Снегоход с прицепленными к нему деревянными нартами останавливается на льду таежного ручья Веселый в Якутии. Оленевод Альберт Трынкин и его жена Светлана Пахомова рассыпают под деревьями комбикорм с солью и звонким, протяжным криком зазывают оленей. Несколько минут, и на южном крутом склоне сопки появляются животные — они торопятся на зов, переступая копытами и звеня привязанными к шее боталами. Оленеводы внимательно оглядывают поголовье: апрель — время неспокойное, скоро начнется отел, и к стадам будут проявлять особый интерес не только браконьеры, но и волки, и проснувшиеся медведи. С оленями на "ты" Апрель здесь на весенний месяц совсем не похож: на склонах Станового хребта морозно, а снега столько, что из-под сугробов торчат лишь верхушки молодых сосен. Зато в охотничьей избушке у эвенка Альберта Трынкина жарко: стоящая в центре единственной комнаты печь хорошо натоплена, на сковороде аппетитно шкворчат тефтели из оленины, греется сразу несколько чайников: в доме оленевода всегда должна быть горячая вода. На стенах висят ковры, щели между бревнами забиты паклей. Под низкими потолками прибиты жерди — на них сушится одежда, рядом висят провода. Радио играет якутскую музыку. Все здесь заняты делом: Светлана и ее мать Ирина накрывают на стол: режут привезенные из города сало и овощи, собственные хлеб и сальтисон — мясную закуску из головы оленя с добавлением специй. Альберт и отец Светланы Петр заняты во дворе: осматривают ездовых оленей, которые за утро прошли 37 километров по заснеженной тайге, кормят собак — три лайки привязано к деревьям вокруг избушки, охраняя ее от незваных гостей, а щенок Топик путается под ногами со звонким лаем. Даже пятилетний Вова — сын Светланы — не сидит без дела: тащит в дом огромную вязанку дров. И только кот Барсик принюхивается к тефтелям. "Пока к вам на встречу шли, ночевали не здесь, а в лесу, в палатке. К нам ребята идут через тайгу, у них волки почти все стадо порезали, и мы навстречу к ним шли, дорогу в снегу прокладывали, — рассказывает Светлана. — В четыре утра Алик проснулся, печку растопил, потом я встала. Оленей запрягли, поехали: Альберт — на снегоходе "Буран", я — на упряжке. Сегодня вот с вами, стадо проверили, покормили. Завтра отдохнем, оленям отдых дадим, а потом поедем охотиться на лосей и диких оленей. Светлане 22 года, уже года два она помогает Альберту, который об оленях знает, кажется, все — 28 из своих 44 лет он занимается оленеводством. “Алик с оленями на "ты", — гордится его младший брат Павел, который тоже был оленеводом, но оставил это занятие — ушел сначала в охрану, а потом на лесоповал: рубит просеку под газопровод "Сила Сибири". Заработок там, говорит, лучше: 50–60 тысяч рублей, а оленеводы получают 15–18 тысяч, а цены в якутских магазинах кусаются. Правда, умелые охотники зарабатывают, сдавая хвосты убитых волков, шкурки соболей, но тяжелый таежный труд несравним с вырученными деньгами”. “За одного волка район платит 20 тысяч рублей, республика — еще 20 тысяч. Но наземным путем их добывать тяжело — тайга, снег, сопки. На "Буранах" или лыжах почти не догнать, а вертолеты не присылают. Приходится капканы ставить, петли. Результат — хищники плодятся, житья от них нет, а оленей все меньше”, — говорит гендиректор ОАО Коренных малочисленных народов Севера "Хатыстыр" Иван Илистяров. О том, что оленей в районе осталось мало, Альберт говорит с болью: "Я начинал работать еще в Алданском совхозе. Мощное предприятие было — свой автопарк, пилорама, АЗС, поголовье — 14 тысяч. В девяностые началась разруха, совхозное хозяйство растащили по частным общинам, многих животных забили, и сейчас в нашей организации, которая раньше совхозом была, осталось 2,5-3 тысячи оленей. В моем стаде прежде 800 голов было, потом волки погрызли, 90 осталось, но мы самцов из другого стада пригнали, и сейчас - 300". В окружении врагов Олени держатся возле хозяев, едят из рук, вопросительно смотрят своими большими, влажными глазами — дашь что? Белоснежный олененок по кличке Ляля ластится к Светлане — трется носом о колени, облизывает руки, Светлана улыбается, подставляет лицо, и Ляля облизывает ей губы, словно домашний питомец. Сложно представить, что лиственничная тайга вокруг кишит врагами этих добрых животных. — Волки раньше человека боялись, мы костры жгли — их отпугивали, или следы оставляли: на лыжах или нартах пройдешь, они не лезли. А теперь их много стало, ничего не боятся, наоборот, след видят и по нему идут — знают, что рядом с оленеводом добыча есть, — рассказывает Альберт. — Медведи тоже уже проснулись и ждут в берлогах, когда сойдет снег. Они оленей за десять километров чуют, да еще воронов слушают — те вокруг стада кружат и каркают. В последние годы косолапых особенно много — они сюда из Приамурья от лесных пожаров пришли, теперь на каждой горе по несколько берлог. А еще "двуногие волки" донимают: старатели дороги к артелям проложили, и браконьеры к нашим стадам теперь доехать могут. Директор хозяйства тоже сокрушается: "Медведи особенно весной большой урон наносят, молодняк почти весь изводят. Оленята, видишь, какие доверчивые, ко всем подбегают, косолапые тем и пользуются. Мы пытаемся с ними воевать — петли ставим, прогоняем, но нелегко это. А тут еще волки, браконьеры. Я начальству в шутку говорю: "Надо оленеводам лицензии на отстрел "двуногих волков" выдавать, по три штуки на брата, глядишь, эти горе-охотники быстро дорогу к нашим стадам забудут". "Скоро, когда отел начнется, особенно охранять нужно будет: у оленей с испуга и выкидыш может быть, и детеныш внутри умереть может, не родившись — тогда и самка гибнет, — объясняет Альберт. — А рожают-то они лишь раз в год, одного, редко двух оленят. Так что я тут гинекологией занимаюсь". Есть у эвенков и другой страшный враг — алкоголь. Организм коренных жителей севера к спиртному не приучен, и даже маленькой порции таежникам достаточно, не только чтобы опьянеть, но и чтобы выработалась зависимость. Браконьеры спаивают оленеводов, а животных угоняют. А иногда и сами эвенки становятся алкоголиками и ради новой порции забивают животных а мясо обменивают на водку. "В нашей общине сейчас с этим строго, бороться пытаемся, кодируем даже, но все равно бывает — срываются, — говорит Иван Илистяров. — Работа тяжелая, развлечений в тайге, сам понимаешь, мало". Зимой даже в пятидесятиградусные морозы кочуют оленеводы вслед за своими стадами, пробивая дорогу лыжами, снегоходами, нартами. Олени погоды не ждут — бредут по заснеженным просторам, разрывают сугробы в поисках ягеля, закапываются в них порой так, что над поверхностью торчат лишь смешные хвостики, ищут съедобную хвою или травы, оставшиеся с лета возле горных ручьев. Эвенки идут рядом, каждый день ставят палатки на новых местах, выбирая те, где есть корм для животных, вода и сухие дрова для жестяных печек-буржуек. Летом другая напасть — гнус: комары, мошкара, слепни. А бывают и вовсе нежданные враги. "Золотодобытчики, когда сезон заканчивается, иногда собак оставляют, те дичают, и на оленей нападают, — вспоминает Альберт. — У нас однажды так нескольких задавили, но мы им отомстили — видишь, на лабазе шкуры висят". Традиционный уклад Илистяров — мужик,могучий, смелый охотник. Шутит, что как взялся медведей прогонять, те ему редко попадаются — чуют. За плечами у него и служба в морской пехоте, и исторический факультет якутского университета. Третий год Иван возглавляет хозяйство, помогает оленеводам. "С обеспечением у моих все нормально: патроны, ГСМ, оружие, спецодежда — все есть. В том числе благодаря помощи властей — как районных, так и республиканских, — говорит он. — В каждом стаде снегоход есть, "доброжелатели" говорят, что я своих от упряжек отучиваю. Но я считаю, что действовать нужно эффективно: зачем стоять, когда можно сидеть?". Занятие оленеводством — нерентабельно. Из-за хищников поголовье сокращается, и промышленные поставки оленины невозможны. Не продают оленеводы и панты — без рогов олени слабеют, их молодняк мельчает, а между тем "Хатыстыр" — племенное хозяйство, в котором разводят эвенкийскую породу оленей. Здесь важно, чтобы самцы были сильными, чтобы давали хорошее потомство. Зарабатывают разве что продажей пушнины и мяса. Правда, в конце 2016 года компания "Газпром трансгаз Томск" перечислила общинам, в том числе "Хатыстыр", компенсацию за то, что "Сила Сибири" проходит по их исконным землям. Тем не менее оленеводство — это, прежде всего, способ сохранения традиционного уклада жизни эвенков. "Хорошо, что республика помогает, — отмечает начальник управления сельского хозяйства Алданского района Якутии Николай Максимов. — На одного оленя из республиканского бюджета предоставляют 5,9 тысячи рублей субсидии, еще 340 рублей — из федерального бюджета, 640 — из районного. В нашем районе 7,5 тысячи голов осталось, хотя можно разводить до 17 тысяч". Главная задача, считает Максимов, увеличить поголовье — тогда и заработок повысится, и зарплаты. Может быть, и молодежь заинтересуется, снова пойдет работать в тайгу, оставит поселки. Чтобы добиться этого, уверен начальник управления, первым делом нужно справиться с расплодившимися волками — в одном только Алданском районе их не меньше двухсот. Охотники рассказывают, что раньше волков травили ядом — стрихнином, но потом экологи это запретили, и теперь тайга кишит серыми хищниками, а оленьи стада редеют. Домашним оленеводством занимаются в 21 из 36 районов Якутии. Площадь оленьих пастбищ составляет четверть от всей территории республики. Оленеводством занимаются 110 хозяйств, а это почти 1,8 тысячи человек: 1420 оленеводов и 372 чумработника. При этом с начала 1980-х годов поголовье сократилось более чем в два раза — с 380 до 156,8 тысячи. Финансовая и законодательная поддержка властей региона позволила остановить спад, но существенно переломить ситуацию пока не удается. — Видишь, какие? — улыбается Альберт Трынкин и ласково оглядывает свое стадо. Олени топчутся вокруг сосен, под которыми рассыпан корм, самцы сталкиваются рогами — борются, любопытные оленята подлезают под руку. — Я за ними не посмотрю — съедят их. И дикие звери съедят, и браконьеры. Илья Баринов
