«Толпа неистово кричала». Южный Урал 100 лет назад пережил голод и войну

Практически все «небархатные» революции ведут к грандиозным социальным потрясениям. А социальные потрясения означают резкие перемены в жизни обычных людей, и отнюдь не в лучшую сторону. Потому что прежний уклад сломан, а правила новой жизни могут оказаться более жёсткими, а то и просто невыносимыми. Грабительская продразвёрстка, отсутствие повседневных товаров, скудное снабжение в городах – такова была наступившая реальность в начале 1920–х годов. По сводкам ГубЧК «О настроениях населения, о политической и экономической обстановке того времени мы можем узнать из информационных сводок губернской ЧК, которые регулярно отсылались в губернский комитет РКП(б), – рассказывает ведущий археограф ОГАЧО, кандидат исторических наук Михаил Базанов. – Естественно, все эти сводки были строго засекречены. Сейчас они хранятся в нашем архиве, в фонде П–77». Конечно, подобные сводки есть и в архивах других российских регионов. Когда эти документы начали вводить в научный оборот, исследователи поразились тому, насколько содержание документов не совпадает с официозной благостной картиной, сложившейся в советской историографии. В сводках ЧК откровенно говорилось о проблемах, которые испытывало население, о враждебных настроениях, о многочисленных вооружённых выступлениях крестьян. «Сотрудники ЧК составляли эти сводки, как правило, на основе оперативных донесений агентов и отчётов местных партийных ячеек, – поясняет Михаил Базанов. – Их отличает характерный стиль: рассказ о реальных событиях и фактах сопровождается идеологическими штампами. Например, если говорится о том, что крестьяне выступают против продразвёрстки, то обязательно следует уточнение: «крестьяне, подстрекаемые кулачеством». То есть сами крестьяне, у которых всё отобрали и которые страшно голодают, не могут сами протестовать, их кто–то «подстрекает». Кругом одни дезертиры Также сотрудники ЧК не любили слов «партизаны», «партизанские отряды», «зелёные». Вместо них использовался другой лексикон: все, кто ходили по лесу с оружием и воевали против коммунистов, именовались бандитами или дезертирами. «Например, читаем такие донесения: «Отряд дезертиров выступил под лозунгом «Вся власть учредительному собранию!», – говорит Базанов. – Здесь слово «дезертир» явно противоречит здравому смыслу. Дезертиры – они скрываются, прячутся, как правило, поодиночке. Они не выдвигают политических требований и не собираются в отряды по 500 человек». Все эти многочисленные дезертиры заселяют сводки по той причине, что чекисты отказываются признавать факты крестьянских восстаний. Куда проще было объявить крестьян бандитами, чем признать провалы собственной политики на селе. Единственное выступление, которое официально называется в сводках именно восстанием, – это крестьянское восстание, которое началось в Западной Сибири, и затем перекинулось на Южный Урал и в Зауралье. Вилы против пулемётов Читаем сводку за февраль 1921 года: «Недовольство продовольственной политикой советской власти дошло до опасных пределов и грозит перейти в открытое возмущение. В первых числах февраля вспыхнуло крестьянское восстание в Ишимском, Ялуторовском, Петропавловском уездах, откуда оно перекинулось в Курганский и часть Челябинского уезда. 8–9 февраля вооруженные группы повстанцев появились к северу от станции Лебяжье, станции Макушино, где ими были заняты деревни Мокроусово, Тетерино». Впрочем, начало 1920–х годов – это эпоха крестьянских восстаний по всей России. Масштабные вооружённые выступления под руководством Антонова, Махно, Западно–сибирское восстание –самые известные эпизоды крестьянской войны против новой власти. Но силы в этой борьбе были изначально неравны. «Чем воевали крестьяне? Вилами, косами, ружьями, шашками. А у красных были пулемёты и артиллерия. Плохо вооружённые крестьянские отряды не могли противостоять пушкам и пулемётам», – говорит Михаил Базанов. Курганское восстание было подавлено в июне 1921 года. Кстати, в сводке о восстании говорится, что «происходит оно не только благодаря нашим развёрсткам, но и является результатом заговора, имевшего место вне пределов нашей губернии». «Как мы можем расшифровать эту фразу? – поясняет Базанов. – Да, развёрстка привела к восстанию, но мы не виноваты. Во всём виноват большой заговор, который родился где–то далеко, не в нашей губернии». «Отношение безразличное» Сотрудники ЧК внимательно следят и за настроениями среди рабочих. Октябрь 1920 года: «В настроениях рабочих можно отметить сильную вялость и апатию по отношению ко всему окружающему. Причиной этому служит тяжёлое экономическое положение, которое ощущается большинством рабочих. На Миасском кирпичном заводе рабочие открыто заявили, что они не будут выходить на работу, если им не будут выдавать паёк». В документах фиксируется и падение интереса рабочих к партийным делам: в 1920 году закончена перерегистрация в партии, и в сводках отмечается, что «многие рабочие ушли из партии, даже не указав причины». Далее опять говорится о равнодушии и апатии: «С наступлением зимы рабочие стали больше обращать внимания на свои личные шкурные дела, что заметно отражается на производительности работников». Донесения за апрель 1921 года – рабочие всё так же далеки от трудового энтузиазма: «Всё то, что не имеет непосредственного отношения к желудкам, не интересует рабочих. Настроения рабочих на почве сокращения пайка ухудшилось. Отношение ко всему окружающему безразличное». «При царе всё было!» «Недовольство рабочих не выливается в политические формы. В сводках повторяются фразы про вялость и апатию, но апатия – это не протест, – говорит Михаил Базанов. – Получается, что у нас именно крестьяне оказались способны на организованный протест с оружием в руках». Чекисты объясняли это тем, что на Южном Урале крестьянство не такое, как в центральных губерниях: более свободное, более самодеятельное. Почему? Потому что здесь, в отличие от центральной России, крепостничества в его классическом понимании практически не было. Хотя в сводках честно пишут и о том, что крестьяне доведены до отчаяния изъятиями зерна и отсутствием товаров первой необходимости: «Недовольство продовольственной политикой объясняется зажиточностью и самодеятельностью большинства крестьян, которых нельзя сравнить с крестьянами центральных губерний, а также отсутствием минимального снабжения продуктами фабричного производства: мануфактурой, спичками, мылом, солью, дёгтем и т.д. Крестьяне с упреком говорят, что город хоть что–то получает, а от них всё забирают. В пос. Новинском Верхне–Уфалейского уезда толпа, разжигаемая казаками, неистово кричала, что ни хлеба, ни скота они не дадут, пусть советская власть берёт сама силой, пусть грабит, также кто–то крикнул: почему в лавке нет товаров?». И далее: «Часть толпы набросилась на контролёра по лавкам с требованием дать товара и с криками: «При царе всё было, а теперь нет ничего!». Собрание приняло решение – ничего не давать советской власти... Подстрекатели и крикуны арестованы и предаются суду». «Никаких брожений» «Экономическая ситуация начала улучшаться только с введением новой экономической политики, – говорит Михаил Базанов. – Когда в продаже появились соль, спички, мыло, сапоги и другие товары, то и настроение людей изменилось. Этот перелом с ноября 1921 года фиксируется и в сводках Челябинской ГубЧК: «Настроения рабочих в зависимости от снабжения видоизменяется, за отчётный период никаких брожений не замечено, все спокойно, и настроение удовлетворительное». Также говорится, что бедное крестьянство якобы пошло в объятия советской власти, но на самом деле в начале 1922 года крестьяне оживились, потому что начали сеять: «крестьянство находится в приподнятом настроении, напрягая все усилия к полному засеву полей». То есть в деревне желают одного: провести засев и вернуться к нормальной жизни. Люди за четыре года пережили войну, голод, тиф. И этот страшный голод, и красноармейские пулемёты начисто отбили у крестьян стремление сражаться, осталось только желание растить хлеб и просто жить. «К 1922 году продовольственный налог, введённый вместо продразвёрстки, начинает начисляться более адекватно, поэтому причин для недовольства становится меньше, – поясняет Михаил Базанов. – Когда пережито такое страшное время, то любое послабление уже кажется счастьем. Подводя итог, можем сказать, что власть вначале лишила крестьян источников к существованию, жестко подавила их сопротивление, а затем удачная политика уступок привязала общество к новым реалиям». «АиФ-Челябинск» в социальных сетях: Twitter аккаунт; страница ВКонтакте; профиль на Facebook.