Эффект бумеранга: потеря АНБ статуса самого могущественного аппарата политики США нанесет стране беспощадный удар

Этот отрывок был адаптирован и расширен на основе введения к новой книге Альфреда У. МакКоя «В тени американского века: подъем и спад мировой силы США». После террористических атак 2001 года Вашингтон преследовал своих неуловимых врагов в Азии и Африке, отчасти благодаря значительному расширению своей разведывательной инфраструктуры, в частности новым технологиям цифрового наблюдения, беспилотным летательным аппаратам и биометрической идентификации, пишет globalresearch.ca. В 2010 году, почти спустя десятилетия этой секретной, ненасытной до информации войны, Washington Post сообщила, что доктрина национальной безопасности расширилась в «четвертую ветвь» федерального правительства - с 854 000 проверенных должностных лиц, 263 организаций безопасности и более 3000 разведывательных подразделений, ежегодно выпускающих 50 000 специальных отчетов. Несмотря на то, что указанные цифры поражают, эти статистические данные лишь уменьшали видимость того, что стало самым большим и самым смертоносным подпольным аппаратом истории. Согласно секретным документам, утечка которых произошла благодаря Эдварду Сноудену в 2013 году, только в одном из 16 разведывательных органов страны было 107 035 сотрудников, а общая сумма «черного бюджета» достигала 52,6 миллиардов долларов США, что эквивалентно 10% от обширного военного бюджета. Агентство национальной безопасности может проникать в конфиденциальные сообщения практически любого лидера на планете, прихватывая «по пути» миллиарды обычных сообщений. Для своих секретных миссий ЦРУ имело доступ к Специальному оперативному командованию Пентагона, в котором находилось 69 000 элитных войск и их арсенал. Помимо этой грозной военизированной способности, ЦРУ использовало 30 дронов, ответственных за более, чем 3000 смертей в Пакистане и Йемене. Многие задаются вопросом: действительно ли все это было направлено ​​только на врагов за пределами наших границ? После полувека внутренних злоупотреблений в сфере безопасности можно ли быть уверенным, что у всех этих секретных мер не было скрытых издержек прямо здесь, дома? Просто, может быть, вся эта «безопасность» не была настолько благоприятной, когда она касалась нас. Из моего личного опыта за последние полвека я обнаружил, что есть цена возложения наших гражданских свобод на усмотрение секретных агентств. Позвольте мне поделиться несколькими моими личными и семейными «военными» историями, чтобы объяснить, как я был вынужден с трудом усваивать вновь и вновь этот неприятный урок. О пути героина Во время моей учебы в колледже меня попросили написать «на скорую руку» книжку об эпидемии героина, которая «заразила» американскую армию во Вьетнаме. Я сразу же начал исследование, отслеживая старые колониальные отчеты о торговле опиумом в Юго-Восточной Азии, которые внезапно закончились в 50-х годах прошлого века. Тогда история стала интересной. Сначала я осторожно сделал несколько интервью, и вскоре обнаружил, что исследую дело, которое «обошло весь мир». Я путешествовал по Америке, чтобы встретиться с отставными сотрудниками ЦРУ. Затем я пересек Тихий океан и прибыл Гонконг, чтобы изучить наркосиндикаты. Затем я отправился на юг в Сайгон, тогда столицу Южного Вьетнама, чтобы исследовать движение героина, побывал в горах Лаоса, где наблюдал за союзами ЦРУ с «опийными» военачальниками и ополченцами. Наконец, я вылетел из Сингапура в Париж для проведения интервью с отставными французскими разведчиками об их торговле опиумом во время первой Индокитайской войны в середине прошлого века. Я обнаружил, что торговля наркотиками, которые поставлялись войскам США, сражающимся в Южном Вьетнаме, не была исключительно работой преступников. Когда опиум исчез с маковых полей в Лаосе, перевозка и торговля требовала официального пособничества на каждом уровне. Вертолеты авиакомпании Air America, тогда управляемой ЦРУ, перевозили сырой опиум из деревень своих союзников. Командир лаосской армии управлял крупнейшей в мире лабораторией по производству героина и настолько игнорировал последствия торговли, что открыл свои опиумные бухгалтерские книги для моей инспекции. Некоторые из главных генералов Сайгона были замешаны в распространении наркотиков среди солдат США. К 1971 году эта сеть сговора стала причиной того, что героин, согласно более позднему опросу тысячи участников войны, «широко использовался» 34% американских войск в Южном Вьетнаме. В процессе исследования, начав со времен французского колониального прошлого, когда торговля опиумом была легальна, я разработал исторический метод, который докажет в течение следующих 40 лет моей карьеры свою удивительную полезность при анализе разнообразных противоречий внешней политики - альянсы ЦРУ с наркобаронами, пропаганда со стороны Агентства психологических пыток и наш распространяющийся государственный надзор. ЦРУ входит в мою жизнь Через полгода я вернулся домой. Мое расследование альянсов ЦРУ с наркобаронами показало мне больше, чем я мог представить себе, скрытых аспектов глобальной власти США. Я был уверен, что знаю более, чем достаточно для написания книги по этой необычной теме. Но все, как оказалось, только начиналось. Спустя несколько недель массивный парень средних лет в костюме нарушил мою научную изоляцию. Он появился у моей входной двери и назвал себя Томом Триподи (Tom Tripodi), старшим агентом Бюро по борьбе с наркотиками, которое позже стало Управлением по борьбе с наркотиками. Его управление, как он признался во время второго визита, беспокоила моя книга, и его отправили на расследование. Ему нужно было что-то сказать начальству. Том был парнем, которому можно было доверять. Поэтому я показал ему несколько черновиков моей книги. Некоторое время он оставался в гостиной, а вернувшись, сказал: «Довольно хороший материал». Но некоторые вещи были не совсем верны, добавил он и предложил свою помощь в их исправлении. Том был моим первым читателем. Позже я отдавал ему целые главы, и он сидел в кресле-качалке с револьвером в кобуре, потягивая кофе, подписывая исправления на полях и рассказывая всяческие истории. Летом 1972 года мой редактор неожиданно позвонил и вызвал меня в Нью-Йорк на встречу с президентом и вице-президентом Harper & Row, издателем моей книги, и в конце концов, Мейер-младший, заместитель директора ЦРУ по тайным операциям, также присутствовавший на встрече, окрестил мою книгу как угрозу национальной безопасности. У меня были серьезные проблемы. Мейер был не только старшим чиновником ЦРУ, но также имел безупречные социальные связи и скрытые активы в каждом уголке американской интеллектуальной жизни. Информированные источники сообщили мне, что ЦРУ все еще имело активы внутри каждого крупного нью-йоркского издателя, и у него уже была каждая страница моей рукописи. Неопубликованный 26-летний аспирант против мастера манипуляции СМИ ЦРУ. Это был не совсем честный бой. Я начал бояться, что моя книга никогда не появится. К чести Кэнфилда, моего издателя, он отказался от просьбы Мейера подавить книгу. Но он разрешил агентству просмотреть рукопись до публикации. Вместо того, чтобы спокойно ждать критики ЦРУ, я связался с Сеймуром Хершем, который в то время был следователем по расследованию «Нью-Йорк таймс». В тот же день курьер ЦРУ прибыл, чтобы забрать мою рукопись. Херш носился как тропический шторм, и на следующий день его разоблачение попытки ЦРУ оказать цензуру, появилась на первой странице газеты. Другие медиа-организации последовали его примеру. Столкнувшись со шквалом негативного освещения, ЦРУ предоставило критику, полную неубедительных опровержений. В результате книга была опубликована без изменений. Моя жизнь как открытая книга для агентства Я узнал еще один важный урок: защита Конституции свободы печати могла контролировать даже самое мощное в мире шпионское агентство. Побежденный на публичной арене ЦРУ Мейер, отступил в тень и нанес ответный удар, потянув за каждую нить в жизни аспиранта. В течение следующих нескольких месяцев федеральные чиновники из Департамента здравоохранения, образования и благосостояния обратились в Йельский университет с просьбой проверить мою стипендию для выпускников. Служба внутренних доходов проверила мой доход по уровню бедности. ФБР прослушивало мой телефон в Нью-Хейвене (об этом я узнал годы спустя после судебного процесса). В августе 1972 года, в разгар противоречия над книгой, агенты ФБР сообщили, что на основании информации, предоставленной различными лицами, которые не пожелали открыть свое имя, был составлен 11-страничный отчет, в котором подробно рассказывается о моей антивоенной деятельности. Одногруппник из колледжа, которого я не видел в течение четырех лет и который служил в военной разведке, волшебным образом объявился, с нетерпением оживляя наши отношения. На той же неделе, когда хвалебный обзор моей книги был опубликован на первой странице одного из разделов «Нью-Йорк Таймс», отделение истории Йельского университета поставило меня на академическое испытание. Если бы я не справился с просроченной работой, накопившейся за год, в течение одного семестра, я столкнулся бы с увольнением. В те дни связи между ЦРУ и Йелем были широкими и глубокими. Многие студенты этого университета впоследствии занимали должности в ЦРУ. На личном уровне я обнаружил, насколько сильны возможности разведывательных агентств страны могут даже в условиях демократии. Они не оставили мою жизни незапятнанной и коснулись всего: моего издателя, моего университета, моих доходов, моих налогов, моего телефона и даже моих друзей. Хотя я выиграл первую битву со СМИ, ЦРУ выиграло более длинную бюрократическую борьбу. Отрицая мои источники и какую-либо виновность, официальные лица ЦРУ убедили Конгресс в том, что Управление не имело отношения к любому прямому участия в торговле наркотиками в Индокитае. Конгресс принял заверение о том, что ни один из оперативников Управления не был непосредственно вовлечен в торговлю героином. Однако доклад комитета подтвердил суть моей критики, показав, что «ЦРУ особенно уязвимо для критики» в отношении контингента в Лаосе, «имеющего важное значение для Агентства», включая «людей, которые либо были известны, либо были подозреваемых в торговле наркотиками». В середине 70-х годов, когда поток наркотиков в Соединенные Штаты замедлился, а количество наркозависимых уменьшилось, проблема героина отступила, и средства массовой информации перешли к новым проблемам. К сожалению, Конгресс потерял возможность проверить ЦРУ и исправлять их метод ведения тайных войн. Менее чем через 10 лет проблема тактических альянсов ЦРУ с наркоторговцами для поддержания обширных тайных войн Управления вернулась с удвоенной силой. Наблюдения сегодня После террористических атак 9/11 я отбросил этот исторический метод и использовал его для изучения истоков и характера внутреннего наблюдения внутри Соединенных Штатов. После оккупации Филиппин в 1898 году армия США, столкнувшись с трудной задачей по умиротворению, обнаружила силу систематического наблюдения, нацеленную на подавление сопротивления политической элиты страны. Затем, во время Первой мировой войны, «отец военной разведки», бывший генерал Ральф Ван Деман, пытался мобилизовать легион из 1700 солдат и 350 000 граждан для интенсивной программы наблюдения за подозреваемыми вражескими шпионами среди немцев и американцев, включая моего деда. Изучая файлы военной разведки в Национальном архиве, я обнаружил «подозрительные» письма, похищенные из шкафчика моего деда. Фактически, его мать писала ему из родной Германии о таких «подрывных» вещах, как вязание ему носков для караульной службы. В 50-е годы агенты ФБР использовало тысячи телефонов без ордеров и держало подозреваемых под пристальным наблюдением, в том числе двоюродного брата моей матери Джерарда Пиля, антиядерного активиста и издателя журнала Scientific American. Память о незаконных программах наблюдения ФБР была в значительной степени размыта после войны во Вьетнаме благодаря реформам Конгресса, которые требовали судебных ордеров на все правительственные прослушивания. Тем не менее террористические атаки в сентябре 2001 года развязали руки Агентству национальной безопасности для возобновления наблюдений в ранее невообразимом масштабе. Написав для TomDispatch в 2009 году, я заметил, что принудительные методы, впервые опробованные на Ближнем Востоке, были репатриированы, и могут заложить основу для «состояния внутреннего наблюдения». Сложные биометрические и кибер-методы, созданные в зонах военных действий Афганистана и Ирака, сделали «цифровое наблюдение реальностью», коренным образом меняя характер американской демократии. Четыре года спустя утечка секретных документов Агентства национальной безопасности, благодаря Эдварду Сноудену, показала, что после столетнего периода «вызревания» наконец-то появилось состояние цифрового наблюдения в США. В эпоху Интернета АНБ может контролировать десятки миллионов частных жизней во всем мире, в том числе американских. И вот, если бы я напомнил о наиболее правдоподобной возможности нашей новой реальности четыре года назад, я снова оказался объектом проверки. Как? Возможно, это было бы моя текущая «писанина» о таких щекотливых вещах, как пытки ЦРУ и наблюдение в АНБ, или, может быть, мое имя всплыло бы из какой-то старой базы данных о предполагаемых подрывных действиях, оставшихся с 1970-х годов. Каким бы ни было объяснение, опыт моей семьи в трех поколениях в любом случае является показательным, что государственный надзор был неотъемлемой частью американской политической жизни намного дольше, чем мы могли себе представить. За счет личной конфиденциальности всемирная сеть наблюдения Вашингтона теперь стала оружием исключительной власти, чтобы расширить глобальную гегемонию США в двадцатом веке. Тем не менее, стоит помнить, что рано или поздно то, что мы делаем за границей, всегда возвращается, чтобы преследовать нас так же, как ЦРУ преследовали меня последние полвека. Когда мы учимся любить Большого Брата, мир становится более, а не менее опасным местом.