Пулеметчица Яна Червоная: «Мы с мужем не поменялись ролями, у него просто не было выбора»

Пулеметчица Яна Червоная (позывной «Ведьма») воюет с сентября 2016 года. Двое детей и муж ждут ее с войны дома. Так уж случилось, что сегодня женщина в военной форме никого не удивляет. Общественное давление в направлении гендерного равенства делает свое дело. Таким образом, начиная с июня 2016 года, когда был подписан приказ Министерства обороны Украины №292, женщины в ВСУ занимают довольно широкий спектр должностей. Представительницы «слабого» пола разрушают даже самые устойчивые стереотипы и идут защищать страну на передовую, оставляя дома детей на мужей. Пулеметчица Яна Червоная (позывной «Ведьма») воюет с сентября 2016 года. Двое детей и муж ждут ее с войны дома. Мы с Яной совершенно случайно списались в Фейсбуке. Это было ночью. Я просто увидела зеленый огонек возле аватарки, на которой было женское лицо в балаклаве. Написала сообщение, женщина откликнулась. Когда я узнала, что Яна сейчас на передовой, была поражена, — такого интервью у меня еще не было. Насколько я понимаю, у нее — тоже. На часах почти полночь. Я — в комфортном кресле возле ноутбука, горячий кофе с сахаром (когда на дворе воет осенний ветер, так уютнее), черный шоколад и список вопросов, набросанных на скорую руку, за несколько минут. Она — в восточно-украинских степях, где все время опасность, что-то может прилететь, страшное и враждебное, и вызвать смерть. Потому что война. Следовательно, ощущение безопасности, о котором Яна рассказывает, — абсолютно относительное, скорее всего, это просто иллюзия, которая в зоне боевых действий может сыграть очень злую шутку. Поэтому я нервничаю больше, чем она. И постоянно спрашиваю, все ли обстоит благополучно, можно ли еще пользоваться Интернетом, не раскроем ли мы нашим общением тайну местонахождения боевой части, и не наделаем ли этим беды. Яна уверяет, что все под контролем и вокруг абсолютно спокойно. На мониторе бегут строки букв, из которых складываются слова и фразы. О войне, о людях, о жизни… — Яна, в каком батальоне служите? — «Донбасс-Украина». Сейчас в зоне боевых действий. — Простите, не знала. Как-нибудь потом спишемся, когда будет возможность. — Не переживайте, здесь более-менее спокойное место… Немного действует перемирие… — А можно там сейчас Интернетом пользоваться? Безопасно? — Да, именно здесь — безопасно. Раньше мы были в местах более горячих. Пока я анализирую полученную информацию, приходит сообщение со смайликами: — Мы здесь как на курорте… Если и стреляют, то далеко… На самом деле без соцсетей — никак. Из них мы узнаем новости, с их помощью общаемся с друзьями. А еще — мой муж показывает детям маму, когда я выкладываю в Сеть новые фотки. Сегодня Интернет — это наша связь с мирной землей. Относительно курорта — я, конечно, не верю, но успокаиваюсь и отстукиваю на клавиатуре: — Так что, начинаем? На мониторе в сообщении появляется значок «+». Поняла, начинаем. Первым я задаю Яне банальный вопрос: с чего для нее началась война. Я знаю на него ответ, ведь для большинства добровольцев война началась одинаково — с Майдана. Но каждый раз я спрашиваю о начале, ведь у каждого на войну свой особый путь, и Майдан тоже — свой, особый. — Это был харьковский Майдан… Сначала я, как и все, ходила на митинги к памятнику Шевченко… Потом мы маршировали по городу, скандируя «Харьков — это Украина», «Украина — единая»… Со временем, когда в городе появились проплаченные титушки из Белгорода и начались потасовки и стрельба, я пошла в ряды харьковской Самообороны, к которой принадлежу и сейчас. А дальше… война. Мы с девушками начали собирать помощь для фронта… Ведь тогда не было абсолютно ничего. Ребята радовались даже таким вещам, как мыло, сигареты и запасная форма на смену. Затем Стас, один из моих друзей-волонтеров, пошел добровольцем в батальон «Айдар»… И однажды я поехала к нему в гости на передовую с волонтерской помощью. Тогда и поняла, что эта работа стала для меня выходом из бездны, в которой я не знала, что делать, только бы приносить пользу, в то время как наши ребята воюют… Мы были такие неистовые, что нашу волонтерскую организацию назвали «Дикие волонтеры «Айдара»… Итак, я помогала айдаровцам, пока сама не подписала контракт. — А кто вы по специальности? — Солдат, пулеметчик. — И как оно — быть женщиной-пулеметчицей? — Нормально. Теперь хорошо то, что каждая женщина может выбирать, кем она хочет быть в Вооруженных силах. Раньше такого не было. Поэтому до июня 2016-го женщин отправляли преимущественно на кухню или на склад… Теперь у нас есть выбор, и я взяла в руки пулемет. — Трудно? — Здесь всем трудно, пол значения не имеет. — Но обычно в пулеметчики берут довольно крепких мужчин, ведь надо постоянно таскать пулеметы и тяжелые боевые комплекты. — А вы думаете, что женщины к этому не приучены? Да мы это умеем еще с гражданки… Подумайте сами, какие пакеты мы таскаем домой с базаров и супермаркетов. И после них пулемет и БК — тьфу… это же просто смешно (и снова ряд смайликов). — Это — шутка. А если серьезно? — Да я же серьезно. И мне становится понятно, что именно смайлики помогают этой женщине в самых опасных и тяжелых ситуациях. Чувство юмора на войне — большая сила. — Яна, я просмотрела вашу страницу. Вас дома ждут муж и двое детей. Обычно бывает наоборот. Немного непривычно. Вы с мужем словно поменялись ролями… — Не поменялись… Я просто не дала ему выбора (и снова смайлики). — Каким образом? Мне все же было интересно, как так произошло, что жена пошла воевать, в то время как муж остался дома с двумя малышами. — Подписала контракт. А ему передала свою волонтерскую деятельность. В придачу к детям. А что ему было делать? Просто я спокойна, когда дети с ним. А он знал, что если уж я решила, то моего мнения не изменить. И к тому же он всегда поддерживал мои сумасшедшие идеи. — Волнуется, очевидно? — Конечно… — Не предлагал поменяться? Ну чтобы он — на войну, а вы — дома с детьми? — Нет. — А если бы предложил, поменялись бы? — Нет. — Почему? — Потому что я должна быть здесь. До дембеля далеко, а на полдороге убегать — не в моих правилах. Далее по списку — вопросы неудобные. Если нет контакта «глаза-в-глаза» — это рискованно. Ведь человек просто может сказать «до свидания» и больше не выходить на связь. Рискую. — Муж к побратимам не ревнует? — Не знаю… Но, надеюсь, что ревнует, — вновь чувство юмора. — С детьми справляется? — Да. Няня очень помогает. Но большая часть работы все же на нем. — А как вы к няне относитесь? Подозреваю, что держите все под контролем. — Я знаю, что у нее есть мальчик, поэтому думаю, все нормально. Но о сериале «Моя прекрасная няня» помню. Несмотря на то, что сообщения пересыпаны скобками-улыбками, понимаю: тема тяжелая. И в душу лезть не хочется. Спрашиваю о войне. Этими вопросами все равно ковыряюсь в разболевшемся сердце. Знаю, что сейчас увижу просто несколько фраз, а человек, который их пишет, выжимает каждое слово из искромсанной войной души. Иначе не получается. — Яна, вы на войне уже почти год. Когда было труднее всего? — Тогда, когда услышала впервые в рации о своих: «Шайтан — «200-й»… у нас еще «200-й»,.. «и еще видим два тела…» Это был самый страшный день моей жизни. Погибли одновременно пятеро побратимов. Это было 18 декабря 2016 года, Светлодарская дуга… Тяжело терять… Очень… Это здесь — самое трудное… Теперь сообщение Яны густо пестрело троеточием. Они — словно мелкие слезинки на белом фоне. Много-много, как будто невыплаканных слез… — А самой бывало страшно? — Были моменты… — Как овладеваете собой? — Очевидно, просто погружаюсь в свою работу. Когда что-то делаешь, то отвлекаешься от всего, и от плохих мыслей тоже. Теперь о позитиве. На войне без этого никак: без друзей, улыбок, шуток и маленьких приятностей здесь можно просто сойти с ума. — А положительные моменты бывают? — И таких хватает. Любим смеяться друг над другом. — Вы в военной части единственная женщина? — Конечно, нет. Есть гранатометчик, санитар… в строевой части — финансисты. — Сплачиваетесь? — Нет. Зачем? — Ну, из-за женской солидарности. Или вы считаете, что женской дружбы не бывает? — Бывает. И здесь она есть. Но нет такого, чтобы я с подругой проводила больше времени, чем со своими побратимами. Нет такого, чтобы девушки были отдельно. Если я соскучилась, просто иду в соседний блиндаж, делаем кофе, болтаем. Все, как в мирной жизни. — Вы держите себя в форме, это, наверное, трудно на войне? — Когда есть вода и есть время, то почему бы не позаботиться о себе? — Мужчины за вами ухаживают? — Конечно. Но не больше, чем в мирной жизни… — Об этом можно писать? Муж не рассердится? — Возможно, он обиделся бы, если бы никто не ухаживал, — и снова ряд смайликов, думаю, искренних. — Мифы о «голодных» мужчинах — это уже история, поэтому все вполне цивилизованно. Мужчина может больше помогать женщине, которая нравится. Или сделать что-то приятное, типа кофе перед сменой. Или растопит тебе буржуйку… Такие «бытовые» ухаживания. — Почему «Ведьма»? — Не знаю. Может, характер. А еще… плохое часто чувствую. — Сама позывной придумала? — Нет. Подруга помогла. Но когда становлюсь слишком «доброй», ребята шутят, что пришло время менять позывной на «Фея». — А как плохое чувствуете? — Сложный вопрос. В целом на передовой я чувствую больший покой, чем когда бываю дома. Но иногда понимаю, что что-то должно случиться… Хотя здесь, наверное, опасность все чувствуют… Нутром… Для этого и ведьмой быть не обязательно. — А что скажете о перемирии, сейчас «школьном», его вообще кто-то придерживается? — Что тут сказать? У нас оно есть, но частичное. А где-то его вообще нет. Сейчас здесь такая тишина… Стрекочут кузнечики… Почти рядом кричат фазаны… Очень громко… И мне даже не верится, что совсем близко недавно работала вражеская артиллерия… Вообще, иногда и мне не верится, что в нашей стране идет война. Думала ли эта женщина несколько лет назад, что ей придется взять в руки пулемет? Очевидно, даже представить не могла… — Яна, кем вы работали до войны? — Последние годы была просто мамой. — Как дети восприняли, что их мама пошла на войну? — Мне кажется, они до конца не понимают, где я… Но я заплакала, когда зимой мне позвонила шестилетняя дочь и спросила: «Мама, ты же там бандитов не пропустишь? Мы же Украину никому не отдадим?». — А как сын? — Сын у меня взрослый парень, ему семь лет, поэтому он знает немного больше. Ему известно, что у мамы есть пулемет, и что мама с ним ничего не боится. Это из слов сына по телефону. Дети — они же несколько иначе это все воспринимают, наверное, потому, что не видели войны… к счастью. Поскольку те, кто ее видел, уже совершенно другие дети, Янины смайлики заплакали… — А ваша мама, как она восприняла решение идти на войну? — Мама… Как и у всех. Плачет. И хочет, чтобы я вернулась. — Как относитесь к мужчинам, которые уклоняются от мобилизации? — Думаю, что каждому свое. Я же тоже не хочу идти работать электриком или программистом. Так и не иду туда. Мне нравится моя работа. — А кто вы по образованию? — Секретарь — помощник руководителя. Просто здесь заменила печатную машинку пулеметом. Начала «печатать» по-другому. Мама жалуется: «Я ведь мечтала, что ты будешь трудиться где-то на хорошей работе, ходить в красивой блузке, красивой юбке и на каблуках, а ты бегаешь в берцах с пулеметом. В кого ты такая удалась?». — И в кого же? — Не знаю, я не со всеми родственниками знакома. — А чем увлекались до войны? — Любила рыбачить. Вместе с мужем. Дети тогда еще были маленькие. Это уже сейчас они ездят вместе с папой. Но когда закончится война, будем ездить на рыбалку все вместе. Последний вопрос. Я боялась его задавать, чтобы не сделать ей больно. Словно по тонкому льду, мелкими шагами я подходила к тому, что волнует каждую женщину, которая находится на войне. Я была готова сочувствовать, утешать, предоставлять психологическую помощь — что угодно. Но получилось совсем иначе. — Яна, так произошло, что эта война продолжается более трех с половиной лет. Вы на передовой почти год, и, согласно контракту, — столько же впереди. Ваши малыши растут и взрослеют без вас. Нет ощущения, что теряется что-то очень важное? — Конечно, есть. Здесь у всех есть такое ощущение. Но ведь кому-то надо здесь быть… И вновь рассыпались по белому коварные мелкие точки. Невыплаканные, безутешные, запрятанные далеко… из-за обязанности, необходимости, потребности защищать страну. Все так сложно и так просто. Может, когда-то… выплачется и утешится. Только вот когда?..