Вышел в тираж. Франсуа Олланд сам себя припечатал

Франсуа Олланд может значительно повысить уровень цитируемости. Один из самых безликих президентов Франции раскрыл себя с весьма неожиданной стороны и в довольно любопытных выражениях. За полгода до выборов, когда уже каждое его слово используется против него, он вдруг разговорился. Точнее, говорил он на протяжении всего срока, но только сейчас все узнали совсем не то, что на публике. Хотя, наверное, стоило и раньше предположить, что тихий омут – это его случай. Не зря же все-таки у него что ни спутница, то красотка. Чем-то же он их пленял. Аудитория – тоже женского рода. Вот он и решил взять ее тем же. Распустить язык. Вообще, любит он это дело. За последние несколько лет от него или о нем вышло уже шесть книг. Однако седьмая, видимо, станет последней, написанной в бытность его главой Франции. После таких откровений, строчат рецензии критики, не переизбираются. Этот сборник уже окрестили "печатью самоубийства". На титульном листе, правда, иная "шапка": "Президент не должен был этого говорить…". Под ней – 670 страниц его непрерывных мыслей. Без политкорректности и приличий. Итог 60 встреч с двумя журналистами газеты Le Monde. Расшифровка сотни часов "непричесанных" высказываний лидера Пятой республики, которые, судя по названию, не делают ему чести. При этом здесь нет ни слова о "Мистралях". Хотя: "Россия не может получить корабли из-за плохого поведения русских на Украине" – это тоже "о чем не должен был говорить президент". Из неизданного и вот это: "Я спрашиваю себя: будет ли встреча полезной? Можем ли мы добиться, чтобы он прекратил делать то, что делает вместе с сирийским режимом?". У Путина это было бы любимым местом. Впрочем, и без этого здесь что ни место, то слабое. Смотришь в книгу – видишь неприкрытого Олланда, а заодно и то, что он прятал от граждан в кармане. Выходит, он и честен-то был только со своими соавторами. Хотя еще одна из его гражданских жен, Валери Триервейлер писала, что в домашних условиях он не такой уж и социалист, как кажется. Но она-то после расставания. А у него, получается, развод вместо президентства. Теперь даже соратники в замешательстве. Их лидер, скажем, признается в желании переименовать партию из "социалистической" в "прогрессивную", чтобы быть нейтральным и не привязанным к идеологии. Любопытно, эта идея осенила его до скандальной трудовой реформы или все-таки позже? Юстиция, по его суждению – "институт трусости", где прокуроры лишь строят из себя "добродетельных". Это им, возможно, за то, что так и не дожали Саркози. Сам он делает это без суда и следствия. "Хамом" называет оппонента и "циником". Может быть, чтобы сказали, что они друг друга стоят. Для Олланда это уже лучше, чем уступать в сравнении даже Саркози. Достается футболистам. "Эти невоспитанные парни превратились в богатейших "звезд" без какой-то подготовки. Что им требуется, так это "нарастить мозги"". Надо полагать, миллионы болельщиков и самому Олланду пожелают теперь того же. По крайней мере, он-то второй раз точно в ворота не попадет. Елисейского дворца. Все это, конечно, от него выглядит свежо и смело. Но ему бы такой дерзости – да с американцами, например. Но он даже не пикнул, когда они отредактировали его собственную речь на встрече с Обамой. Вырезали из нее слова об "исламском терроризме". Журналисты Le Monde оказались менее щепетильными. Президент сказал: "исламская проблема", значит – проблема. Хотя, проказник, он и в этом без ля фам не обошелся. У него "женщина в исламском платке сегодня будет Марианной завтра". В смысле тоже грудью станет на защиту свободы, равенства, братства. Трудно сказать, знал ли Олланд, на что идет, и просчитывал ли все последствия своего выхода в тираж. Но если его и можно засчитать, то лишь как попытку "включить Трампа". Народу же нравится, когда с ним без околичностей. Однако сам-то Олланд поддерживает Клинтон. Так что Трамп из него такой же, как и глава государства. Никудышный. И, пожалуй, гораздо большим успехом у французских читателей пользовалась бы его книга "Президент должен был это сказать. Но забыл". Хотя в ней хватило бы и одной строчки. Ведь все, что хотят от него услышать – "я ухожу".