Войти в почту

Космическая гонка: а хотят ли все еще русские войны?

В вопросах, связанных с освоением космоса, у Джона Ф. Кеннеди и Никиты Хрущева было много общего. Каждый из них стремился популяризовать среди граждан своей страны многомиллиардные космические программы — и каждый в своем собственном стиле. Кеннеди взывал при этом к типичному для американцев стремлению быть самыми великими и лучшими во всем.

Хрущёв также обращался к гордости, но гордости в исключительно русском понимании. Так, он сыграл на давнем комплексе неполноценности, сложившемся в стране исторически. Он понимал, что еще несколькими столетиями ранее образованные люди России говорили на французском языке, просто чтобы доказать свою цивилизованность. «Они [Запад] раньше потешались над нами, говоря, что мы, русские, ходим в лаптях да хлебаем щи, — ликовал в 1964 году тогда еще президент Хрущев. — И вот внезапно те, кто, как думалось, лишь способен поедать щи и расхаживать в своих лаптях, попали в космос раньше так называемого цивилизованного мира. Это, товарищи, по-настоящему всколыхнуло их в этом их буржуазно-капиталистическом пространстве».

Хрущев, по сути, призывал сограждан показать остальным, что русские — не просто глуповатые деревенщины. А ради этого можно потерпеть и лишения в обычной жизни: чтобы доказать, что русские «не менее цивилизованные, чем они».

Преодолевшие страх к соперничеству

Сэр Бернард Ловелл, 54-летний британский астронавт, является одним из тех немногих представителей Запада, у которых имеется расширенный доступ к обеим космическим программам – как американской, так и советской. Его обсерватория Джондрелл-Бэнк, находящаяся в Англии, занимается отслеживанием искусственных спутников обеих стран. Ловелл полагает, что успехи советской космонавтики грандиозно повлияли на восприятие русскими собственной роли и в значительной мере помогли им справиться с их комплексом неполноценности и, таким образом, приоткрыть «железный занавес». «Успехи в космосе подняли дух советских граждан и сделали их более открытыми для мира», — заявил он в беседе с Forbes.

«Я помню свой разговор с одним из советских старших научных сотрудников как раз в то время, когда СССР запустил в космос свой «Спутник», ну или несколько позже. Он обратился ко мне: «Скажите честно, как вам наша техника по сравнению с той, что у вас на Западе?» Я ответил ему, что существует некоторые различия, но, в общем и целом, она, должно быть, ничем не хуже, ведь в конце концов результаты обе страны демонстрируют примерно одинаковые. Его лицо засияло от радости. Он с трудом верил моим словам о том, что их техническое оборудование сопоставимо с западными образцами».

«После запуска «Спутника» резко увеличились шансы на обмен опытом между советскими и западными учеными, на взаимные визиты. Понимаете, мы не учитывали, что во многом секретность, присущая их системе, произрастала из чувства стыда и неуверенности в своих силах; им не хотелось, чтобы мы увидели, насколько они отставали от нас».

«Что особенно важно, – продолжил Ловелл, – и это мое личное твердое убеждение, что их успехи в космической гонке снижают конкурентоспособность рамках Холодной войны и уменьшают шансы на возгорание из нее настоящей войны».

А кто займется жилстроительством?

Профессор Леон Херман, лучший эксперт Библиотеки Конгресса в вопросах советской экономики, полагает, что в Советском Союзе, как и в самих США, в последнее время несколько поубавилось былого энтузиазма по освоению космоса. По утверждениям Хермана, в России, как и в Америке, простые граждане интересуются: «А что же с жилстроительством? Что насчет расходов на войну с Северной Кореей? Или насчет потери старых союзников в Восточной Европе?».

«У них развиты свои способы по сбору общественного мнения, – продолжает Херман, – и их приводит в нервное замешательство потребность народа в улучшении жилищных условий. Они не хотят, чтобы население думало, будто из-за развития космической сферы они лишены хорошего жилья, одежды или транспорта». Не далее как в декабре 1965 года Алексей Косыгин, недавно ставший новым председателем Совета министров СССР и отличающийся своими строгими взглядами, так прокомментировал эту ситуацию: «Расходы, связанные с космическими исследованиями, не сказываются на уровне жизни населения». Из его уст эти слова звучат как защитная реакция.

Другим важным заявлением, прозвучавшим несколько раньше в этом году, стали следующие слова Бориса Павловича Константинова, вице-президента Академии наук СССР: «Средства, которые тратятся на развитие космической программы, не сравнятся с той пользой, которую она приносит». Константинов добавил: «Подобные исследования способствуют продвижению науки и развитию технологий; кроме того, они несказанно важны для экономики страны. Освоение космоса позволяет привнести большую точность в прогнозирование погоды; оно способствует улучшению воздушной и морской навигации и упрощает исследования в области топографии. Более того, трудно переоценить грандиозную важность этой области для обороны страны».

«Существует мнение, что отказ от программ по освоению космоса сделает человечество счастливее. Я убежден, что все совсем наоборот».

Слова Константинова мало отличаются от мнения, высказанного руководителем НАСА Джеймсом Э. Уэббом. Несколько ранее он заявил: «Капиталовложение в космическую программу в результате приносит нам, помимо основной своей ценности, и множество других полезных преимуществ, в том числе новые научные сведения; также практическую выгоду, получаемую, например, от наших метеорологических и телекоммуникационных спутников; кроме того, это уникальный опыт по организации и управлению крупномасштабными поисковыми проектами и программами модификаций… программа также способствует оживлению национального духа, ведь мы сейчас стоим перед величайшим вызовом времени, по тяжести не сравнимым ни с одной из задач, с которыми сталкивались предыдущие поколения».

Многообразие возможностей

Однако, опираясь на схожую оборонительную позицию, которую руководители космических программ обеих стран вынуждены занять по отношению к общественности, было бы неверно полагать, что в обеих странах сложилось одинаково не благоприятное мнение по поводу космических исследований.

Начнем с того, что, как подчеркивает британский профессор Ловелл, «власти в Советском Союзе обладают полным контролем над прессой и пропагандой». А это, по его словам, значит, что «у них появляется больше возможностей для действия. Они могут проявлять большую гибкость, быть прагматичными». Короче говоря, они могут быстро менять линию поведения и прислушиваться к общественному мнению. Либо игнорировать его.

Простая истина заключается в том, что, несмотря на все трудности, связанные с общественным мнением и жалобами по поводу денежных трат, советские власти твердо намерены и дальше воплощать в жизнь космическую программу. В том числе выделять на это значительные бюджетные средства. Гражданская позиция хоть и становится для советского руководства досадной помехой, но она ни в коем случае не является решающим фактором при принятии решений.

На самом же деле, Леон Херман считает, что единственной причиной, по которой Советский Союз продолжает сохранять секретность в отношении космонавтики, можно назвать необходимость в утаивании от собственного населения масштабов текущего финансирования космических исследований. Выражаясь более конкретно, эксперты соглашаются, что расходы на освоение космоса в Советском Союзе и США приблизительно совпадают. Но по отношению к валовому национальному продукту СССР, сумма трат по этой статье немного превышает 1%. В Америке эта цифра на данный момент опустилась ниже 1%. Таким образом, исходя из показателей национального бюджета, Советский Союз на протяжении долгого периода времени вкладывает в развитие космической программы значительно больше средств, чем США.

Совершенно естественно стремление СССР достичь прорыва в этом направлении. Прежде всего, изучение космоса тесно связано с двумя факторами, которые играют существенную роль в развитии обороноспособности страны в условиях современного мира: техника, способная дистанционно точно установить местоположение цели; а также ракетный двигатель, мощности которого хватает для нанесения поражения с большого расстояния.

Кроме того, повышенный интерес к космосу напрямую вытекает из многолетнего увлечения русских астронавтикой. Еще во времена царской России, мало развитой в других сферах по сравнению с сегодняшним днем, Константин Циолковский исследовал возможность создания искусственного спутника Земли. С его помощью страна одним рывком смогла преодолеть чудовищное отставание СССР в развитии технологий, которое отделяло феодально-крестьянскую нацию от западных достижений в этой сфере.

Широко распространено мнение, что космические технологии русские выпытали, получили вымогательством у заключенных под стражу немецких ученых-нацистов. Однако это далеко от истины. Джордж Фельдман, бывший руководитель телекоммуникационной компании «COMSAT», писал: «…ракетная техника и астронавтика к тому моменту уже были достаточно развиты в России, поэтому не было необходимости раболепно зависеть от немецких чертежей. В общем и целом, немецкие эксперты были насильно привезены для работы в советских научно-исследовательских центрах по разработке ракет с целью помочь при решении каких-то конкретных проблем… то есть они, по сути, не осуществили никакого «прорыва» и не поделились какими-то абсолютно новыми сведениями».

В действительности, еще в 1930-е годы советские ученые начинали эксперименты с ракетами и подумывали о способах попасть к верхнему слою атмосферы. Нет никакого сомнения и в том, что СССР в первые же годы после Второй мировой войны активно продолжил развивать ракетостроение. И это происходило во времена, когда такие люди, как, например, немецкий специалист в области ракетно-космической техники Вернер фон Браун, по собственной воле сдавшийся в плен американцам, чтобы избежать захвата советскими войсками, пытались достучаться до глухой американской публики.

Затем последовали запуск первого «Спутника» и американская реакция на него в виде космической программы «Эксплорер». Ответ американцев был мощным: на сегодняшний день только сама организация НАСА потратила на эти цели $30 млрд, а американские ученые решительно настроены высадить первого человека на Луну. Однако, опять-таки, можно заметить признаки очередного расхождения между долгосрочными космическими программами двух держав. Американские научные сотрудники, работающие в этой области, обеспокоены тем, что их страна в последующие годы может начать значительно отставать в этой гонке. Они озвучивают свои страхи лишь в частной беседе, но иногда они задумываются о том, что было бы неплохо, если бы государство гарантировало им обеспеченное будущее, как это делается для их советских коллег. Хотя в планы американцев входит совершить два облета для проведения на Марсе в 1969 году дальнейших разведывательных работ, на более поздний срок пока не намечено никаких исследовательских запусков.

Это может означать, что (если ничего не изменится и не помешает) в срок меньший, чем 9 лет, придется отказаться и от гравитационного маневра при полете в 1973 году как до Венеры, так и до Меркурия, и от того, что профессор Уильям Г. Пикеринг из Лаборатории радиоактивного движения, что неподалеку от города Пасадина, описывает как «возможность века». В 1978 году благодаря силе притяжения планет появится шанс, используя лишь один космический корабль, устроить «большой тур», включающий в себя Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун.

«Мы можем быть абсолютно уверены, – заявляет Пикеринг, – что Советский Союз совершит попытки высадить на Марс специальный комплекс, оснащенный измерительной аппаратурой, – в 1969 и затем в 1971 году. Если учесть тот факт, что нам со всем нашим производственным и научным опытом потребуется около трех лет, чтобы подготовить миссию по совершению облёта, и пять лет для планирования посадки, то можно понять, что мы, опять-таки, просто будем не готовы противостоять напору Советского Союза».

«Вместо того, чтобы пытаться сравняться с достижениями советской космонавтики по принципу «один к одному», нам нужно развивать сильную, тщательно продуманную и основательно профинансированную космическую программу с необходимыми техническими условиями, продиктованными рядом четко сформулированных целей и задач, а не внезапными изменениями бюджета. Нам нужна перспективная и конкурентоспособная программа по освоению космоса, основанная на динамичном плане действий, соответствующих нашим собственным потребностям и выбору, а не только нашей реакции на шаги Советского Союза».

Нельзя не упомянуть, что многие американские активисты с радостью использовали бы сенсационную советскую космическую программу в своих целях как инструмент пропаганды. Одной из таких возможностей для спекуляции мог бы стать запуск команды советских космонавтов на орбиту Луны. Или же космическая орбитальная станция, полностью пилотируемая человеком. Если подобные результаты будут достигнуты в ближайшем будущем, они практически точно могли бы стать предметом обсуждения во время предстоящей президентской гонки 1968 года и вновь разжечь интерес или даже, скорее, вызвать панику среди американского населения в отношении темы освоения космоса. Сэр Бернард Ловелл выразил эту мысль следующим образом: «Общественное мнение в Америке в какой-то степени напоминает ваш фондовый рынок – оно так же изменчиво и непостоянно. После запуска «Спутника» все население было целиком и полностью за развитие космонавтики. Теперь те же люди, которые еще до первого спутника не позволяли нормально продвигать науку, находившуюся на низком уровне развития, стремятся вернуть все назад».

Сэр Бернард, конечно, говорит от лица научного сообщества, свято верящего в знание ради знания и не испытывающего ни малейшей симпатии к политикам, которые обязаны учитывать мнение – или предполагаемое мнение – своих избирателей. В отношении непосредственно США сэр Бернард, как можно предположить, имел в виду конкретный случай, когда американское правительство не проявило достаточного уважения и не оценило труды ученого Роберта Х. Годдарда, который в начале 1914 года оформил патент на концепцию многоступенчатой ракеты. В 1916 году Годдард написал монографию, посвященную собственной теории, согласно которой на Луну можно попасть на ракете, в носовой части которой была бы расположена фотобомба, чтобы за моментом посадки можно было наблюдать с Земли.

За все его старания газеты дали Годдарду прозвище «человек Луны» (англ. «The Moon Man»), а вскоре после смерти ученого в его честь был назван космический центр. Хотя Годдард и является автором таких грандиозных открытий, как возможность запуска ракеты в безвоздушное пространство, а это в свою очередь доказывало, что космический корабль может быть пилотируем в условиях вакуума, этот ученый все равно остается одним из практически неизвестных героев Америки. Еще в 1918 году он продемонстрировал начальству военного министерства, что танк может быть выведен из строя при помощи удара ракеты из безоткатного орудия, с которым мог бы управиться один человек, однако американское командование находилось в процессе разработки подобной противотанковой базуки вплоть до начала Второй мировой войны.

Никто из людей, понимающих психологию американского народа, никогда не будет всерьез полагать, что американцы надолго смогут смириться с положением «второго номера» в этой космической гонке. Разумно было бы, однако, – как с научной, экономической точки зрения, так и для поддержания национального престижа – вместо нестабильной и малоустойчивой системы создать стабильную и продолжительную космическую программу.

Перевод Яны Воробьевой

Специальный проект Forbes 100 лет можно посмотреть здесь