Но, все-таки, казалось, что при помощи верховенства права и главенства юридической процедуры появилась вероятность того, что демократия (довольно редкая птица во всемирной истории) может быть устойчивым и долгосрочным решением. Сенатские прения в США показали, что удержаться надолго верховенству права на этом высоком месте не удалось Конечно не всё равно, и для США, и, с учетом глобального влияния Америки, для остального мира, — какая из двух субъективистских сил в конечном счете победит. Власть толпы визгливых феминистских хунвейбинок, или власть здравомысленных практичных, но сентиментальных мужиков. Однако уже очевидно, что при любом развитии событий вера в объективную истину права со всех сторон потеряна. Одни готовы обвинять без доказательств. Другие — плакать вместо аргументов. Вслед за постправдой на свет явилось постправо. А без этой объективности истины и веры в верховенство права западная либеральная демократия не отличается в лучшую сторону от любой политической системы (если не в худшую — монарх как конкретный человек с умом и совестью рассудит чаще всего лучше толпы). То, что вылупилось из феминистского яйца — это уже не демократия, а власть толпы, линчующей согласно тому или иному модному «тренду» — вчера Салемских ведем, сегодня сексистских мужиков. США снова превратились в то, что Марк Твен назвал «Соединенные Линчующие Штаты».