«Необязательная» война: пацифисты стали главными разжигателями Второй мировой?

Главный парадокс Второй мировой войны кроется в причинах ее начала: такое кровопролитие было не в меньшей степени вызвано миротворческими намерениями, чем военными амбициями. В этом же заключается и важнейший урок, который человечеству следует для себя вынести. Вторая мировая стала самой неизбежной и одновременно необязательной страницей в истории человеческих войн. Для западных демократических стран было категорически важно одержать победу — хотя они и были как никогда близки к поражению — по той простой причине, что триумф Гитлера и его союзников означал бы крушение любого намека на цивилизованный мир. И даже если бы современные технологии в этом случае все так же развивались, то они превратились бы, например, в оружие массового уничтожения целых народов. И все же без этой войны можно было обойтись, как ближе к ее завершению заявил Уинстон Черчилль: «Еще ни одну войну в истории не было так просто предотвратить своевременной реакцией и активными действиями. В таком случае можно было избежать того разрушения и опустошения, которые принесла война людям по всему миру». Причина, по которой не удалось остановить нарастание конфликта, во многом объясняет и то, почему западный мир был настолько близок к разгрому. Немалую роль сыграло существовавшее тогда особое отношение к вопросам войны и мира, которое, однако, распространено и в наши дни. И даже катастрофические результаты ошибок, допущенных западными лидерами в годы перед Второй мировой войной и приведших к ее началу, не смогли убедить их в ложности избранной линии поведения. Возможно, вся ирония ситуации заключается именно в том, что война во многом была начата из-за пацифистских идей, а закончена благодаря атомной бомбе — самому разрушительному оружию в мире, разработанному убежденным пацифистом Альбертом Эйнштейном. Почему эта война была «необязательной»? Потому что атакованные страны обладали значительно большим военным потенциалом, чем страны нападающие, и агрессоры прекрасно знали об этом. Однако типичные в то время для демократических стран слабость, нерешительность и режим разоружения убедили захватчиков, что тех можно будет остановить и завоевать еще до того, как они успеют мобилизовать свои силы для сопротивления. Когда Гитлер нарушил Версальский договор 1936 года, проведя ремилитаризацию Рейнской области, он не питал иллюзий и понимал, что Германия не сможет победить даже одну Францию. Тогда он заявил: «Теперь мы увидим, стоит ли во главе Франции настоящий лидер; если да, то они просто не дадут нам времени и нападут первыми». Гитлеровским войскам был отдан приказ отступать при первых же признаках французской атаки — таковым было соотношение сил на тот момент. Бесстрашие и даже дерзость, с которыми Гитлер ведет свои азартные военные игры и которые, кажется, пугают его собственных военачальников, основываются на его выводах о слабоволии французского правительства. Когда японцы устроили бомбардировку Перл-Харбор, они также прекрасно осознавали, что по своей военной мощи никак не могли соперничать с американцами. Они пошли на такой рискованный шаг, рассчитывая, что Америка была не в состоянии вести продолжительную и тяжелую войну. Может быть хотя бы следующее поколение, наконец, сможет расплатиться за те рискованные действия. Проведенная Германией в 1936 году ремилитаризация Рейнской области позволила нацистскому немецкому руководству претворить в жизнь остальную часть своей захватнической программы. Согласно Версальскому договору, Германия была обязана убрать из Рейнской области, своего собственного индустриального центра, все войска и военные установки. Такие условия были своего рода компенсацией: теперь все преимущества, которые немцам ранее приносили демографическая, индустриальная и военная сферы, распределялись бы между Францией и другими европейскими странами. Индустриальный центр страны был абсолютно незащищен, и Германия не могла себе позволить напасть на Францию или ее союзников, потому что в таком случае Франция беспрепятственно вошла бы в Рейнскую область и парализовала все немецкое производство. Все стороны осознавали, что это условие было ключевым для поддержания мира, а проведенная ремилитаризация открывала путь к войне. Теперь все зависело от дальнейших шагов Запада. Но, как Гитлер и предполагал, ответных действий не последовало. Однако это было связано не только с недостатком решительности или некой паникой у отдельных личностей. На протяжении, как минимум, двух столетий в западном мире сосуществовали два совершенно противоположных видения относительно вопросов войны и мира. Согласно одному из них, мира можно достичь лишь при помощи всеобщего разоружения и пути компромиссов в международных конфликтах. Такой подход, который в течение долгого времени был распространен именно в кругах западной интеллигенции, слишком мягок; он не может сдерживать агрессию, так как сам не несет в себе никакой угрозы. И такое видение преобладало как в интеллигентных, так и политических кругах западных демократических стран периода между двумя мировыми войнами. Британский премьер-министр Невилл Чемберлен стал символом этой точки зрения, ведь именно он возглавил целый ряд провалившихся дипломатических миссий, в итоге приведших мир к началу войны. И хоть он не был одинок в своей позиции, он является одним из наиболее ярких представителей того лагеря. Задолго до того, как Чемберлен стал премьер-министром, была проведена серия международных конференций по разоружению — начиная с Вашингтонского морского соглашения 1921 года. По соглашению, Великобритания и Соединенные Штаты обязались ограничить свое морское вооружение. Однако те же самые «ограничения», по сути, не касались Японии, также подписавшей этот договор, ведь ее военно-морской потенциал тогда был значительно меньше и в ближайшем будущем объективно не мог достичь той отметки, о которой шла речь в соглашении. Затем последовали ныне давно забытые международные конференции в Женеве, Локарно и Лозанне: на них были не только инициированы разные соглашения, отображавшие высокие добродетельные намерения стран, но и выражена надежда, что мир может быть сохранен путем переговоров. Согласно противоположной точке зрения, мир является результатом устрашения и сдерживания соперника. «Мир не установится сам по себе», — так Дональд Каган, профессор из Йельского университета, высказался на эту тему в своей недавно выпущенной книге «On the Origins of War» (с англ.: «О причинах возгорания войн»). Двумя веками ранее Джон Джей в «Записках Федералиста» написал: «Страны всегда будут провоцировать войны, если они будет сулить им перспективу приобретения какой-либо выгоды». Исходя из этого, войны можно ожидать тогда, когда в мире проводится недостаточно продуктивная политика сдерживания. Уинстон Черчилль был приверженцем этой позиции, но в 1930-х годах он был лишь рядовым членом британского парламента, поэтому его голос так и не был услышан. Нельзя сказать, что ему противостояли — его мнение просто-напросто игнорировалось или высмеивалось. И такая ситуация была не только в Британии. В Соединенных Штатах пацифизм процветал буквально повсеместно. Равнодушие, проявленное Америкой к деятельности в Лиге Наций, зачастую стали сейчас называть одним из факторов, сокративших военный авторитет организации как главной силы по сохранению мира. В любом случае, это довольно спорный вопрос, насколько заметным мог бы стать американский вклад в военную мощь организации, так как в период между двумя мировыми войнами США превратились в одну из наиболее разоруженных великих наций за всю историю. Общее количество действующих военнослужащих США в начале 1930-х годов сократилось. В 1934 году военный бюджет страны был снижен в два раза — в пользу проведения социальной политики в рамках «Нового курса» Рузвельта. Численность американской армии была усилена при помощи армий пятнадцати других государств, включая Грецию и Португалию. Более того, даже такая «скелетоподобная» группа войск не обладала достаточным запасом оружия. Некоторым американским подразделениям приходилось проходить обучение с деревянными оружием и макетами танков и пушек. Если бы пацифизм был в состоянии предотвратить войну, то о ситуации с Перл-Харбор не могло бы быть и речи. Когда же началась война, западные демократические страны обнаружили, что они были совершенно к ней не готовы и потому находились в большой опасности. Невиллу Чемберлену, который, будучи канцлером казначейства Великобритании, все это время противился наращиванию военного потенциала, на посту премьер-министра пришлось искать нелепые оправдания проводимой политике умиротворения. Хотя у Франции и находилось в распоряжении наиболее мощное вооружение, по сравнению с другими европейскими демократическими государствами, ей также недоставало сильного лидера и воли к борьбе. Эта нация, имеющая за плечами такую историю и на протяжении четырех долгих лет Первой мировой войны упорно боровшаяся с немцами, весной 1940 года была разбита всего лишь через шесть недель после начала боевых действий. После оккупации Франции никто не ожидал, что Великобритании удастся успешно противостоять стремительному натиску нацистов. Сам Черчилль в ночь, когда он был объявлен премьер-министром, признался своему шоферу: «Я надеюсь, что еще не слишком поздно. И очень боюсь, что это так. Мы теперь можем лишь сделать все от нас зависящее, чтобы предотвратить худшее». Когда он произносил это, в его глазах застыли слезы. Придерживаясь стратегии блицкрига, нацистам к тому моменту уже удалось одну за другой поглотить Польшу, Францию, Норвегию, Бельгию и Голландию. Если бы пала и Британия, а нацисты получили контроль над британским флотом, то позиции американцев не просто пошатнулись бы, а стали бы абсолютно проигрышными. Сейчас нам известно, что Гитлер планировал напасть на США в 1943 году, однако японцы поторопились и преждевременно атаковали американцев в 1941 году, начав бомбардировку Перл-Харбор. Для нацистов было критически важно захватить контроль над небом на территории Британии, только в таком случае они могли оккупировать весь остров. «Битва за Британию», как Черчилль точно описал ее, разыгралась ночью между Королевскими ВВС Великобритании и бомбардировщиками нацистского люфтваффе. По сути, это была битва за цивилизованный мир, ведь в мире, находящемся под сапогом у нацистов и их не менее жестоких союзников в Японии, не осталось бы места ни для чего цивилизованного. Описание Холокоста, устроенного нацистами против еврейского народа, всегда сопровождается в учебниках и исторических очерках несмываемым следом позора и бесчестия, однако сейчас можно также проследить, что многочисленные массовые зверства против других наций, совершенные и нацистами, и в особенности японцами, просто начинают забываться. Ни перед своим собственным народом, ни перед остальным миром Япония до сих пор так публично и не подтвердила те преступления, которые она совершала по всей Азии, — в отличие от немцев, признавших свою вину в ближайшие же несколько лет после окончания Второй мировой. Эту войну нельзя назвать очередным рядовым конфликтом. Нацисты с не отстающими от них японцами совершили настоящую «революцию против основ морали в цивилизованном мире» и «революцию против человеческой души», как это описали в журнале «Time». Тысяче юношей, проносящихся над Англией на своих истребителях, изможденным и оставшихся в меньшинстве, но сражающихся за свою родину, удалось сбить достаточно вражеских самолетов, чтобы удержать Британию от поражения и отсрочить нацистскую оккупацию, которую тогда можно было ожидать в любой момент. Они выиграли время — причем не только для Британии, но и для практически полностью разоруженной армии Соединенных Штатов, которые тогда получили возможность заняться укреплением своих вооруженных сил. За предвоенную пацифистскую риторику и политику мирного урегулирования на поле боя пришлось заплатить высокую цену кровью британских и американских солдат, сражавшихся храбро, но по всему миру терпящих поражение против лучше снаряженных и уже закаленных в боях немецких и японских войск. Морской флот, подготовленный с учетом последних требований современности, и хорошо вооруженные войска Японии устремились на завоевание Юго-Восточной Азии со скоростью, сравнимой с блицкригом нацистов в Европе. Филиппины, Малайзия, Индонезия и другие юго-восточные страны пали жертвой японского завоевания и их зверских преступлений, не уступающих в жестокости действиям своих союзников-нацистов, чьи войска буквально пронеслись по Восточной Европе и все дальше продвигались на территорию Советского союза. После того, как Соединенные Штаты во время нападения на Перл-Харбор потеряли несколько линкоров из своего тихоокеанского флота, их военная уязвимость во многом сразу стала крайне очевидной. Молниеносное и жестокое завоевание японцами Филиппин является одним из наиболее ярких примеров этому. Но Западное побережье самих США было настолько плохо защищенным, что японская подводная лодка всплыла на поверхность у южного берега штата Калифорния и потопила два танкера прямо на глазах у приведенных в ужас обычных граждан, находившихся на суше. При этом не последовало никакого ответного удара ни от флота, ни от других воинских соединений США. Глава американского военно-морского флота сообщил Эрлу Уоррену, на тот момент действующему генпрокурору Калифорнии, что такой исход нельзя было предотвратить: даже если бы он отдал специальный приказ, все равно потребовалось бы несколько часов на проведение ремонтных работ, просто чтобы заставить устаревшие самолеты подняться в воздух. Американские солдаты, пытавшиеся выжить в борьбе против японцев на Филиппинских островах, также использовали оружие старого образца, оставшееся еще со времен Первой мировой, и гранаты, большинство из которых уже просто вышли из строя и не срабатывали. Все те чудовищные преступления против американских и филиппинских военнопленных, задержанных японцами после оккупации островов, стали ужасной расплатой за довоенное морализаторство пацифистов, помешавшее снарядить американских солдат оружием, необходимым им для самообороны. Только к середине войны развитие индустриального производства и запоздалое перевооружение США позволили изменить ситуацию. Не только американские войска были теперь лучше экипированы, но США в огромных объемах снабжали также всем необходимым британские и советские вооруженные силы. Давайте во время всех празднований в честь пятидесятой годовщины победы во Второй мировой войне не забывать, как сильно западные демократические страны приблизились к поражению в этой войне, а также о том, какой катастрофой такой сценарий обернулся бы для всего мира, если бы это действительно произошло. Нам также следует помнить, какие именно иллюзии и политические действия привели западный мир на грань краха. Подобные иллюзии, сегодня объединенные с едва ли скрываемой враждебностью по отношению к Западу, породили целое движение по переоценке исторических событий, которое не рассматривает историческое достижение западных стран по спасению цивилизованного мира, а, скорее, имеет целью очернить Запад в целом и Соединенные Штаты в отдельности. Символическими для приверженцев этой ревизионистской позиции стали ежегодные паломничества в Хиросиму и Нагасаки – с целью осудить сбрасывание на эти города атомных бомб. Они не перестают твердить, что Япония «уже в любом случае была готова сдаться» и что бомбы были сброшены из одной лишь только мести. Может быть, по расистским причинам. Или же из любых других низких намерений. Важным остается лишь вопрос, согласна ли была Япония, которая якобы «безоговорочно капитулировала», в 1945 году подписать мирное соглашение на предлагаемых ей условиях. Отношение союзников смягчилось, и японцам даже было разрешено оставить действующего императора на должности главы государства. Поэтому соблюдение этих условий, если их можно так назвать, было значительным фактором для трансформации Японии, которая уже на протяжении пятидесяти лет является миролюбивым государством — несмотря на ту агрессивную политику, которой она придерживалась в течение первой половины 20 века в отношении России, Кореи, Маньчжурии, Китая, США и юго-восточных азиатских стран. В случае как с Германией, так и с Японией западным демократическим государствам удалось избавиться от опасного исторического врага самым лучшим способом — подарив ему демократию и мир. Это невероятное достижение — не только для Запада, но и для всего мира — требовало контроля над общественностью побежденных стран, а не только их военной капитуляции. Короче говоря, вопрос состоял не столько в том, «готова» ли была Япония заключить мир еще до атомной бомбардировки, но согласно ли было японское правительство пойти на поставленные ему условия. Именно эти условия, если можно так выразиться, и сделали возможным прочный и длительный мир. Празднуя в этом месяце пятидесятый юбилей окончания Второй мировой войны, нам также следует осознать для себя, что начало войны было обусловлено лишь той «опасной» уязвимостью, которую позволили себе демократические страны. А в ядерный век цена подобной слабости может стать даже более высокой. Перевод Яны Воробьевой Читайте также Ленд-лиз: факты и мифы Почему историю войны будут переписывать и дальше