«Научиться гуглить». Когда технологии обернулись орудием против человека
«Духовная культура падает, а технологическая мощь нарастает. Впереди – катастрофа», - считает кандидат педагогических наук, профессор Уральского государственного педагогического университета Станислав Погорелов. Воспитание «отменили» Рада Боженко, АиФ-Урал: Станислав Тимофеевич, классно-урочная система образования сегодня объявляется архаичной. Она действительно изжила себя? Станислав Погорелов: В свое время в России вузы были платные, но они были построены на свободном выборе. Ты выбираешь, предположим, столько-то предметов из такой-то области, десять из другой, комбинируешь их по своему усмотрению, и деканат твой выбор фиксирует. Записался на курс, скажем, профессора Погорелова, послушал – не понравилось, решил пойти на курс к Петрову. И потом сдаешь дисциплину комиссии. Никаких шпаргалок не было, потому что студента никто не рассматривал как шулера, мечтающего о «халяве». И студенту зачем платить деньги, чтобы обмануть профессора? Смешно. Сдал – хорошо, не сдал – «коллега, вам еще надо поработать». Никто никого не обманывал, но никто никого и не гнал. Были вечные студенты из богатых аристократов. Поэтому в год, например, Петербургская консерватория выпускала пять-шесть человек. - И это были «сливки»? - Это была сразу мировая элита! Петр Ильич Чайковский, Николай Андреевич Римский-Корсаков, Александр Николаевич Скрябин... Все они были выпускниками той системы. Заинтересованности государства в плановой огромной машине не было. Она выстроилась в советское время. Понадобилось массовое количество кадров, прежде всего, инженерных. Понадобились кадры для машинной работы. А чтобы выпустить инженеров, нужно было подготовить для вуза школьников. И началось, по Яну Амосу Коменскому, обучение всех всему. Именно он создал эту дидактическую машину – классно-урочную систему, которую критикуют все. А переделать ее никто не может! И сегодня, по настоящему, выбора педагогических систем нет. Но дело в том, что все эти обучающие алгоритмические вещи, которые есть в классно-урочной системе, можно автоматизировать, компьютеризировать. - Что медленно, но верно происходит. - Конечно. Когда мы оказались без идеологии, первое, что пострадало – система личностных отношений учителя и ученика. Они стали не нужны. «Отменили» советское воспитание, а вместе с ним и любое другое. И школа стала обучать. Как говорил один из министров, воспитывает Иисус Христос и папа с мамой, а учитель – только учит. Но знания, вообще-то, выполняют служебную функцию, они не вечны. Физика столетней давности ничего не стоит сегодня. То, что сегодня в этой науке происходит в школы придет лет через 30. Кроме того, фундаментальные знания перестали цениться, потому человек вписался в общество, которое не созидает, а потребляет. Да, потребление дает работу всем, но эта машина работает без потребности в новизне. И сегодня главное - научиться «гуглить»: любой вопрос задал, ответ получил – действуй. Зачем фундаментальные знания? Нужны только лишь прикладные умения. Раньше человек, закончивший школу, все-таки знал основы наук, палец в розетку он точно не засовывал. А сегодня... Американская дама, вымывшая собачку, сунула ее сушить в СВЧ-печь. Она технологически не понимает, что это за печь. Собака пострадала, к производителю замечание: «Почему в инструкции не написано, что нельзя в СВЧ-печи сушить собаку?». Мы тоже к этому идем, потому что стремимся подражать. Осторожно: древо познания - Тем не менее наука не стоит на месте, вы сами это сказали, упомянув физику. - Не стоит. Но постепенно, все больше секуляризируясь, наука зашла в тупик. И это, наконец, осознанно. Она привела к таким результатам, которые сегодня называются глобальным кризисом. И, прежде всего, это экологический кризис. Практически все, что ни изобретено сразу превращается в оружие уничтожения, все, что ни придумается, оборачивается против человека. Вот, пожалуйста, наука познающая мир, оторванная от духовных оснований. И сегодня уже никто в восторге перед научным гением не стоит. Напротив, «сейчас еще изобретет что-нибудь на нашу голову». И чем дальше, тем страшнее. Сегодня имеются все технологические средства для электронного концлагеря. И есть люди, готовые этим воспользоваться. Есть что-то полезное, улучшающее жизнь, а есть то, что открывает ворота ада от науки. Очень осторожно нужно обращаться с древом познания без духовного начала. Но секуляризация продолжается, духовная культура падает, а технологическая мощь нарастает. Впереди-то – катастрофа! Либо мы вернем человеку духовную составляющую, либо мы лишим его свободы воли. Тогда, Бог с ней, с его духовной культурой, его просто чипизируют и он будет послушный, благоразумный. И выполнит все образовательные стандарты. - Мрачная, печальная картина. И безысходная? - Предположу, что мы одна из немногих стран, которая еще пытается сохранить в человеке ЧЕЛОВЕКА, имеющего и духовную, и телесную, и социальную природу. Кроме того, мы переживаем секуляризацию не так как, например Западная Европа. Отчуждение от Бога, развитие светских начал в обществе у нас происходило одновременно. Но Европа как выходила из этого? Что там заменяет религиозную веру? Вера в закон. У нас отношение к закону со времен митрополита Иллариона, какое? Закон корыстен, справедливым он не бывает. Закон, как дышло – куда повернул, туда и вышло. Дальше Европа приходит к комфорту, обеспеченности вместо благодати. А мы понимаем, что никакой комфорт не успокоит тоску, если нет полноты жизни. Никакие утешительные возможности богатства тебе не дадут, никуда ты не денешься от смерти, от утрат близких. Словом, в процессе секуляризации они выходят в закон. А мы в культуру. И, прежде всего, это понятно по литературе. Наша литература описывала сострадательно маленького человека. Милосердие и сострадание – вот о чем наша культура. А второе – поиск смысла жизни. Собственно говоря, две важнейшие заповеди христианства преобразились в художественную форму. Любовь к Богу и любовь к человеку превратились в поиск смысла бытия, и в традицию милосердия русской культуры. «... И милость к падшим призывал» - вот осознанные установки русской культуры. И сохранение человечности, как главного во всем происходящем, наш столп, наша опора в устройстве общества, в устройстве образования.
