«Отца арестовали за выполнение партийного задания»: екатеринбуржцы вспоминают ужасы Большого террора
Сотрудники Музея истории Екатеринбурга собрали воспоминания екатеринбуржцев, чьи родные погибли в годы Большого террора. Из интервью сделают книгу, которую готовят к выпуску (сейчас запущен проект по сбору средств на неё). E1.RU публикует отрывки из будущей книги. Мы уже рассказывали истории Сидора Ефимовича Клочко, который попал в застенки НКВД после того, как рассказал на работе анекдот, и Андрея Михайловича Зорина, который не стал отказываться от православной веры и был расстрелян. Сегодня публикуем воспоминания дочери Александра Красносельских. Он был убеждённым коммунистом, но это не уберегло его от катка репрессий. Александр Тихонович родился в посёлке Александровский завод (сейчас город Александровск Пермского края) в семье мастерового чугунолитейного завода. Его отцу искрой от домны выжгло глаз, и Саше, старшему из пяти детей, уже в 11 лет пришлось зарабатывать самому. Сначала служил рассыльным в волостном управлении, а поскольку был грамотным, хорошо писал, мальчишку взяли на службу при конторе Кизеловского горного округа. После революции Александр стал одним из руководителей Кизела, работал в районном Совете, рассказывает его дочь Римма Печуркина. Потом его направили в Москву учиться в Коммунистическом университете на факультет профсоюзного движения. — В Москве у Александра Тихоновича появилась новая семья, в которой родилось трое детей, включая меня, — рассказывает Римма Александровна. — В первом браке у отца было двое сыновей, Борис и Виктор, которых отец никогда не обделял своим вниманием, несколько лет оба мальчика жили в нашей семье. После университета его оправили в Свердловский обком профсоюза горнорабочих налаживать быт и культурный досуг в горняцких посёлках Урала, а потом — организовывать горный институт в Свердловске, Красносельских стал его первым директором. Семья поселилась в доме на площади 1905 года, рядом с нынешним «Домом актёра», но прожила там недолго — Александра Тихоновича отправили в Красноуфимск, где он был избран первым секретарем райкома партии. — Там, в Красноуфимске, я и родилась — за три месяца до ареста отца, — говорит Римма Александровна. — Позднее, когда уже в наши дни приезжала в Красноуфимск, застала старожилов, которые помнили моего отца. По их воспоминаниям, он был демократичным руководителем. Например, рассказали такой эпизод. В одной из организаций он встречался с коммунистами и случайно увидел на рабочем столе одного из них Евангелие — книгу, совсем не соответствующую партийному уставу. Отец не стал поднимать шум по этому поводу, просто сунул «компромат» в ящик письменного стола. Арестовали Александра Красносельских в 1937 году. Тогда и повода не надо было, просто выполнялась спущенная сверху разнарядка на выявление врагов народа, говорит Римма Александровна. — Достаточно было слухов, домыслов, чтобы тень подозрения легла даже на такого убеждённого коммуниста, каким был мой отец. Формальным поводом стала история, произошедшая в начале 20-х годов во время учёбы в Коммунистическом университете. Когда Красносельских приехал в Кизел на каникулы, местные коммунисты попросили его как хорошо подкованного партийца организовать дискуссию по Троцкому, с которым партия тогда вела идеологическую борьбу. Александр должен был изложить взгляды Троцкого, чтобы участники дискуссии могли тут же разбить аргументы политического противника. Он отказывался, даже написал заявление, что не разделяет взгляды оппозиции, что, транслируя их, всего лишь выполняет поручение однопартийцев. Но всё-таки поучаствовал в дискуссии. — Инструктор Свердловского обкома партии был специально командирован в Кизел, чтобы уточнить и расширить эти сведения, но вернулся ни с чем: кизеловские товарищи подтвердили, что Александр Тихонович лишь выполнял партийное поручение, — рассказывает дочь Красносельских. — Тем не менее, весомее этого довода оказалась крохотная записка члена партии Поскокова, в которой он сообщал, что сам не был на собрании и выступлений не слышал, но якобы люди говорили, что Красносельских выступал с позиций Троцкого. Этого оказалось достаточно, чтобы внести его в список неблагонадёжных. А дальше завертелась репрессивная машина. — Отца обвинили в создании антипартийной группировки, в которую он якобы вовлёк ещё шесть человек. О том, насколько абсурдными были эти обвинения, можно судить по тому, что среди шестерых «завербованных» числился санитарный инспектор Николай Городецкий, которого «уличали» во вредительстве — якобы он «способствовал завшивлению школьников». В один из последних дней августа 1937 года, когда семья жила уже в Свердловске, Красносельских не пришёл с работы. Жена бросилась его искать, сослуживцы молчали, только сосед, работник треста, из сочувствия сказал, что его арестовали. — Кроме пропаганды троцкизма отцу ещё вменили развал районной экономики, падеж скота, разлив реки, затруднивший движение сельхозтехники и т. д. Двадцать лет спустя учёные экономисты с цифрами в руках докажут, что развала хозяйства не было, Красноуфимский район ходил в передовых, — говорит дочь Красносельских. Жена Александра Тихоновича с грудной дочкой на руках дважды моталась из Свердловска в Красноуфимск, чтобы встретиться с мужем. Наконец ей это удалось. Он передал с ней письмо детям: «Дорогие мои, хорошие! Шлю вам свой привет. Сегодня у меня праздник, была в гостях мамочка… Учитесь хорошо, читайте книжки, играйте. Юрашеньке мой наказ, чтобы он следил за мамой, за её здоровьем и слушался бы её, помогал ей, пусть она хорошо питается… Ухаживайте хорошо за маленькой сестрёнкой. Горячо всех целую. Желаю всем здоровья. Ваш папа». — Известно ли вам, как погиб отец? — Скорее всего, его расстреляли вскоре после суда в подвалах дома на Ленина, 17, где в июле 1937-го и январе 1938 года проходили заседания выездной сессии военной коллегии Верховного Суда СССР. Со стороны улицы дверь наглухо занавешивалась, подсудимых заводили из другой двери, до этого момента содержали в сарайчике во дворе. После вынесенного приговора уводили подвалами, чтобы осуждённые не встречались с теми, кому ещё предстояло судилище. Конвейер работал беспрерывно. В деле моего отца, с которым я знакомилась в архиве, обозначено время начала и окончания процесса: 15 января 1938 года в 11:15 суд начался, в 11:30 завершился. 15 минут хватило, чтобы без доказательств и прений вынести расстрельный приговор. Моему отцу в то время было всего 38 лет! По слухам, в подвале здания была специально оборудованная комната, куда осуждённых заводили и ставили якобы для измерения роста. Так как день вынесения приговора и день расстрела зачастую совпадали, то этим слухам вполне можно доверять. — Когда ваша мама узнала, что Александра Тихоновича нет в живых? — Много лет ей ничего не было известно о судьбе отца, хотя она стучалась во все двери, писала письма во все инстанции, чтобы хоть что-то узнать о нём. Лишь в 50-е годы, после смерти Сталина, мама получила извещение, что «Красносельских Александр Тихонович 1899 года рождения умер в исправительно-трудовом лагере 14 марта 1944 года от крупозного воспаления лёгких». Но я сомневаюсь в достоверности этой информации, так как, согласно секретной директиве КГБ, родственникам расстрелянных сообщали вымышленные даты смерти и вымышленные диагнозы — в соответствии с рекомендованным списком из 17 заболеваний. Я думаю, что прах моего отца покоится в массовом захоронении на 12-м километре Московского тракта, где хоронили расстрелянных жителей Свердловской и Пермской областей.
