Давайте дадим России еще несколько спокойных лет
«Власть должна быть сменяемой» – это часть нашей «демократической» картины мира. Я не то, чтобы принципиально против. Просто «сменяемость» – это вишенка на торте, и для начала надо иметь торт. Я не уверен, что торт у нас уже есть. По социальным сетям прошла волна перепостов ссылки, по которой предлагается посчитать, «сколько процентов вашей жизни прошло при Путине». Смысл тут достаточно очевиден – люди выступают за сменяемость власти. Я не то, чтобы принципиально против. Просто «сменяемость» – это такая вишенка на торте, и для начала надо иметь торт. Я не уверен, что подходящий торт у нас уже есть. «Власть должна быть сменяемой» – это часть нашей западнической, и условно говоря, «демократической» картины мира, в рамках которой сам по себе факт, что один и тот же человек занимает высокую должность долгое время, возмутителен – если это, конечно, не Ангела Меркель. В рамках этой картины народ через выборы контролирует своих правителей, и если он чем-то недоволен, он может выбрать другого кандидата – из нескольких, ищущих этой должности. Власть, в силу этого, подотчетна населению, различные соискатели обличают друг друга, предотвращая, таким образом, злоупотребления, а у недовольного народа всегда есть возможность, без революционных бурь, сместить потерявшего доверие правителя на мирных и свободных выборах. Вся эта система предотвращает злоупотребления властью и обеспечивает права граждан, как мы и видим в устоявшихся демократиях, демонстрирующих высокий уровень жизни и личных свобод. В рамках той же картины мира демократии не воюют между собой – ну, разве что, какая-нибудь хорошая демократия разнесет какой-нибудь плохой диктаторский режим. Отчего бы ей и не разнести? Задача России в этой схеме – завести у себя демократию не хуже, чем у людей, и влиться, наконец, в семью цивилизованных народов, чтоб насладиться характерным для этой семьи миром, свободой и достатком. В чем проблема с этой картиной? Коротко говоря, в том, что работающая демократическая система состоит из множества взаимодействующих элементов, как формальных, так и таких, которые трудно формально определить. Это не только регулярные перевыборы – это определенная культура, которая складывается веками и которая, уже сложившись, вполне может опять разрушиться. Попытка американцев «демократизировать» Ирак, а потом Ливию кончилась катастрофой, последствия которой до сих пор не преодолены – и будут преодолеваться еще очень долго. В Ираке были проведены демократические выборы – но, увы, ничего похожего на демократическую государственность (или функционирующую государственность вообще) там так и не сложилось. Более того, формально работающая демократия, в которой вроде бы есть и работают все демократические институты, совершенно не гарантирует ни мира, ни порядка, ни достатка, ни стабильности. На Украине власть формально была сменяемой – неоднократно проходили президентские выборы, они были реально состязательными, по их итогам проигравший кандидат мирно уступал власть тому, кто набрал больше голосов – но 2004 году множество политически активных граждан сочли, что выборы прошли неправильно, и добились переголосования (под бурные аплодисменты Запада). Потом прошла еще пара избирательных циклов, потом, через десять лет после первого Майдана политически активные граждане сочли свое положение настолько невыносимым, что устроили (при еще более бурных аплодисментах Запада) второй Майдан – уже с насилием и кровью – по итогам которого победивший на состязательных выборах президент был вынужден бежать из страны. Уровень жизни, и до того невысокий, резко упал, уровень коррупции вырос, надежды, выведшие граждан на улицы, сбылись с точностью до наоборот. Формально, все признаки работающей демократии на Украине были – регулярные и состязательные выборы, многопартийность и т.д. – что никак не помешало, за более чем двадцать лет независимости, сложиться настолько коррумпированному режиму, что единственным путем как-то поправить дело как революционеры внутри страны, так и их вдохновители на Западе видели «революцию достоинства». Маккейну и другим западным политзвездам, приехавшим тогда в Киев «поддержать правое дело» протестующих, и в голову не пришло сказать – «у вас есть законные демократические механизмы, вот ими и пользуйтесь». Возможно, эти механизмы были – и даже крутились – но крутились как-то вхолостую. Впрочем, они и сейчас формально есть, означает ли это, что население может реально контролировать поведение властей? Например, резкое повышение тарифов ЖКХ, или медицинская реформа, резко сокращающая доступ рядовых граждан к медицине – все это были демократические решения, отражающие интересы и желания населения? Или население никто и не спрашивал, а решения принимались под давлением иностранных кредиторов? Правда, у демократической Украины действительно самые лучшие отношения с Западом. Лучше не бывает. Но как это отразилось на жизни простых людей? Как-то не очень хорошо. То есть ситуация, когда сменяемость власти давно уже есть, отношения с Западом изменились с «хороших» на «страстную влюбленность», а вот ничего похожего на привольную и зажиточную жизнь не видно даже в конце туннеля, увы, совершенно реальна и находится у нас прямо перед глазами. Сама по себе сменяемость не работает – и нет оснований полагать, что она неким чудесным образом сработала бы у нас. Почему это так – можно сделать несколько предположений. Первое, что можно заметить – для того, чтобы иметь демократическое государство, надо сначала иметь государство, то есть, как минимум, эффективную монополию на насилие, когда толпа активистов с арматурой и коктейлями Молотова в принципе не может становиться аргументом во внутриполитических спорах. Как это и устроено в развитых демократиях. Нужно иметь суверенитет – то есть такое положение дел, при котором никакой Маккейн не сможет приехать «поддержать» эту толпу. Как никакой российский или, скажем, китайский политический деятель никогда не сможет приехать поддержать правое дело активистов где-нибудь в Шарлотсвилле. Второе, что очень важно – это уровень доверия. Это как доверие людей в отношении друг друга, доверие между гражданами и властью, так вера в то, что сложившиеся в обществе правила будут выполняться. В США, например, этот уровень доверия в целом высокий (хотя, в ходе последних выборов и кампании по травле победившего на них русского шпиона он несколько поехал вниз). На Украине – очень низкий. В России – сравнительно низкий, но имеет тенденцию к росту. Растет он (или падает) не потому, что люди являются «хорошими» или «плохими», и не благодаря души прекрасным порывам, а по более простой и очевидной причине – общественной стабильности. В бурные, непредсказуемые эпохи – характеризуемые «сменяемостью» в определенном смысле – в выигрыше оказываются не труд и честность, а способность вырвать и бежать, как это было у нас в 90-ые годы. Стабильность – это положение дел, когда люди могут строить планы на будущее, старательная учеба и добросовестный труд позволяют сделать успешную карьеру, и вообще становится выгодно вести себя честно, и приобретать доброе имя. Люди привыкают повиноваться закону и порядку, и играть по правилам – потому что в перспективе это оправдывается, а перспектива у них есть. Покончив со стабильностью ради сменяемости, вы не получите такой сменяемости, как во Франции или США – вы получите такую сменяемость, как на Украине. Это в лучшем случае. Поэтому и логически, и хронологически, стабильность первична. Давайте дадим России еще несколько спокойных лет. А потом можно будет поговорить о сменяемости. Сергей Худиев, публицист, богослов
