"Российская летопись": Иван Солоневич: человек, знавший будущее России

Шестьдесят пять лет назад, 24 апреля 1953 года, в далеком Монтевидео скончался Иван Лукьянович Солоневич, выдающийся писатель и публицист Русского Зарубежья. Он появился на свет в семье ученого-бактериолога, выходца из белорусских крестьян. Семья жила небогато. Иван и его брат Борис занимались спортом – борьбой. В гости к ним ходил сам Иван Поддубный, и вся семья нередко была свидетелем того, как Иван Лукьянович в товарищеской схватке клал на лопатки именитого гостя. Солоневич экстерном сдал экзамен на аттестат зрелости, поступил на юридический факультет Петербургского университета. В столице он стал известен не только как спортсмен, но и репортер: он сотрудничал в суворинском "Новом времени" – лучшей газете тех лет. Рабочие Петроградского орудийного завода на июльской демонстрации с требованием свержения Временного правительства и передачи власти Советам. 1917 годПереворот 1917 года Иван Лукьянович оценивал однозначно отрицательно, и оценка эта не изменилась до конца жизни. Вот как он пишет о 1917-м годе в своем, пожалуй, лучшем произведении – "Народная монархия": "Я помню февральские дни: рождение нашей великой и бескровной. Какая великая безмозглость спустилась на страну! Стотысячные стада совершенно свободных граждан толклись по проспектам петровской столицы. Они были в полном восторге: проклятое самодержавие кончилось! Над миром восстает заря, лишенная аннексий и контрибуций, капитализма и империализма, самодержавия и даже православия. Вот тут-то заживем!.. По профессиональному долгу журналиста, преодолевая всякое отвращение, толкался и я среди этих стад, то циркулировавших по Невскому, то заседавших в Таврическом дворце, то ходивших на водопой в разбитые винные погреба… Они были счастливы – эти стада. Если бы им кто-нибудь тогда стал говорить, что в ближайшую треть века за пьяные дни 1917 года они заплатят десятками миллионов жизней, десятками лет голода и террора, полным опустошением половины России, – пьяные люди приняли бы голос трезвого за форменное безумие. Но сами они, – они считали себя совершенно разумными существами. Помилуй Бог! 20-й век, культура, трамваи, Карла Марла, ватерклозеты, равное и тайное голосование, шпаргалки марксистов, шпаргалки социалистов, шпаргалки анархистов… И над всем этим бесконечная разнузданная пьяная болтовня бесконечных митинговых орателей… …Прошли страшные десятки лет. И теперь, на основании горького, но совершенно бесспорного исторического опыта, мы можем дать вполне определенный ответ о том, кто же был умнее: черные мужики Москвы, укреплявшие на протяжении многих веков монархию, или просвещенные россияне Империи 20-го века. Просвещенные россияне, делавшие 17-й год, оказались ослами. И пророчество Андрея Белого: "сгинет четверть вас от глада, мора и меча" сбылось с математической точностью. Сбылись пророчества Толстого, Достоевского, Розанова, Менделеева. Но разве опьяненные шпаргалками россияне интересовались мнениями первых мозгов страны?"… Парад белогвардейских войск в Тифлисе. Лето 1918 годаГражданская война застала Солоневича на юге России, где он стал свидетелем одесских расстрелов и знаменитой бойни, устроенной ЧК в Киеве. Вместе с Врангелем он эвакуировался в Турцию, но вынужденно, по семейным обстоятельствам, возвратился в Советскую Россию… Внешне жизнь Ивана Лукьяновича – неисправимого оптимиста и талантливого журналиста – выглядела благополучной. Он сотрудничал в "Известиях", писал брошюры-пособия по борьбе и гиревому спорту. Однако в его поступках – ни тени лояльности новому строю. Он не перестает считать его каннибальским по отношению к народу. Солоневичем просто движет желание хоть как-то помочь физически выжить людям, попавшим в кабалу "мировой революции". И все эти годы его не покидала мысль об исходе из "социалистического рая". Как только позволили обстоятельства, он попытался совершить побег за границу. Первая попытка оказалась неудачной. Солоневич вместе с братом и сыном Юрием был захвачен на пути в Финляндию. Целый вагон доблестных чекистов, наведенных провокатором, смог справиться с тремя великанами… Конечно, все получили по сроку. В зоне трогательно воспетого Горьким Беломорканала проходит подготовка к новому побегу. Ему, собственно, и посвящена еще одна крупная книга Солоневича "Россия в концлагере". Это – эпический "доклад" о мотивах и подготовке побега: "Когда голодаешь этак по-ленински – долго и всерьез, вопрос о куске хлеба приобретает унизительные высоты. Когда у вас под угрозой револьвера требуют энтузиазма, жить становится вовсе невмоготу, захлестывает отвращение"… Однажды в лагере Иван Лукьяновичу встретилась маленькая девочка, вся иссохшая от голода. Она жадно смотрела на то, как Солоневич выносит кастрюлю с замерзшим, прокисшим супом, а затем бросилась отогревать его своим тщедушным тельцем. "Я стоял перед нею как пришибленный, – вспоминал позднее писатель, – полный великого отвращения ко всему в мире, в том числе к самому себе. Как это мы, взрослые люди России, тридцать миллионов мужчин, могли довести до этого детей нашей страны? Как мы не додрались до конца… Что помещики? Что капиталисты? Что профессора? Помещики – в Лондоне. Капиталисты – в наркомторге. Профессора – в академии. Без вилл и автомобилей, но живут. И вот на костях этого маленького скелетика, миллионов таких скелетиков, будет строиться социалистический рай… Вспомнилась фотография Ленина в позе Христа, окруженного детьми: "Не мешайте детям приходить ко мне". Какая подлость!"… Солоневич с сыном бежал из Свирского лагеря в июне 1934 года. 250 верст по карельской тайге и болотам они преодолели за 16 суток, достигнув, наконец, Финляндии. Карта ГУЛАГа С 1936 года Солоневич начинает издавать в Софии "Нашу газету". Она была настолько "наша", что против нее ополчились как советские спецслужбы, так и эмигранты всех мастей. Писатель получает по почте три смертных приговора. В 1938 году на имя Ивана Лукьяновича приходит посылка с бомбой. Ее вскрыла жена Солоневича Тамара Владимировна – и погибла от взрыва. Чудом остались живы сын Юрий и сам писатель. После Софии была Германия. Солоневич всеми силами пытается развеять мифы, призванные идеологически подготовить блицкриг против России – якобы "колосса на глиняных ногах". Но немецкие интеллектуалы лишь покачивали головами – и не верили. Германская профессура предпочитала верить русской литературе и русской историографии, с тевтонской любовью к документам, полагая, что именно в них – правда. По мнению же Солоневича, "русскую психологию и дух характеризуют не художественные вымыслы писателей, а реальные факты исторической жизни". Действительно, что более характерно для России: вымышленный Обломов или реальные Дежнев и Хабаров, Плюшкин или Строгановы, Скалозуб или Суворов? Что сильнее в русском народе: "анархические наклонности" по Горькому и иже с ним или "глубочайший и широчайший во всей истории государственный инстинкт"?.. Русская литература, пишет Солоневич, – это почти единственное, что Запад более или менее знал о России и поэтому судил о русском человеке по русской литературе. Англию, например, мир знал лучше. И поэтому не пытался объяснить судьбы Великобританской империи то ли байроновским пессимизмом, то ли гамлетовской нерешительностью. Байрон – Байроном, Гамлет – Гамлетом. А Великобритания – она сама по себе, независимо от Байронов и Гамлетов. С нами получилось иначе. Возникает вопрос, почему? Солоневич дает на этот вопрос пусть неоднозначный, но, по-моему, близкий к истине ответ: "Историю нашей страны и нашего народа мы изучали с точки зрения западных "богословских схоластик" – целой коллекции всех мыслимых разновидностей философий современности". Вторичность восприятия русской действительности, сквозь призму чисто европейских понятий, породила массу недоразумений, приведших в конечном итоге страну к катастрофе. Солоневич резко, но справедливо констатирует: "Нас учили оплевывать все свое и учили лизать все пятки всех Европ – "стран святых чудес". Из этих стран на нас перли: польская шляхта, шведское дворянство, французские якобинцы, немецкие расисты – приперло и дворянское крепостное право, и советское. А что припрет еще? Какие еще отрепья и лохмотья подберут наши ученые старьевщики в мусорных кучах Европы? Какие новые "измы" предложат они нам? Какие очередные "теории науки" возникнут в их катаральных мозгах и какие очередные пророчества утонут в очередной луже?" И, правда, они утонут в луже, потому что история Западной Европы принципиально не похожа на историю России. Все отлично: иные координаты, иные точки отсчета, иные расстояния, иная национальная психология. Об этом можно говорить очень много. Отмечу лишь явно бросающиеся в глаза несоответствия. Монархия в России отлична от монархии в Византии или Риме. В Византии, как и повсюду в Европе, монархия венчала собою право силы. В России она была политическим выражением диктатуры совести. Вспомним, что за все время нашего государственного существования не было ни одного случая свержения династии. Даже Пугачев выступал в качестве лжепредставителя законной династии. Даже такой выдающийся деятель как Борис Годунов, в глазах народа не был вполне легитимен. Потому что на нем висел грех цареубийства. Никому не было интересно, действительно ли Годунов убил царевича Дмитрия или был к этому злодеянию непричастен. Просто противники царя капнули ядом в самую сердцевину московского абсолютизма, в его нравственную опорную точку. И все пошло из стороны в сторону, все казалось Божьей карой за то, что Москва терпит цареубийцу, пишет Солоневич. Кто бы в Византии, Франции или Испании стал волноваться о судьбе ребенка, убитого двадцать лет тому назад? Там сила создавала право и сила смывала грех. На Руси право создавало силу, и грех оставался грехом. В Московской Руси цареубийств не было вообще (за исключением Смутного времени). Они уже начались в петербургский период истории… Европейский феодализм никак не походил на русский: ни по форме, ни по продолжительности. Так же различны русский крестьянин и немецкий бауэр. В чем-то они конечно похожи друг на друга: оба пашут, оба живут в деревне. Но есть огромная разница. Бауэр – это недоделанный помещик, тот, кого в дореволюционной России называли "однодворцем". У бауэра до 60 десятин земли, лучшей, чем в среднем по России. Исторически это было достигнуто путем выжимания малоземельных крестьян, в том числе и на Волгу. Но это не смущает историков. Они все равно гребут все российские явления под одну европейскую гребенку. Вот что пишет по этому поводу Солоневич: "Положение всякого пишущего российского интеллигента напоминает положение редактора советской провинциальной газеты. Вот лежит под самым носом некое явление, но о нем нет директив из центра. Вот лежат под самым носом наших историков десятки и сотни явлений. Но как их оценить без директив от дидеротов и гегелей? Вот, например, Земские соборы допетровских времен. В дидеротовых энциклопедиях о них не сказано ни слова. И никаких директив из философского европейского центра нет. Куда же нашим мыслителям деть Соборы? Были ли они народным представительством или не были? Дидероты говорят: народное представительство должно бороться с тиранами. Земские соборы с тиранами не боролись: какое же это народное представительство? Дидероты говорят: народное представительство должно отстаивать свои права. Земские соборы преимущественно занимались распределением обязанностей. Нет, Земские соборы никаким народным представительством, значит, не были". Так чем же была русская интеллигенция до революции, впрочем, и после? Солоневич дает нелицеприятный ответ: "Русская интеллигенция, традиционно оторванная от народа, предлагает этому народу программы, совершенно оторванные от всякой русской действительности – и прошлой и настоящей. Эта же интеллигенция дала нам картину прошлого и настоящего России, совершенно оторванную от всякой реальности русской жизни. Именно поэтому русская общественная мысль шатается из стороны в сторону так, как никакая иная в мире: от утопических идей второго, советского, крепостного права до столь же утопических пережитков первого. Коммунистическая революция в России явилась логическим результатом оторванности интеллигенции от народа, ее неумения найти с ним общий язык, нежелания интеллигенции рассматривать самое себя как слой, подчиненный основный линиям развития русской истории, а не как кооператив изобретателей, наперебой предлагающих русскому народу украденные у нерусской философии патенты полного переустройства и перевоспитания тысячелетней государственности"… Карнавал в МонтевидеоВпрочем, Солоневича можно цитировать до бесконечности. Поэтому лучше – прочитать его произведения. Особенно "Народную монархию". По моему мнению, она стоит сотен книг, написанных о России и ее истории. …После Германии писатель оказался в Аргентине, где начал издавать газету "Наша страна", основал Народно-Монархическое Движение. Но и там Ивана Лукьяновича травили нещадно, со всех сторон: и демократы, и солидаристы, и фашисты. Травля была столь жестокой, что даже такой могучий и смелый человек как Солоневич вынужден был уехать в Уругвай. Там он погиб при довольно загадочных обстоятельствах 24 апреля 1953 года, на 62-м году жизни. Иван Лукьянович был твердо убежден, что советская власть неизбежно рухнет, и лишь сожалел, что не доживет до этого дня, до дня, когда он сможет, наконец, вернуться на родину. Но до сих пор не утратила актуальности историко-философская точка зрения Солоневича на развитие России: "Я исхожу из той аксиомы, что Россия имеет свои пути, выработала свои методы, идет к своим целям и что, поэтому, никакие политические заимствования извне ни к чему, кроме катастрофы, привести не могут"… "Российская летопись"\: Иван Солоневич\: человек, знавший будущее РоссииСлушайте аудиверсию программы: У радио Sputnik отличный паблик в Facebook, а для тех, кто предпочитает отечественное, — "ВКонтакте". Есть еще Twitter, где все кратко, но емко. И конечно, вас увлечет канал радио Sputnik в Telegram. Обещаем!