Мой друг Мурбек. Профессор, чьи идеи включили в Гражданский кодекс РФ

Он родился осенью 1935 года, за шесть лет до начала Великой Отечественной войны, в ауле Джиджихабле. Это надо подчеркнуть, поскольку память уже почти шестилетнего мальчишки запечатлела все до деталей. Особенно запомнилось, когда на раскаленной от солнца сельской площади выстроили мужчин (в том строю стоял и отец), и военный в потертой портупее с наганом у пояса скомандовал: «Шагом марш!» Так той колонной первые призывники Адыгеи шли пешком аж до Белореченска. Отца своего Мурбек в последний раз видел в проеме вагона грузового эшелона, откуда тот долго-долго махал рукой, пока не исчез за станционным поворотом. Таким и запомнился на всю жизнь Хаджумар Хутыз. Он погиб почти в самом конце войны. В груду фронтовых писем, сложенных треугольником, с фиолетовой печатью «Цензурой проверено» лег последний, казенный конверт, где на листочке проемы машинописного текста были заполнены стандартной надписью: «... Пал смертью храбрых в боях за нашу Советскую Родину... » В девять лет Мурбек остался без отца, но всегда в его сердце была память о нем. Школа Системой обучения для Мурбека все-таки была не средняя школа, которую он так и не окончил, хотя слыл круглым отличником с первого класса. Слишком был неудобен, поскольку уже в седьмом классе стал задавать много вопросов, от которых учительница истории чуть-ли не падала в обморок. Например, зачем кинорежиссер Эйзенштейн придумал штурм Зимнего дворца, которого в природе не было, как и ворота, через кои лезли восставшие матросы. Представляете, и это в аульской школе... После подобного спора уже с учительницей литературы Мурбек «хлопнул дверью», и в 14 лет от роду пешком ушел в Краснодар, где поступил в ремесленное училище. Окончив его, поступил в нефтяной техникум. На Кубани в то время был нефтяной бум, осваивались новые площади нефтедобычи и все нефтяники были в большой чести. Быть бы пытливому юноше лауреатом Ленинской премии, именно такой наградой в шестидесятые годы были отмечены семь кубанских нефтедобытчиков, да подошел призыв в армию. Ему, комсомольцу и отличнику, предложили выбор. Мурбек выбрал флот, хотя в ту пору срок службы в ВМФ равнялся пятилетию. Более того, выбрал Северный флот, поскольку узнал, что именно туда идут первые атомные подводные лодки. Характер На этой конструкции многое и держалось. Предельно честный и весьма жесткий, лично для себя выбиравший всегда путь максимально трудный, словно осознанно испытывавшего самого себя. Закончив военную службу, он мог учиться очно, но знания и опыт судового электрика употребил на гражданке, одновременно став студентом Всесоюзного заочного юридического института. Так и было все шесть лет - днем - работа, вечером - книги. Он проштудировал всю классическую литературу по правоведению и уже тогда сосредоточил внимание на неисчерпаемых догмах римского права. По окончании вуза недолго поработал судьей в Адыгее, а потом всю жизнь занимался научно-исследовательской и преподавательской работой. Уже на ранних этапах коллеги поражались качеству его знаний в самых потаенных глубинах юриспруденции. Для своего профессионального внимания он выбрал гражданское право. На вопрос: «Почему?» - обычно со смехом отвечал: « Потому как право не может быть уголовным... » Будучи многолетним заведующим кафедрой теории и истории государства и права, он блистательно читал лекции, но экзамены принимал жёстко. Получить у Хутыза «отлично» считалось высочайшим достижением, и любая просьбаь как-то помочь неудачнику сопровождалась абсолютно категорическим отказом, от кого бы просьба ни исходила. «Римское право надо знать, как любимую песню, - говорил он обычно, - ибо лучшей песни человечество еще не придумало». Ученый Мурбек Хутыз отметил свое пятидесятилетие блистательной защитой докторской диссертации, став профессором права одним из первых на Юге России. В те времена это было очень и очень сложно, ибо набор очень высоких требований при их выполнении выводил реализованного диссертанта в круг избранных. Как свидетельствуют коллеги Хутыза, он не только обобщил основные закономерности времени, но и предвосхитил устойчивые тенденции развития, и многие его научные идеи были впоследствии внедрены в Гражданском процессуальном кодексе России. Самое важное, что надо отметить (кстати, самое редкое качество в среде ученых мужей, особенно периферийных вузов) - это научная смелость, нередко идущая вразрез сиюминутным декларациям. Я отлично помню, как работая в крайисполкоме и выполняя некую общественную нагрузку, я однажды пригласил провести так называемый политдень профессора Хутыза. Начальство охотно согласилось, тем более что выступать будет завкафедрой, но Мурбек целый час доказательно и мотивированно громил объявленную тогда Горбачевым «перестройку». Подчеркивая, что эта затея популистская и впопыхах, без всякой программы - с чего начинать и чем заканчивать. Она может привести только к необратимым последствиям. Я тогда получил нахлобучку от секретаря крайисполкома, милейшего Алексея Кондратьевича Гузия, за приглашение человека с «шаткими убеждениями». Увы, но человек «с шаткими убеждениями», зато с фундаментальными знаниями об основных принципах общества, оказался сто крат более прав, чем все «стойкие ленинцы», переполнявшие тогда аппарат Краснодарского крайисполкома, которых через пяток лет явившиеся демократы выгнали с треском. К сожалению, Мурбека тогда уже не было в живых. Он скончался скоропостижно, как все правдолюбцы, оставаясь в моей памяти человеком, практически неповторимым. Особенно в дружбе, ибо это качество для него было путеведущим. Ему бы в этом году исполнилось 82 года, а сколько осталось задуманного и несделанного... Светлая память!