«У нас вся жизнь — праздник! И перформанс»

Е. М.: Меня занесло совершенно случайно в Химико-технологический университет. У нас в старших классах не было учителя химии, а мама моя, врач, хотела, чтобы я пошла по ее стопам и поступала в медицинский. Мне этого абсолютно не хотелось. Но на тот момент я была послушной дочкой и пошла учиться в химшколу при институте. В течение двух лет я поняла, что все-таки врачом быть не хочу. Е. М.: Тогда я думала, что это точно не мое. Уже с годами поняла, что, наверное, была бы хорошим врачом — мне эта профессия интересна. В то время мне казалось, что надо пойти куда-нибудь в легкий жанр: музыкальная комедия, оперетта. Чего-то мне хотелось такого музыкально-фееричного. Но когда я заканчивала школу, на комедию набора не было. Судя по всему, не нужно было столько артистов. Но я сказала маме с папой, что точно не буду поступать в медицинский. Папа ответил: «Хорошо, тогда в инженеры». Потому что папа — инженер. Не врач, так инженер — это было понятно. Е. М.: Легко, потому что была дисциплинированная. В общем, я поступила в этот Химико-технологический, совершенно не собираясь быть химиком. Думала, сейчас годик тут протяну, а потом пойду в Гнесинский. Конечно, родители постоянно говорили, что артистка — специальность несерьезная. И мы познакомились с моим будущим мужем Михаилом Эрнестовичем Куснировичем. Он был такой, как говорили, основной: руководил профкомом, агитбригадой третьего курса, заседал в каком-то комитете, всех знал. К нему мы, молодые студенты, пришли показывать номер. И вот стоял мой будущий муж, облокотившись на рояль, такой просто Немирович-Данченко. Мы говорим: «Помогите нам. Посмотрите, пожалуйста, номер». И он, так прислонившись к роялю, который на самом деле был разбитым пианино, говорит: «Ну, хорошо, так и быть». У меня было розовое платье, чехословацкое, с защипчиками, рукава фонариком. И вот я была в этом платье и с гитарой — репетировала. Я себе казалась сказочно хороша! Такой он меня и увидел. Я всегда любила принарядиться в ретростиле. Помню, бабушка подарила лису, настоящую, с мордой. И я сделала пальто, расклешенное, с талией и с лисой. Это производило неизгладимое впечатление на потенциальных поклонников. Потом еще был такой весомый аргумент для кавалера, как коса. Накладная. Тоже бабушкина. Время от времени я эту косу цепляла. Бывало, на первое свидание — с косой, а на второе — уже думаешь, с ней или без, вдруг за косу-то он меня и полюбил. После этой первой встречи старшие взяли нас в оборот. Тогда мы познакомились ближе. Потом меня позвали в большую агитбригаду. Я выступала в роли пионера Пети! Собственно, так и стала химиком: бодро проучилась все эти годы и даже получила приглашение в аспирантуру. Но потом развалился Советский Союз, мой научный руководитель, известный профессор Кругликов уехал, для опытов мы собирали банки из-под майонеза, потому что не было химической посуды. В общем, для занятий наукой требовался настоящий фанатизм, которого у меня не было. И тут появились первые кооперативные кафе. «Кропоткинская, 36», например. Е. М.: Нет, «Сирена» дорогой! В кафе на Кропоткинской тебе не говорили: «Вас тут много, а я одна», «Курицы нет». Видно, тогда у Михаила Эрнестовича и зародилась мысль: мы понимаем, что такое сервис, нам хочется делать так, чтобы людям было приятно и интересно, неважно что. И тогда Михаил Эрнестович организовал первое предприятие. Они с партнером возили туристические группы. Потом он организовывал культурные обмены. И мы ездили в роли группы художественной самодеятельности. Михаил Эрнестович — режиссер, я — актриса. Я была у него Орлова, и он — мой Александров. Выступали по итальянским деревням, пели русские народные песни, цыганские. Я имела огромный успех среди гидравликов. — Михаил Эрнестович не опасался, что итальянцы умыкнут его Орлову? Е. М.: Он был очень грамотный. Уже тогда деваться мне было абсолютно некуда. Что он — моя судьба, я поняла в ответственный для страны момент, когда случился штурм Белого дома: я не пошла на баррикады, переживала дома, а Эрнестович пошел. И все, позвонила и говорю: «Эрнестович, возвращайся с баррикад, пойдем в загс». А он говорит: «Я не могу в понедельник, пошли во вторник». Е. М.: Это были еще не карусели. Был туризм, потом мы ездили в Бельгию по приглашению хозяина казино, который мечтал открыть казино в Москве и искал партнера. Куснирович всегда выглядел солидно и вызывал доверие у людей, поэтому принимали нас на высоком уровне. Мы даже попробовали играть в рулетку и выиграли целую тысячу долларов! На этом, слава богу, наша история с казино закончилась. Однажды к Эрнестовичу зашел знакомый и предложил: «Давайте попробуем продавать трикотаж». Чтобы меня чем-то занять и чтобы я не пошла куда-то на сторону, Эрнестович поручил это дело мне. Так началась моя карьера в торговле. В один прекрасный день мы открыли секцию мужского трикотажа в Петровском пассаже. — То есть вы не пошли на рынок, где в тот момент находилась едва ли не вся страна? Е. М.: У меня была очень интеллигентная партнерша Арина Николаевна (Жукова-Полянская, дочь народного художника СССР Николая Жукова. — Forbes Woman.), искусствовед, — какой там рынок! Арина Николаевна говорила: «Катечка, мы сейчас сделаем мерчандайзинг в соответствии с переходом холодной гаммы в теплую». Я в то время знала только, как отличить по цвету насыщенный раствор медного купороса от слабого. Я до сих пор помню торжественное открытие нашей секции. Пришел Михаил Эрнестович, принес какой-то маленький телевизор и объявил: «Атмосферу сейчас создадим», — там Паваротти пел. И мы в первый день так лихо продавали наши свитерки, от холодной до теплой гаммы. Все продали! Он говорит: «Ну, езжайте в Италию, набирайте со склада». У нас в секции тогда работали профессионалы, закончившие Плехановский институт. Эти девочки, теперь уже многие бабушки, до сих пор работают с нами, а я помню, как мы вместе учились улыбаться клиенту. — Вам казалось, что это этап, вы его пройдете и будете заниматься чем-то другим? Е. М.: По крайней мере вначале Михаилу Эрнестовичу точно так казалось, пока он не увидел результатов этих продаж, увидел, что это интересная вещь, что ее можно развивать. Я в тот момент ничего не чувствовала, а Эрнестович — стратег, он понимает и чувствует момент времени, знает, куда развиться. А я могу получать удовольствие от любого процесса. Когда мы стали развиваться, начали покупать какие-то серьезные бренды. И общение с этими брендами многому меня научило. Когда мы открыли первый Mara в 1997-м, это была огромная школа для меня. Слава богу, к тому времени я уже понимала итальянский достаточно хорошо. Даже попросилась в магазин Max Mara в Италии. — Был ли процесс освоения новых брендов похож на эпоху географических открытий, с приключениями и завоеваниями? Е. М.: Компании сами хотели выйти на российский рынок, потому что они чувствовали, как ни крути, что здесь Клондайк. Nina Ricci, которую мы открыли в 1993-м, продавалась так — просто передать не могу! Специально для нас работала фабрика по производству дубленок. — Один из вас вряд ли подарит другому что-нибудь из Etro. Как решается в семье вопрос с подарками? Е. М.: Лучший подарок, как известно, это книга. В разные времена Куснирович не то что дарил, а иногда подкидывал что-то почитать. Он с юности занимался моим образованием, как он считает. Сначала он часто покупал мне одежду. Он всегда твердо стоял на своем выборе: «Нет, надевай эту розовую шубу!» И легче было согласиться. — Режиссерский талант Михаила Эрнестовича затрагивает внутрисемейные праздники? Е. М.: У нас вся жизнь — праздник! И перформанс. Ни одно семейное дело просто так не проходит. Например, ездили мы в Суздаль на Новый год семьей. Нас пригласил близкий друг. Любая женщина подумает: не надо готовить стол, приедем, покормят, ляжем спать, погуляем. Приехали, все нормально, пришли в гости. Куснирович сразу куда-то исчез. Пошел в другой дом, где мы должны были встречать Новый год. Но, оказывается, до этого он туда отправил целую «Газель» с реквизитом. Елка, которая ему нравится, игрушки советские. Не дай бог там, куда нас пригласили, не будет елки, которая нравится Михаилу Эрнестовичу! Подарки, заготовленные на 50 человек разных возрастов — мы же не знаем, кто там будет. Конфеты, эти наши коробки, мандарины, куча всякой еды, два официанта, повар. И плюс костюмы — Козы, Деда Мороза, Снегурочки и так далее. Я в принципе не против, но он же весь Новый год в фартуке бегал и гонял повара с официантами. — Фестиваль «Черешневый лес» должен был доказать Эдите Иосифовне (маме Михаила Куснировича. — Forbes Woman.), что вы не стали совсем продавцами? Е. М.: У Михаила Эрнестовича всегда была потребность в связи с искусством. То есть в какой-то степени это оправдание, что не все же это потребление: заработал и пошел купил самолет. Ее признание Михаила Эрнестовича, его заслуг, что он смог заработать деньги для того, чтобы быть рядом с искусством, имеет большое значение. И Эдита Иосифовна этим сейчас активно занимается, это дает ей силы и необходимость хорошо выглядеть. У нее есть дело, у нее есть круг общения — и какой круг общения благодаря этому фестивалю! — Как вы решились на то, чтобы самостоятельно создавать одежду? Е. М.: Мы делали форму для олимпийского движения и продолжаем делать уже 14 лет. Меня кинули на разработку коллекции, потому что я хорошо разбиралась в том, что лучше продается. Задачей было сделать форму, чтобы это было удобно, практично и хорошо носилось. И через какое-то время мы поняли, что наш клиент, к которому мы привыкли, не удовлетворен этим простым патриотичным дизайном. Так родился Bosco Fresh — одежда для нормальной жизни с некоторым спортивным уклоном. — Какие стратегические движения предприняты в нынешней ситуации? Е. М.: Ситуация непростая, и говорить о том, что мы ничего не почувствовали, невозможно, это неправда. Есть спад продаж по сравнению с прошлым годом, есть спад клиентского интереса. Мы грамотно относимся к планированию и бюджету закупки на следующий сезон, мы изменили систему лояльности. Учитывая высокий курс, уменьшили начальный процент наценки. Чтобы сохранить на минимальном уровне наш маржинальный доход, должны были сократить скидки. Мы будем создавать новые структуры для клиентов, новые предложения. Безусловно, будем каким-то образом повышать эффективность имеющегося бизнеса, то есть оставлять только те проекты, которые хорошо работают. При этом все равно будем развиваться. Сейчас мы должны особое внимание уделять качеству обслуживания. Настало время перфекционизма. — Не смущает ли вас исключительная близость ГУМа к Кремлю? Е. М.: Совершенно не смущает, даже наоборот, в некоторых случаях вдохновляет. Например, при создании патриотических коллекций «Боско Спорт» для наших олимпийцев. — Что вы почувствовали, когда из-за митинга в поддержку Навального пришлось отменить праздник цветов, который должен был пройти на Красной площади? Е. М.: Я подумала, что можно сосредоточиться на каких-то других проблемах, решение которых зависит от нас.