РСМД: «Большая игра» на Ближнем Востоке для России и СНГ
Если полученные возможности будут реализованы хотя бы частично, можно считать, что концентрация на ближневосточных делах даже ценой некоторого сокращения активности в других регионах была оправданной. Представляется, что в 2018 г. Москва обратит внимание на накопившиеся проблемы в ближнем зарубежье. Для стран СНГ новые условия могут означать более экспансивную политику России на самых разных направлениях. Есть вероятность, что Россия будет добиваться большей отдачи от государств-союзников по ЕАЭС и ОДКБ, хотя бы на уровне политических и дипломатических шагов. Резкое улучшение отношений с Турцией после побед в Сирии сделало возможным возобновление строительства газопровода «Турецкий поток». В случае ухода от транзита через нестабильную территорию Украины значение местной проблематики для Москвы и Брюсселя резко сократится, что может привести к изменению позиции общей Европы по вопросам Крыма, Донбасса и антироссийских санкций. Ближневосточный опыт показывает, что Россия способна брать на себя ответственность за обеспечение региональной безопасности и решение сложных проблем военными и дипломатическими средствами. В Центральной Азии вопрос безопасности не теряет своей актуальности; в этой связи заинтересованность региональных игроков в военно-стратегическом присутствии России будет только усиливаться. В последние годы часто приходится слышать мнение, что Россия излишне сконцентрировалась на политике в дальнем зарубежье, особенно на Ближнем Востоке. «Куда смотрит Москва?» — этот вопрос мне часто задают коллеги из стран СНГ, поскольку считают политику России на постсоветском пространстве недостаточно активной. В чем логика и смысл подобной политики России? Не ошибка ли это? Нет ли увлеченности политическими амбициями в ущерб реальным текущим делам? Сейчас, когда операция в Сирии подходит к концу, самое время попытаться понять, чего достигла Россия в рамках долгосрочной стратегии и как это скажется на политических процессах в странах СНГ. А тщательный анализ показывает, что ближневосточные события будут иметь далекоидущие последствия для России и ее соседей. Объект борьбы Согласно данным BP за 2016 г., в настоящий момент на Ближний Восток приходятся более 35% мирового производства нефти, или более 52% нефтедобычи Восточного полушария, осуществляемого странами-экспортерами. В долгосрочной перспективе роль региона может только расти, так как на его долю приходятся 47,3% доказанных общемировых запасов «черного золота», или 71% запасов нашего полушария. Кроме очевидного технологического и экономического значения самой нефти, последние годы показали, что в среднесрочной перспективе нефтяные котировки сильно влияют на стоимость практически всей номенклатуры сырья, включая «высокотехнологичное», алюминий или обогащенный уран. Ярким примером могут служить договоренности о контроле добычи на уровне ОПЕК, где ключевую роль играют Саудовская Аравия, Иран и Катар, а из внерегиональных держав большой вес имеют только Россия и Венесуэла. События 2016-2017 гг. показали, что договоренности со странами Ближнего Востока об уровне добычи позволяют диктовать и краткосрочную стоимость нефти, и в какой-то мере — темпы роста мировой экономики. Военно-политическое влияние в регионе для любых стран-производителей нефти, таких как Россия и США, определяет колоссальные прибыли — и прямые, и косвенные, следующие из политических факторов (например, возможности для экспорта собственной валюты). Самая грубая оценка коррекции цен на нефть с 40 до 63 долл. для России составляет не менее 92 млрд долл. в год, или 7,7% ВВП России без учета поступлений от иностранных активов российских компаний. С учетом роста цен на прочую номенклатуру экспортируемых товаров речь идет о поступлении до 200-250 млрд долл. в год, или примерно 20% ВВП. В долгосрочной перспективе это также способ исключить зависимость нефтегазового сектора России от природных запасов на суверенной территории. По данным той же BP, доля в мировых нефтяных запасах у России в два раза меньше, чем доля в текущей добыче. В ближайшие 10-15 лет этот разрыв может компенсироваться геологоразведкой и развитием технологий, однако дальше может возникнуть вопрос о необходимости активного выхода российских нефтедобывающих компаний на международный рынок, в том числе для обеспечения российского спроса. Наконец, «маленький» бонус. Через Красное море проходит основной морской путь доставки товаров из Юго-Восточной Азии в Европу, который дешевле, но длительнее наземного транзита. Если Россия закрепится в регионе, например, разместив в Сирии, Южном Судане или даже Египте базы ВМФ, то будет контролировать практически все транзитные пути между Западом и Востоком (Северный морской путь, сухопутный Новый шелковый путь, Суэцкий маршрут), кроме разве что окружного и неудобного пути мимо Мыса Доброй Надежды. Таким образом, создание сильных позиций в регионе для Москвы означает не только кардинальное улучшение экономической конъюнктуры на ближайший период, но и резкое расширение политических и экономических возможностей на Западе и Востоке. Если бы подобный политический ресурс был у России, например, в 2014 г., то «война санкций» в нынешнем ее виде вряд ли была бы возможной, да и сам кризис на Украине развивался бы по совершенно иному сценарию. Особенности регионального суверенитета В силу объективных причин ко второй половине XX в. страны Ближнего Востока оказались в ситуации военно-технического отставания от крупнейших мировых держав. Это не позволяло региональным правительствам гарантировать собственную монополию на насилие без опоры на поддержку крупных иностранных держав. Провал ядерной программы Ливии, конец холодной войны и итоги войны в Персидском заливе 1990-1991 гг. привели к тому, что основным внешним игроком в регионе стали США, чьи региональные военные базы выступали своего рода гарантом безопасности. Однако сохранить собственное доминирование в XXI в. Соединенным Штатам не удалось из-за грубых ошибок, вызванных «головокружением успехов». После событий 11 сентября в Вашингтоне во многом под влиянием эмоций возобладал курс на агрессивную экспансию в странах Ближнего Востока, Северной Африки и Азии. Вслед за военным вторжением в Афганистан (2001 г.) и Иран (2003 г.) администрация Джорджа Буша инициировала программу «демократизации», финансовую поддержку оппозиции нелояльным США режимам, фактическое стимулирование «цветных революций». Заложенная Дж. Бушем бомба сработала в 2011 г. в период локального роста цен на продовольствие в регионе и привела к падению нескольких режимов. Конечно, США показали, что могут произвести демонтаж региональных режимов путем военного или политического давления, но при этом продемонстрировали полную неспособность обеспечить позиции приведенных ими к власти правительств. Затяжные войны в Афганистане и Ираке стали во многом результатом непонимания американскими экспертами и политиками реальной ситуации в регионе. Американское вмешательство также привело к затяжным гражданским войнам в Ливии и Сирии и появлению феномена ИГИЛ, крупнейшей на сегодняшний день террористической организации. Успешная военная операция ВКС России в Сирии принципиально изменила ситуацию в регионе. Она показала, что Москва может защищать политическую систему вопреки воле США и НАТО, а также ликвидировать террористов военными средствами. При этом ВКС РФ показали высокий уровень оснащения, боевого мастерства и умения проводить масштабные операции при минимальных денежных затратах. Можно говорить о конкретных политических результатах: расширении и модернизации двух долгосрочных военных баз на территории Сирии (Хмеймим и Тартус), роли политического арбитра и ключевого союзника нового правительства в Ливии. Получено также право на использование военных аэродромов Египта и приглашение создать собственную базу ВМФ в Южном Судане, где якобы уже действуют российские ЧВК. Резко вырос уровень отношений с Турцией и Саудовской Аравией, которые считались союзниками Вашингтона в регионе. В результате Россию в мире начинают воспринимать едва ли не как лидера среди стран-экспортеров нефти: американские СМИ уже назвали В. Путина «королем ОПЕК» по итогам ноябрьских переговоров об ограничении добычи нефти. Очередное решение ОПЕК, совпавшее с российско-саудовскими соглашениями, показало, что влияние Москвы на нефтяной рынок действительно укрепляется. Кроме того, Россия заключила с Турцией и Саудовской Аравией контракты на поставку оружия в общей сложности почти на 6 млрд долл., хотя традиционно поставщиками оружия этим государствам считались Соединенные Штаты и Великобритания. Запланировано развертывание масштабных программ сотрудничества в сфере экономики и науки с ОАЭ. Конечно, было бы ошибкой говорить о решении всех проблем и завершении борьбы, но явные успехи России на Ближнем Востоке особых сомнений не вызывают. Последствия для постсоветского пространства Как отмечалось выше, успешный «ближневосточный гамбит» может по цепочке привести к важным изменениям в постсоветской политике. Прежде всего, резкое улучшение отношений с Турцией после побед в Сирии сделало возможным возобновление строительства газопровода «Турецкий поток», предназначенного для поставок российского газа в Южную Европу и на Балканы. Вместе со строительством «Северного потока-2» проект ведет к резкому сокращению зависимости России от транзитных возможностей Беларуси и Украины. Если значение Минска будет сохраняться благодаря функционированию железнодорожного «Шелкового пути» (КНР — Казахстан — Россия — Беларусь — ЕС), то позиции Киева будут ослаблены и экономически, и политически. Уже сейчас украинская сторона прогнозирует прямые финансовые потери от перенаправления газового транзита, а в течение следующих лет можно ждать и политических изменений в отношениях с ЕС по украинскому вопросу. В проекте «Турецкого потока», кроме Турции, участвуют Италия и Греция, которые в целях защиты своих транзитных выгод могут начать проводить менее дружелюбную к официальному Киеву политику. В случае ухода от транзита через нестабильную территорию Украины значение местной проблематики для Москвы и Брюсселя резко сократится, что может привести к изменению общей позиции Европы по вопросам Крыма, Донбасса и антироссийских санкций. Недавние публичные контакты президента России с лидерами ДНР и ЛНР можно расценивать как прощупывание возможности расширения российского влияния в новых условиях. Вероятны также перемены в международной политике на Кавказе. После расширения военного присутствия в Сирии логическим образом снижается значение 102-й российской базы в Гюмри, которая из форпоста на Южном направлении может превратиться в военный объект сугубо локального значения. Падению значимости может способствовать и исключение базы из обеспечения операции в Сирии по настоянию армянской стороны. В этом контексте не может не вызывать тревогу в Ереване активное сотрудничество России с Турцией и Азербайджаном. Последний еще в 2016 г. включился в проект МТК «Север — Юг» (Иран — Азербайджан — Россия) и транснациональной ЛЭП по тому же маршруту, инициированный российским Минтрансом, в качестве транзитной страны, хотя Армения пытается занять нишу «ворот Ирана в СНГ». Фактическое игнорирование Москвой подписания «урезанного» соглашения об ассоциации республики с ЕС не может не настораживать. Маловероятно, конечно, что Москва резко начнет переориентироваться в кавказской политике с Еревана на Баку. Однако в новых условиях Армении придется прилагать больше усилий по поддержанию отношений с Россией. В Центральной Азии можно будет ожидать дальнейшего сближения Москвы и тюркских стран региона. Тактический союз между Москвой и Анкарой открывает возможность для совершенно новой интерпретации идеи «тюркского содружества» уже с участием России, где тюркские народы играют очень большую роль в государственной жизни. Из механизма «мягкой силы» Турции идея сотрудничества тюркских народов может превратиться в еще один культурный проект в рамках евразийской интеграции — уже при лидерстве России. Ближневосточный опыт также показывает, что Россия способна брать на себя ответственность за обеспечение региональной безопасности и решение сложных проблем военными и дипломатическими средствами. В Центральной Азии ввиду гражданской войны в соседнем Афганистане вопрос безопасности очень актуален и для стран региона, и для Китая, который рассматривает его в качестве транзитной зоны и источника полезных ископаемых. В этой связи заинтересованность региональных игроков в военно-стратегическом присутствии России будет усиливаться. Что дальше? В результате успехов российской политики на Ближнем Востоке возникают новые и благоприятные условия для экономики России, а также политики в других регионах, включая постсоветское пространство. Если полученные возможности будут реализованы хотя бы частично, можно считать, что концентрация на ближневосточных делах даже ценой некоторого сокращения активности в других регионах была оправданной. Для стран СНГ новые условия могут означать более экспансивную политику России на самых разных направлениях. Есть вероятность, что Россия будет добиваться большей отдачи от государств-союзников по ЕАЭС и ОДКБ, хотя бы на уровне политических и дипломатических шагов. Сейчас для многих государств характерны пассивная позиция и даже желание сохранить нейтралитет в сколь-либо неясных ситуациях. В частности, в ходе того же сирийского конфликта реальную поддержку российской политике оказывал преимущественно Казахстан. Дебаты вокруг ситуации в Сирии и на Украине показали, что многие эксперты и политики стран ОДКБ выступают с изоляционистских позиций и даже призывают дистанцироваться от России, чтобы не создать себе ненароком каких-либо проблем. Порой приходится сталкиваться с тем, что бонусы, связанные с работой ЕАЭС и ОДКБ, а также сотрудничеством с Россией, воспринимаются как должное или даже «недостаточная плата» Москвы за партнерство. Победа в Сирии и благоприятная экономическая конъюнктура в результате успехов на Ближнем Востоке позволяют ожидать, что в 2018 г. после очередных президентских выборов Москва обратит внимание на накопившиеся проблемы в ближнем зарубежье. Практически наверняка в рамках ЕАЭС будет поднят вопрос о пресечении реэкспорта санкционных товаров через Беларусь и «серого импорта» из Китая, идущего через Казахстан и Кыргызстан. Встанет вопрос о преобразовании ОДКБ из сугубо оборонительного альянса в активный военно-политический блок, на что указывает, например, обсуждение в ходе Совета коллективной безопасности Организации в Минске возможностей отправки миротворческих контингентов в горячие точки, включая Сирию и Донбасс. Отправка крупных воинских контингентов союзниками Москвы маловероятна, но присутствие небольших контингентов офицеров-наблюдателей может иметь политическое значение. Конкретное направление перемен будет зависеть от того, какие решения и новые проекты разработает Россия совместно с основными постсоветскими партнерами. Однако уже сейчас ясно, что они неизбежны. События на Ближнем Востоке, казавшиеся далекой и малопонятной «большой игрой», начинают прямо и косвенно влиять на события в странах СНГ. И теперь об этом важно не забывать. Никита Мендкович Оригинал публикации
