Почему и как Пекин дистанцируется от ирано-американского противостояния
Конфликт между США и Ираном, учитывая специфику региона, в котором он происходит, а также его стратегическую важность для мировой экономической и политической стабильности, задевает интересы не только Вашингтона и Тегерана, но и ряда других крупных стран, которые так или иначе вовлечены в иранские дела. Прежде всего участников Совместного всеобъемлющего плана действий по иранской ядерной программе (СВПД) — пятерки постоянных членов Совета Безопасности ООН и примкнувшей к ним Германии. В частности, «повышенное внимание обострению противоречий и эскалации напряженности в регионе Персидского залива на Среднем Востоке» уделяет Китай. Об этом на днях журналистам заявил постоянный представитель этой страны при ООН Чжан Цзюнь, раскрывший основные направления дипломатической активности КНР в данном вопросе. Подтвердив телефонные контакты главы МИД Ван И с коллегами из России, Франции и Ирана — Сергеем Лавровым, Жан-Ивом Дрианом и Мохаммадом Джавадом Зарифом, китайский постпред подверг критике американскую сторону, выступив «против злоупотреблений силой» и назвав ее действия «рискованными, нарушающими основные нормы международных отношений». Дипломат особо подчеркнул необходимость «уважать суверенитет, независимость, единство и территориальную целостность Ирака», что указывает на весьма критическую оценку Пекином роли курдской автономии на севере этой страны, которая очень похоже, что небезосновательно рассматривается пособником США. И сделал вполне прозрачный намек как на недопустимость эксцессов, подобных атаке на Касема Сулеймани, так и на неизбежность вывода из региона войск США после соответствующего решения иракского парламента. Чжан Цзюнь особо подчеркнул роль ООН, обратив внимание ее руководства на требование специального послания в Совбез постпреда Ирана «пристально следить» за действиями США, находясь в готовности «взять на себя ответственность» за мирное урегулирование конфликта. Не расходясь ни в чем с позицией по ирано-американскому обострению, которую занимает Россия, китайская сторона, однако, не повышает антиамериканские ставки, ограничиваясь демаршами дипломатов. Первые лица во власти из семерки членов Постоянного комитета (ПК) Политбюро ЦК КПК, в котором объединены руководители всех органов и ветвей власти КНР, публичных оценок ситуации вокруг Ирана не дают. Китай в этом можно понять. С одной стороны, Иран — близкий партнер КНР, с которым налажены прочные экономические отношения и постоянный политический диалог. С другой, дальнейшее обострение обстановки, а тем более переход ее в фазу военной конфронтации, резко повысят и без того растущие на новостях из зоны Залива цены на нефть, а также затруднят судоходство, помешав ее беспрепятственному импорту. Кроме того, в подвешенном состоянии, как известно, остается вопрос о заключении торгово-экономического соглашения Китая с США по тарифным вопросам. Парафированное незадолго до Нового года, оно, по первоначальным прикидкам, ожидает подписания в январе, хотя до него ли сейчас Вашингтону, это большой вопрос. Но в Пекине явно надеются на американскую сговорчивость, и поэтому не предпринимают никаких радикальных действий в иранском вопросе, хотя возмущение американской акцией в правящих кругах КНР судя по всему зашкаливает. И это прежде всего видно по характеру подачи информации и оценок происходящего китайскими официальными СМИ, в которых конфликту уделяется по сути эксклюзивное внимание. В центре основных комментариев, развернутых вокруг упомянутых внешних контактов главы МИД Ван И находится дипломатическая активность Франции и Турции. Подробно раскрывается содержание состоявшихся на днях бесед французского президента Эммануэля Макрона не только с президентом России Владимиром Путиным, но и с заинтересованными противоборствующими сторонами — президентами США и Ирана Дональдом Трампом и Хасаном Рухани. Макрон уже не в первый раз пытается продвинуть свои посреднические усилия. Вот и сейчас лейтмотивом высказанного Трампу стало пожелание избежать дальнейшей эскалации конфликта, а международной коалиции во главе с Вашингтоном — сосредоточиться на борьбе с экстремистами из «Исламского государства» (организация, запрещенная в РФ). Особо французский лидер, и это подчеркивают в Пекине, сосредоточился на теме иракского суверенитета, по сути солидаризовавшись с позицией самой китайской стороны, категорически не принимающей ни террористические, ни геополитические амбиции Вашингтона, которые угрожают все тем же маршрутам импорта в КНР энергоносителей. Примерно о том же Макрон говорил и с Рухани, поставив в центр внимания приверженность сохранению СВПД. Однако после того, как Иран все-таки сложил с себя обязательства по последним пунктам ядерного соглашения, стало ясно, что мнение Франции если и выслушивается, то не учитывается, и участники конфликта руководствуются собственной логикой. Ядерный вопрос, надо сказать, — серьезный камень преткновения, и об этом лишний раз напомнил лидер КНДР Ким Чен Ын, который предрек США возможное фиаско в стремлении сохранить цели своей ближневосточной экспансии. Здесь надо понимать, что хотя об этом вслух и не говорится, что в регионе существует не афишируемый своеобразный ядерный консорциум, включающий как Иран, так и Пакистан, Северную Корею и даже Саудовскую Аравию. С одной стороны, имелись данные об интересе к этой теме со стороны прежнего украинского руководства. Ядерные амбиции, о которых иногда проговаривались в Киеве, у него связывались с попытками повысить ставки в противостоянии с Россией. С другой стороны, все основные игроки данного неформального регионального клуба, за исключением Саудовской Аравии, имеют теснейшие связи с Пекином. Это и понятно: Иран и КНДР находятся в противостоянии с США, а все дальше отходящий от американцев Пакистан — с Индией, с которой споры имеются и у Китая. И для китайского руководства взаимное индийско-пакистанское ядерное сдерживание хоть и служит фактором серьезных региональных угроз миру и безопасности, но в определенной мере является паллиативом индийско-китайскому противостоянию. А членство Дели и Исламабада в ШОС вообще позволяет вывести китайско-индийско-пакистанский треугольник за рамками геополитических манипуляций с Запада, сделав его вопросом внутреннего урегулирования ключевых участников этой организации в Пекине и Москве. И это несмотря на настойчивые попытки Вашингтона втянуть Индию в орбиту своего военно-политического влияния, измеряемого, во-первых, формулой «Индо-Тихоокеанского» региона, а во-вторых, предпринимавшимися попытками вовлечь ее на стороне США в афганские дела. Поэтому, а также в связи с особым интересом к Сирии и другим странам арабского Востока, в первую очередь Саудовской Аравии, китайская дипломатия внимательно следит за реакцией на происходящее в регионе соответствующих международных организаций. Учитывая влияние и вес Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), которая является ведущей экономической и политической организацией в регионе со штаб-квартирой в Эр-Рияде, китайские СМИ отмечают, что в критике нынешнего обострения сошлись все ее участники, даже противостоящие друг другу Саудовская Аравия и Катар. В заявлении ССАГПЗ, которое обнародовал генсек организации Абдель Латиф Аз-Зайяни, подчеркивается пагубность региональной конфронтации и содержится призыв к политическому урегулированию, которое поможет избежать дальнейшей эскалации. Представители арабского мира не встают ни на чью сторону, что можно понять, учитывая их традиционно напряженные отношения с Ираном и прямую оппозицию Тегерана и Эр-Рияда. Но именно к этому и привлекается внимание: между строк информационных сообщений в КНР звучит, что арабы не поддержали и американцев, с которыми тесно связаны не только экономическими, но и военно-политическими связями. Для Пекина это важно ввиду продолжающейся эксплуатации США и Западом уйгурской темы. В июле прошлого года она уже становилась предметом «конкурса обращений» к Верховному комиссару ООН по правам человека двух групп стран. Первые, в основном западные государства, требовали принять к Китаю меры; вторые, включая Россию и большинство арабских стран, не увидели в политике Пекина в Синьцзяне признаков нарушений и отказались признать «ущемляемыми» права этнического и религиозного, мусульманского населения в этом регионе КНР. То был первый случай, когда в споре между Китаем и Западом крупные государства исламского мира встали на китайскую сторону; сейчас в сдержанности их реакции и в отсутствии в ней антииранского пафоса видится новый прецедент, который, возможно, указывает историческую перспективу. И открывает пути укреплению взаимодействия КНР с той же Саудовской Аравией. Важность этого для Китая еще и в том, что арабский мир является кратчайшей и потому наиболее важной и привлекательной частью маршрута «Пояса и пути», глобального инфраструктурного проекта, который реализуется Пекином с 2013 года. Те же самые вопросы — участие в «Поясе и пути» и угол рассмотрения уйгурского вопроса — находятся в повестке китайско-турецких отношений. В СМИ Поднебесной отмечается повышенная активность турецкой дипломатии; подробно рассказывается о телефонном разговоре главы МИД Турции Мевлюта Чавушоглу с иранским коллегой Зарифом, а также обстоятельствах его начинающегося визита в Ирак. Указывается, что параллельно с МИД, который охарактеризовал ирано-американскую напряженность как «угрозу региональному миру и стабильности», резко активизировал внешние контакты сам президент Реджеп Таип Эрдоган. На его счету сразу шесть телефонных переговоров с лидерами как европейских участников СВПД — Франции, Германии, Великобритании, так и Ирана, Ирака и Катара. Отдельное внимание уделено встрече Эрдогана с российским президентом Владимиром Путиным, но отмечается, что в центре их внимания находились не отношения Тегерана с Вашингтоном, которые лишь «предположительно затрагивались», а другие вопросы, в частности урегулирование нынешнего ливийского кризиса. Специального комментария удостоено участие двух президентов в запуске газопровода «Турецкий поток». Ну и конечно же китайские СМИ уделили много внимания блиц-визиту Владимира Путина в Дамаск и его встрече с Башаром Асадом. В целом, характер освещения конфликтной ситуации между Ираном и США показывает глубокую вовлеченность Пекина в вопросы глобальной политики. В китайской столице живо реагируют на все события, которые происходят на пространстве Большой Евразии, отдавая себе отчет в том, что ее дестабилизация подрывает перспективы «Пояса и пути», с реализацией которого связаны значительные планы расширения китайского участия в глобальной экономике и политике. Вместе с тем, в том, что касается военных аспектов противостояния, китайская сторона держит пусть и заинтересованный, с симпатией к Тегерану, но нейтралитет. И при этом старается не втягиваться в широкое обсуждение динамики кризиса, подчеркнуто ограничиваясь уровнем МИД. Не то, чтобы это указывало на периферийность Поднебесной к конфликтной зоне Персидского залива, ибо крупные интересы КНР в этом регионе никуда не исчезли. Скорее, речь идет о занятой Пекином выжидательной позиции. Расчет, видимо, строится на том, чтобы не испортить отношения ни с одной из сторон, памятуя о том, что для Пекина это — не «свое» противостояние, участие в котором не принесет особых дивидендов, а вот навредить любая неосторожность может, и весьма существенно. И возвращаясь к позиции, обнародованной в ООН постпредом КНР Чжан Цзюнем, можно сказать, что она состоит в сохранении максимальной дистанции от участников конфликта и передаче инициативы в руки международного сообщества. А также в «спуске на тормозах» под шумок «персидского кризиса» тех крупнейших противоречий последнего времени, в которые Китай оказался втянутым непосредственно всей суммой своих глобальных экономических и политических интересов. Иначе говоря, получив боевое крещение на высоком уровне глобальной политики и оказавшись на ее острие в ходе торговой войны с США, китайское руководство сегодня берет паузу и постарается сделать так, чтобы она продлилась как можно дольше.
