Путешествие на собачьих упряжках: 3 дня в компании хаски

Что: путешествие на собачьих упряжках Где: провинция Лаппи, Финляндия Когда: с октября по март Как: самолетом до Хельсинки, потом местными авиалиниями до городка Киттиля, далее на такси до деревни Хетта Что еще: в Лапландии можно устроить прогулку в санях на оленях, кататься на горных лыжах или, например, поехать в резиденцию Санта-Клауса – Мы покакали, — я обернулся к фотографу Ивану, когда стало очевидно, что трехлетний Малик сделал свои дела, а наша экспедиция может продолжить свой величественный путь. – Мы тоже все! — сообщил Ваня, чья упряжка замыкает процессию. Весь день мы слушаем собственное дыхание, свист ветра, как изредка переругиваются на бегу собаки. А еще к нам тянутся заснеженные ветви деревьев — они похожи на щупальца осьминогов, вылезающие из манной каши. Эта каша еще и ослепительно сверкает на солнце в те редкие моменты, когда светило неохотно выглядывает из-за облаков. Я гляжу на все это великолепие и неторопливо размышляю, почему Джек Лондон, столь вдохновенно и подробно писавший о ездовых собаках, опустил такую важную деталь. Ведь ни строчки о том, что суровые покорители северных просторов вынуждены были постоянно следить, а не собираются ли его «двигатели» справить на ходу естественные потребности! Между тем тревожное ожидание «выхлопов» снижает пафос экспедиции — ну а для нас, новичков-каюров, еще и увеличивает риск вылететь на обочину. В момент, когда одной из собак приспичит, единство упряжки разваливается: некоторые псы начинают притормаживать из солидарности с коллегой, другие по-прежнему рвутся вперед — в итоге нарты может занести куда-то вбок. Вообще-то, по правилам, в такой момент следует привести животных в чувство криками «go-go!», но мы с Ваней каждый раз тактично останавливаем нарты. Перенесемся на три дня назад, к началу нашего путешествия. Январь, десять часов утра, окраина маленькой саамской деревни Хетта в 300 километрах за линией полярного круга. Только-только рассвело, а стемнеет уже к обеду. Вот стоят наши нарты, похожие на большие деревянные санки. Мы только что натерли полозья лыжной мазью и теперь бродим по территории собачьего питомника: тут стоят несколько домиков для туристов, а чуть далее — череда будок и вольеров, где обитают около сотни аляскинских хаски. «Ездовые собаки неприхотливы, поэтому в любой мороз их так и содержат: хаски привязаны длинными поводками к кольям, в паре метров — будки, но туда они заходят не часто», — рассказывает 35-летний Карл, он будет нашим проводником и каюром на головных нартах экспедиции. Карл не первый год приезжает на зиму в Финляндию из Новой Зеландии, чтобы работать с собаками: «О, вообще-то я строитель, а дома у меня двое детей и жена. Но собак очень люблю! Жена не против, отпускает, как видишь». Давай, поехали Езда на собачьих упряжках — древний и популярный вид спорта. В основном это традиционные снежные заезды. Например, в России ежегодно проводятся гонки «Волга Квест» (420 км по Татарстану, Самарской и Ульяновской областям) и «Беренгия» (1100 км по Камчатке). Но снег для собачьего спорта нужен не во всех случаях: популярны также состязания по каникроссу (животное несется по сухой земле, а за ней на веревочке бежит спортсмен), байк­джоринг (собака тащит велосипед), картинг (собака буксирует карт с человеком на борту). [NEXT_PAGE][/NEXT_PAGE] Аляскинские хаски были выведены на Аляске в конце 1880-х годов, когда в этих местах бушевала золотая лихорадка: искателям драгоценного металла понадобились особо выносливые собаки. В ход пошли гены волков, ирландского сеттера, немецкой овчарки, ну и сибирской хаски. «Аляскинцы» до сих пор не признаны отдельной породой, и ясно почему — очень уж отличаются друг от друга внешне. Вон у своей будки сидит серый Джимми, поодаль задумчиво смотрит в небо черный Никсон, бегает на привязи рыжеватый Пол... Но все они демонстрируют одинаково независимый характер и северную сдержанность. Собаки не выказывают какой-то особенной радости, когда мы с Ваней присаживаемся их погладить. Но когда ты отвязываешь хаски и ведешь на поводке к нартам, пес приходит в особенное возбуждение — прыгает, скулит, рвется с поводка. Хаски, кажется, очень рады, что сейчас примутся за работу и потащат нас, людей, сквозь глухие леса. Чем-то они напоминают профессиональных спортсменов, которые всю жизнь тренировались, дождались Олимпиады и вот прямо сейчас готовы выложиться на все сто. Одну за другой мы помещаем хаски в цуговые упряжки, парами друг за другом. На каждое животное надеваем мягкую шлейку (алык), ее, в свою очередь, крепим на ремнях к потягу — длинной веревке, уходящей к полозьям нарт. Малик, Красавчик, Толстяк, Шоколадка... Тут я сбился. В каждой упряжке по шесть ездовых, и это облегченный вариант, ведь мы берем с собой только спальники, газовую горелку, еду и сено, которое будем кидать на снег во время ночевок — чтобы собачки спали на мягком. «Бывает и по 18 ездовых в упряжке, если нужно перевозить тяжелый груз. Но такой процессией трудно управлять», — поясняет Джемма, тоже временный работник питомника. Ей 20 лет, она прилетела аж из Австралии: «Обожаю собак и снег! У нас там ничего подобного нет!» «Ну что, поехали? Вперед!» — кричит Карл. Наши нарты вылетают из ворот фермы со скоростью примерно 8 километров в час. В дальнейшем мы будем двигаться примерно в том же темпе, только в глубоком снегу замедляясь до 3 километров в час (если верить моему gps-навигатору). Обычно туристы заказывают прогулки на день. Но мы решаем пройти около ста километров широким кругом по окрестным лесам, и это займет не менее трех суток. В нартах едут стоя, вот так мы и несемся в морозном воздухе по ледяным руслам рек, пересекаем плоские белоснежные озера, поднимаемся на холмы, входим в повороты. Первое время учимся тормозить. У нашего транспорта целых три тормоза: стояночный металлический якорь (его надо вбить в землю, когда тебе нужно слезть и куда-то отойти), мягкий (резиновый коврик на веревке, его следует выбросить на трассу за нартами, когда необходимо чуть сбавить скорость) и еще жесткий — железная дуга, на которую давишь, и она мощно впивается в дорогу. Переборщив с нажатием, я вылетаю на обочину. «Малик! Красавчик! Шоколадка! Этот, как тебя там!» — кричу я вслед своим собакам, бегу за ними, утопая и оскальзываясь в снегу, как Софья Андреевна за Львом Николаевичем. Но животные бодрой рысью скрываются за поворотом. Хорошо, что где-то впереди Карл, и он перехватит мою упряжку. Проходит еще пара часов, и за очередным поворотом я вижу уже Ваню, который деловито выкорчевывает свои сани из сугроба. «Что-то я задумался, потом мы не вписались в поворот, я стал тормозить... Короче, плотно познакомился с одной елкой, теперь плечо болит...» — поясняет фотограф. Останавливаемся перекусить. Нас окружает, потрескивая, мороз в -32 градуса. Собакам насыпаем в миски мерзлый сухой корм, себе же на газовой горелке разогреваем тыквенную похлебку — вливаем ее внутрь остолбеневших организмов, с трудом шевеля замерзшими губами. Хлеб на морозе превратился в самый настоящий кирпич — ну вот хоть сейчас строй крепость. Карл, отгрызая кусок от кирпича, ведет с нами светские разговоры: «Упряжка — это стая со своей строгой иерархической структурой. Самый главный тут — человек, он управляет животными через своих заместителей, вожаков». Вожаки в данном случае — те собаки, которые лучше других слушаются команд и устойчивы к стрессу, их ставят впереди упряжки. Ты командуешь «вперед!», «направо!», «налево!», «стой!», и вожаки удивительно точно и слаженно реагируют. Ну а самая тяжелая работа достается «мужикам», запряженным ближе к нартам, — они поглупее, зато сильны и выносливы. Северная земля Лапландия — регион в Северной Европе, поделенный между Норвегией, Швецией, Финляндией и Россией. Коренное население — саамы, народ финно-угорской группы. В основном Лапландия — это плоскогорье, покрытое речными долинами, озерами, сосновыми лесами. Местное население считает Лапландию родиной Санта-Клауса и многих его национальных версий — нашего Деда Мороза, саамского Мунь Каллсы и т.д. [NEXT_PAGE][/NEXT_PAGE] В четыре часа уже темно, светит луна. Мы прошли километров 30 и теперь устраиваемся на ночлег в летнем домике, который стоит посреди заснеженного леса. В теплое время года сюда приезжают туристы, а сейчас мы с трудом откапываем от снега крыльцо и дверь. Собаки укладываются на сене у крыльца, мы же проникаем в дом и разжигаем маленькую железную печь. Теплеет — термометр в комнате показывает уже -27. «Надо бы выйти и посмотреть, что там можно ночью фотографировать. Но если я сейчас вылезу из спальника, то потеряю последние крохи тепла. А я нежное и ранимое существо, пусть и больших размеров», — ноет Ваня. И не скажешь, что когда-то он служил охранником исправительной колонии строгого режима в Республике Коми. Мы медленно засыпаем, а через окно в дом проникают зеленые отсветы северного сияния. Просыпаемся в шесть утра, чтобы снова отправиться в путь. Путешествие на собачьей упряжке — занятие довольно однообразное. Ты часами просто стоишь, терпишь обжигающий холод, который заползает под одежду, ну и глядишь сквозь лыжную маску вперед. Иногда на больших подъемах соскакиваешь с нарт и бежишь вверх, держась за поручень, — собакам ведь тоже тяжело. Пару раз за день на пути попадается олень; его рога мелькают где-то между деревьев, наши «моторы» лают и пытаются сойти с маршрута для веселой охоты, Карл строгим криком осаживает их. Периодически я развлекаю себя тем, что пою под аккомпанемент ветра и скрипа полозьев. Хаски прослушивают несколько ремиксов на тему «осенний поцелуй после жаркого лета», раз пять приветствуют лаем текст «а я и не знал, что любовь может быть жестокой». На словах «...а сердце таким одинокии-и-им» Красавчик, кажется, сочувственно оглядывается на меня. А на третий день пути приходит ощущение бесконечной медитации: ты словно погружаешься в транс, пока несешься по белоснежной пустыне, изредка заныривая в леса. Мысли удивительно упорядочиваются, укладываются по полочкам. Я подробно и без суеты размышляю о судьбах Родины, собственном детстве и почему-то о преимуществах двухтактных двигателей внутреннего сгорания. Вспоминаю фотографию норвежца Руаля Амундсена, который покорил Южный полюс на собачьих упряжках: теперь понятно, почему у него было такое спокойное и отрешенное лицо. Мы-то едем по белому всего ничего, а он предавался медитации на упряжке 99 дней! А еще — именно тут, где-то посреди замерзшего озера с труднопроизносимым финским названием, я по-настоящему проникаюсь уважением к хаски. Фраза «собака — друг человека» уже не кажется мне юмористическо-снисходительной. Собака — вовсе не то существо, которое выпрашивает у тебя сосиску за обедом, приносит тапочки или нежится на ковре перед телевизором. Вдруг оказалось, что это действительно надежный и преданный друг, готовый безропотно тащить тебя по морозу вперед на многие километры, ночевать на снегу, а потом снова тащить. Покорители полюсов, герои Джека Лондона, — теперь я знаю, как проходили ваши путешествия. Входишь в поворот, пытаясь не вывалиться из упряжки на снег, Толстяк в это время пытается на ходу сделать лужу, а ты притормаживаешь и начинаешь новый куплет: «Белые розы, белые розы, беззащитны шипы...» 8000 лет — возраст (по данным радиоуглеродного анализа) нарт и собачьей упряжки, найденных на острове Жохова (Новосибирские острова) в начале 90-х годов прошлого века. Это самое древнее свидетельство сотрудничества людей и собак, открытое учеными. 10 000 километров (от чукотского села Уэлен до Мурманска) — такова была протяженность рекордного арктического перехода на собачьих упряжках, организованного газетой «Советская Россия» в 1982–1983 годах. 246 собак и 28 нарт понадобилось американцу Роберту Пири, чтобы в 1909 году достичь Северного полюса. Южный полюс в 1911 году тоже был покорен ездовыми собаками, с собой они взяли норвежца Руаля Амундсена. Редакция Men's Health благодарит компанию Viking Travel и ее представителя Александра Глазова, а также офис по туризму Финляндии VisitFinland и лично Сергея Шкурова за помощь в организации поездки.