Как мы учились у отравителя лондонцев
Изучать историю в советском вузе было еще то удовольствие. Можно только представить весь ужас вчерашних школьников, рвавшихся на истфак. Мы хотели окунуться с головой в рыцарские времена и всякую прочую романтику, но с первым же нырком в древности мы с разбега бились головой о бетонное дно марксизма-ленинизма. Сейчас в это трудно поверить, но до начала 1990-х в стране невозможно было защитить диссертацию или издать книгу, если в ее предисловии не было нескольких цитат из Ленина-Маркса-Энгельса. Благо, они были редкими графоманами, и их мудростей хватало на все случаи жизни. Писали эти мыслители длиннющими предложениями с кучей абстрактных терминов, и читать это можно было только со словарем. Но, когда мне довелось учиться на истфаке Луганского пединститута, вовсю бушевала перестройка. Мы добились свободного посещения лекций и старались читать то, что нам хотелось. С этим тоже было туговато. Историков, писавших увлекательно и без идеологической плесени, тогда можно было на пальцах сосчитать. А на экзаменах подробности быта любой эпохи, не говоря уже о личной жизни любых деятелей, считались не важными, а то и вовсе нелепыми. Среди нашей профессуры отдельной глыбой стоял Владимир Михайлович Бейлис. Он был востоковедом, учился в Киеве еще у Агатангела Крымского и Тауфика Кезмы, владел арабским и персидским языками, был знатоком средневековой восточной поэзии. Мы, студенты, едва ли могли оценить эту сторону нашего профессора. Мы о ней просто не знали. А сам Владимир Михайлович, по всей видимости, пережил не одну антисемитскую истерию и стал, как он сам говорил, «провинциальным востоковедом». Скорее даже, подпольным — на консультации и в аспирантуру к нему в Луганск-Ворошиловград просились со всех советских столиц. Не ходить на лекции Бейлиса у нас считалось дурным тоном. Нам он преподавал средневековье, преимущественно европейское. И свои лекции он не читал, а рассказывал. В аудиторию приходил с какими-то пометками на малюсенькой карточке, в которую никогда не смотрел. А еще профессор Бейлис просил на экзамен приносить список прочитанных книг по его периоду. В том числе и художественных. Кроме программных вопросов мы должны были еще и сравнить писательский размах с историческими фактами. Помнится, на какой-то сессии мне выпало рассказывать Владимиру Михайловичу о «кровавом» законодательстве Тюдоров. Я, казалось, выложил все, что могло уместиться на локальный диск моей памяти — от финала войны Алой и Белой роз до королевы Елизаветы-девственницы. Ну, и естественно, законы Генриха VIII, которые сгоняли бедняков с их пастбищ и те оказывались в кабале у вельмож. — В какой работе Карл Маркс назвал эти законы «кровавыми»?— спросил меня профессор. — В какой же? В «Капитале», — ответил я. — В какой главе?— уточнил Владимир Михайлович. Конечно, я не знал, что в 94-й. При одном лишь виде «Капитала», не говоря уже о содержании этого бумажного шлакоблока, становилось не по себе. — Знаете, вы мне напомнили героя басни Крылова «Любопытный», — прокомментировал мою осведомленность профессор. — Слона-то я и не заметил… Зато к экзамену мне как-то удалось едва ли не выучить наизусть книгу Иосифа Григулевича «Инквизиция», которую нам рекомендовал Бейлис. Ну, как выучить? Казалось, что у меня от зубов отскакивали все даты, заковыристые средневековые имена и даже цитаты на латыни. Именно такие книжки — из всего сонмища тогдашней писанины — позволяли нам повторять вслед за Марком Блоком: «Польза истории в том, что она просто интересна». Но получилось, что и в этом случае слона я тоже не заметил. Через несколько лет я понял, что он может просто прятаться в самом неожиданном месте. Историк Григулевич, как оказалось, был секретным агентом советских спецслужб. В Мексике он участвовал в покушении на Льва Троцкого. А в 1952 году приехал в Белград как посол Коста-Рики в Италии и Югославии под именем Теодоро Кастро. На Лубянке он числился Максом. К тому времени критически обострились отношения между диктаторскими режимами Сталина и Броза Тито. Хозяин Кремля приказал ликвидировать своего югославского противника. Об этом поведал генерал Павел Судоплатов, готовивший операцию, только в середине 1990-х. «С помощью замаскированного в одежде бесшумно действующего механизма [Макс] должен был выпустить дозу бактерий легочной чумы, что гарантировало заражение и смерть Тито и присутствовавших в помещении лиц», — вспоминал Судоплатов. Сам Макс не знал о применяемом препарате. Ему должны были перед операцией привить противочумную сыворотку. Покушение планировалось на время визита Тито в Лондон — чтобы свалить все на британские спецслужбы. Судоплатов рассуждал, что этот вариант устранения вполне мог привести к вспышке смертельно опасного заболевания в одном из самых густонаселенных городов Европы и тысячам человеческих жертв. Макс, по словам генерала, уже прощался с жизнью. При любом исходе операции он не смог бы скрыться от югославских спецслужб. Однако Судоплатову удалось отговорить Сталина — ведь Григулевич не был боевиком и мог провалиться. Покушение на время отложили. Вскоре к праотцам ушел сам советский вождь. А вместе с ним — и необходимость в операции. Григулевич перебрался в Москву. И, где-то благодаря своевременному отходу кремлевского параноика, мы смогли учиться по интересным книжкам Макса.
