В Большом театре представили драматическую легенду Гектора Берлиоза

Шедевр гениального французского композитора-романтика Берлиоза, хотя по замыслу автора и не предназначался для оперной сцены, сегодня все чаще перемещается с концертных подмостков на театральные Парижа, Берлина и, наконец, Москвы. В Большом театре за «Осуждение Фауста» взялась именитая интернациональная команда постановщиков. Режиссер — гуру немецкого театра Петер Штайн, принявший предложение генерального директора Большого Владимира Урина и, таким образом, дебютирующий на главной театральной сцене России. Место за дирижерским пультом занял музыкальный руководитель Большого театра Туган Сохиев. На сцену в главных партиях вышли в двух премьерных составах исключительно приглашенные певцы. Немец Штайн, чей спектакль — почти суточный «Фауст-марафон» — вошел в историю мирового искусства, с присущим ему тонким юмором явно пеняет французу Берлиозу за лапидарную трансформацию философской поэмы Гёте о докторе Фаусте в простую любовную историю. И в очень интеллигентной манере, в нарочито рутинерском стиле герр Штайн педантично и прямолинейно иллюстрирует берлиозовскую партитуру, будто хочет доказать драматургическую несостоятельность композитора. Каждый из двух десятков эпизодов выглядит как кадр из детского диафильма. Этой дробностью повествования, выполняя едва ли не все ремарки композитора, Петер Штайн словно настаивает на том, что сравнение Фаустов Гёте и Берлиоза неуместно. И еще, быть может, протестует против дьявольского ускорения, которое не оставляет современному человеку времени остановиться и подумать. Очень интересно, как Петер Штайн бы обошелся, например, с кантатой Листа или операми Бойто, Бузони, Шпора, Луизы Бертен и самой известной в мире партитурой на фаустовский сюжет, что принадлежит перу Гуно? Распознал бы в такой разной музыке то мощное чувство мистического и религиозного, что заложено в тексте Гёте? Берлиоз в этом вопросе режиссеру явно не интересен. Но картинка спектакля (сценограф Фердинанд Вёгербауэр, художник по свету Иоахим Барт) по-сказочному красивая и наивная. Если Долина роз, то на сцене распускаются гигантские цветы. Если скачка над бездной, то Фауст и Мефистофель перемещаются в пространстве по воздуху, забираясь на лошадей, похожих на корзину воздушного шара. А в сцене Ада «земная твердь» внезапно раскалывается, и Мефистофель препровождает Фауста в преисподнюю, Маргарита же на глазах у зрителей буквально возносится под колосники, то есть в Рай. Очень хорош Фауст в исполнении албанского тенора Саймира Пиргу — настоящий романтический герой с красивым голосом. Жаль только, что на самом первом спектакле все высокие ноты выходили у певца с помарками: там недотянул, здесь недодержал или даже сорвался на крик. У солистки Музыкального театра им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко Ксении Дудниковой в партии Маргариты возникали схожие трудности, к тому же впечатление портили заметная тремоляция и плохой французский язык. Мефистофель Дмитрия Белосельского был внушителен и демоничен. Но ощущалось, что эта партия высоковата для мощного баса, и по вокальной стилистике у него скорее получалась итальянская ореrа seria, нежели образец французского романтизма. Во втором составе Фауст (мексиканский тенор Артуро Чакон-Крус) и Маргарита (меццо-сопрано из Литвы Юстина Грингите) были очень трогательной и нежной парой. Но выпавшие им партии чужды природе их голосов, поэтому и вокально-технического брака в исполнении было много. И знаменитую сцену D amour l ardente flamme ("Любви горячей пламя") бедная Маргарита откровенно завалила. Единственный, кто мог бы дать фору первому составу, это Александр Виноградов (Мефистофель). Его вокал был практически безупречен: красивый, точно сфокусированный звук, прекрасная фразировка плюс ярко-характерная актерская игра рождали на сцене обольстительного, хитрого и саркастичного дьявола. Похоже, что неожиданная «Золотая маска», полученная молодым певцом в этом году за исполнение заглавной партии в опере Моцарта «Свадьба Фигаро», не была случайностью. А вот хор и оркестр, к сожалению, ничем не впечатлили. Разве только тем, что никак не могли найти друг друга, постоянно расходясь. Хор звучал грубо и нестройно, оркестр — громко, тяжеловесно и однообразно, будто нарочно игнорируя всю изысканную прихотливость французской партитуры. И с финальным аккордом словно хлопнула тяжелая дверь… Так Большой театр завершил многотрудный и пестрый 240-й сезон.

В Большом театре представили легенду Гектора Берлиоза
© Дамир Юсупов / Большой театр