Почему французских философов-постмодернистов так сложно читать?

Если отсчитывать с начала, не с первородного греха, конечно, а с Ницше, то причины подобного стиля становятся вполне понятными. Ницше предлагал смотреть на идеологию и любую моральную систему как набор конкретных грамматических правил. В этих правилах указывается плохое и хорошее, черное и белое, возможности и пределы любого высказывания. Таким образом, получается, что мы не можем, например, писать трактат в духе Канта и при этом пытаться сформировать абсолютно иную, не кантовскую, философскую систему. Образ и структура мысли, в которую мы будем облекать свои тезисы либо будут противоречить тому как мы это пишем, либо и вовсе полностью отвергать их. На самом деле за это ответственен не только Ницше. Мост между строгостью Канта и литературностью Ницше проложил Шопенгауэр. А в это время где-то у себя в Дании тихо и мирно сидел Къеркегор и писал свои полу-литературные, полу-философские книги, которые потом эхом отдались в экзистенциальной мысли. Невозможно написать "просто и понятно" в постструктуралистской мысли, поскольку это будет противоречить её намерениям - увидеть что лежит за структурой, которую структуралисты считали абсолютной, этаким неделимым философским атомом. Но это и не значит, что текст должен быть невыносимой напыщенной тягомотиной. Просто сращение литературы и философии не дается легко. В феноменологии существует понятие "эстетического объекта". Если кратко, эстетический объект на самом деле - событие, встреча намерений автора и взгляда читателя. Невозможно вот взять и переложить мысль в голову другому человеку, поскольку, как мы помним, реальность структурируется грамматическими правилами и одна и та же "мысль" в разных грамматических правилах будет выражать себя по-разному. Как ни странно, но мысль о том, что мы не можем напрямую передать мысль от одного человека к другому возникла только в конце XIX, начале XX века. Возникает проблема не столько философской точности, сколько философского стиля, метода выражения, который будет соответствовать целям поставленным автором. А для этого приходится заново изобретать понятийный и концептуальный инструментарий. "Ризома", "различАние", "тело без органов" - эти концепты изобретаются под конкретную проблему и ничто не мешает, например, Делёзу, в разных работах использовать "тело без органов" с разными коннотациями. Проблема еще в том, что каждый из них - профессиональный философ и, собственно, их чтение тоже требует либо должной конмпетенции, либо феноменального упорства в плане постоянного обращения к словарям, справочникам и комментариям. Но даже это не может предоставить философу нужного инструментария и тогда он прибегает к очевидно литературным приёмам, с помощью которых можно как-то расслабить скрепы метафизической картины мира. Хайдеггер вот подменил метафизику языком, утверждая что именно язык - дом бытия. Поэтому использовал известный теперь уже всем Dasein (который и Шеллинг употреблял в философском инструментарии) - диалектизм. Фуко топил за трансгрессию, выход за пределы дозволенного властью, что может быть выражено лишь очень условно с помощью литературных приёмов. Деррида стремился уловить всю возможную двусмысленность языка, как нашего единственного инструмента, потому тщательно и педантично танцует даже вокруг одного слова. Лакан вообще почти не писал текстов, большая часть его наследия - расшифрованные записи семинаров, где он мог в своем духе по-разному рассматривать те или иные формулы просто в силу специфики живой речи. К тому же, если вы видели запись лекций Лакана, то заметили, что он очень специфический лектор, который мог на пустом месте просто взять и заорать, сделать интонацию очень саркастической и т. д. Бодрийяр на самом деле пишет не так уж сложно, как вышеперечисленные. Отчасти ваш вопрос можно было бы уточнить указанием текстов, которые вы читали. Это уже может быть вопросом о переводах, вокруг которых всегда бушуют страсти. Часто, например, переводы Деррида и Бодрийяра критикуют за "бибихинскость", когда довольно простые конструкции закручивают в узел "на-под-вне-для-бытия" и тому подобных примеров. Но если честно, все они меркнут перед Гуссерлем. Кто Гуссерля читал, тот в цирке не смеется.