Твой 2007-й. Каким мы его видим спустя 10 лет

Пользователи всевозможных ресурсов с вопросами-ответами регулярно спрашивают, что же такого особенного было в 2007-м. Картина складывается странная — люди ностальгируют по старым «сименсам» и «моторолам» (несмотря на вышедший в этом году первый iPhone), расцвету субкультур и низким ценам. Все это звучит как не лучший повод для требования поскорее вернуть 2007-й. Достаточно взглянуть на главные ностальгические хиты 2017 года — «Оно» и «Очень странные дела». Зрителям нравится вспоминать любимые фильмы и музыкантов, а вовсе не дешевые квартиры и нефть по сто за баррель. Однако в случае с 2007-м важны не столько конкретные имена и названия — тогда мы иначе потребляли информацию. Желание вернуться на десять лет назад — это желание вернуться в более понятный мир, где еще были какие-то авторитеты. В 2007-м вы едва ли могли проснуться с утра и узнать, что на волне популярности внезапно оказался рэпер Фэйс. Это было время, когда механизмы популярности были яснее, а на пути лавины информации стояли хоть какие-то препятствия. И в этом кроется настоящий повод для ностальгии. Авторитеты в интернете В мае этого года пользователи «Фейсбука» решили передать коллективный привет человеку из 2007-го и начали вспоминать слова, которые показались бы десять лет назад полной бессмыслицей — от «вейпера» и «тиндера» до «хайпа» и «стикеров». Фэйсбучным интеллектуалам повезло, что им не прилетел ответ — сейчас едва ли они сами вспомнят, что такое «жепь ебрило», «упячка» и «рикроллинг». В 2007-м, с расцветом имиджборд в языке появилось множество новых единиц. Чтобы описать все это понадобилась система отбора — так возникло «Луркоморье», созданное Давидом Хомаком, Константином Грушей, Олегом Лобачевым и рядом бывших пользователей русской «Википедии». «Лурк» даже не пытался беспристрастно описывать явления — каждая статья несла в себе оценку явления и фильтровала мемы-одновневки. Анонимы, которые создавали энциклопедию, стали настоящими шерифами на культурном поле сети. Так статью о самом меме «Верните мой 2007-й» безжалостно снесли, посчитав его локальным и незначительным. 2007-й был годом, когда интернет-элиту составляли вовсе не видеоблогеры, а обезличенная масса «анонов», которые по сути и были главным производителями мемов и творцами культуры Рунета. Такое положение дел сегодня, когда создатели вирусного контента раздают интервью, выглядит сюрреалистично. Анонимность была абсолютной ценностью, в то время как быть «неймфагом» считалось позорным. Порицался и «аттеншн-хоринг» — стремление к дешевой популярности. К 2017-му (читай: в год «рук-базук») напрочь выпал из обихода. По сути в сети 2007-го травили ровно за то, без чего сейчас в ней нельзя обрести популярность. Зомбоящик — это клёво В оффлайне тоже были свои «фильтры». Об успехе исполнителей можно было судить по ротациям на радио и появлению в модных изданиях. «Как скажем, так и будет» — согласно этому кредо существовал не только журнал «Афиша». Не стоит забывать и о том, что для обретения статуса эксперта по культуре тогда требовалось образование и безупречный вкус. Сейчас для этого достаточно камеры, хромакея и экспрессии. Как бы там ни было, медиа были именно законодателями, а не дистрибьюторами. Сейчас им приходится не столько открывать, сколько объяснять и тиражировать то, что в объяснениях и тиражировании в общем-то не нуждается — того же рэпера Фэйса с его 27 тысячами репостов «Вконтакте». Принципиально иным было положение телевидения — тогда оно было на пике молодежной культуры. Именно в 2007-м возник обновленный канал «2×2», где транслировали целую обойму «взрослых» мультсериалов — от «Симпсонов» и «Футурамы» до «Южного парка» и «Гриффинов». Другие каналы, в том числе «Первый» и СТС крутили безумно популярное в то время аниме. Россия не для грустных Всю молодежь в 2007-м можно было условно разделить на условных «формалов» и «неформалов». Причем даже у «формалов» было некое представление об идентичности. Реальная история — однажды один парень из соседней школы, который прессовал нефоров и стрелял мелочь, дико возмутился, когда его назвали гопником — он себя считал «обычным хулиганом». Некоторые обозначали себя через противопоставление — так вокруг эмо возникли «антиэмо». На травле «эмарей» была во много завязана и культура «Упячки», — по мнению ее обитателей, представители субкультуры были просто унылым говном. Опять же условная битва всего веселого против всего грустного строилась вокруг устойчивых стереотипов. Настоящие, а не пришедшие из рубрики «тип месяца», тоже умели как следует разгуляться: «Вот говорят, что мы все эмо — чокнутые. Типа мы вены себе на концертах вскрываем и все такое. Ну вот я, конечно, резал себе руки — не вены: просто так, по пьяни, но специально я не знаю, кто бы так делал. Один знакомый — придурок — как-то да, резанул как раз на концерте розочкой от „Балтики“. Но это он не чтобы от глубоких чувств, пьяный был просто» Максим, 17 лет, «Афиша», июнь 2007-го Тру против позеров Попробуйте представить встречу хипстера или, скажем, хайпбиста с обычным таким эмокидом из 2007-го. У первых хайп и нос всегда по Google Trends, одежда из капсульной коллекции какого-нибудь Вирджила Абло и память как у золотой рыбки. Их визави выглядит поскромнее — торба с Билли Каулитцем, ухо проколото (скорее всего, английской булавкой в туалете клуба), на глаз свисает мелированная челка. Но это все всего лишь чем набор стереотипов, важно другое — у субкультур 2007-го, в отличии от их наследников, было более-менее ясное восприятие себя и окружающего мира. У их представителей было вполне четкое понимание «правильной» музыки, литературы, приобщаясь к которой, можно было считать себя настоящим адептом субкультуры. Говоря на языке 2007-го, быть «тру». Тех же, кто просто использовал внешние клеймили как «позеров» и не принимали в узкий круг. Та же условная торба с Каулитцем — это гарантированный пролет, поскольку Tokio Hotel в число «правильных» групп не входили. Как бы там ни было, такая ситуация для хайпбиста совершенно немыслима — даже если он не успел запрыгнуть в последний вагон хайптрейна, ты едва ли будешь признан хайпбистом второго сорта. Культурный слом особенно заметен на примере ближайших родственников эмо — сэдбоев. В их среде музыка (в данном случае — клауд-рэп) тоже стала основой субкультуры, однако никаких представлений о пресловутой «трушности» у них нет. Да и внешние атрибуты особой роли не играют — можно покупать «люксовые» бренды или реплики, при этом оставаясь полноценным сэдбоем. Что же до 2008-го, то его вернуть никто не хочет, — кажется, что всего через за год субкультуры испарились, интернет глубоко проник в повседневную жизнь, грянул финансовый кризис, а Дуров забрал стену (на самом деле это произошло только в 2010-м). Однако черт его знает, что нам готовит 2018-й, — возможно, и 2008-й станет поводом для ностальгии.