"Я еще ого-го!" Игорь Золотовицкий — о своей семье, студентах и профессиональном выгорании

Про творческую семью

Оба моих сына — Алексей и Александр — актеры, но за это надо сказать спасибо моей супруге Вере, она тоже прекрасная актриса. То, как она воспитала моих любимых сыновей, — это все ее заслуга. Так получилось, что единственный, кто в нашей семье без музыкального образования, — это я. А так как у Веры такое образование есть, она первое, что сделала, — это привила любовь к музыке, а там дальше как-то все закрутилось вокруг искусства.

Она совершила невероятный подвиг как для одного, так и для другого, несмотря на то что разница у них десять лет. У них прекрасный свой музыкальный ансамбль, учатся у одного педагога режиссуре, у прекрасного Олега Львовича Кудряшова, и вся их любовь к книгам, к искусству — это все Вера. А то, что я Веру выбрал, — это моя заслуга, конечно же. Вот это уже моя заслуга. Не ошибся.

А еще страшно — вдруг это будет не талантливо, и это ужасно, ужасно волнительно с собственными детьми, поэтому младший занимался с другими педагогами и готовился с другими. А Леша, старший сын, вообще не должен был, Леша заканчивал МГУ, журналистику. И вдруг случайно ошиблись и позвонили, что у него конкурс в Щукинском училище. Я чуть не упал со стула, когда услышал. Они говорят: "Ой, мы ошиблись, Игорь Яковлевич, извините, это, наверно, неправильная информация". Какое Щукинское училище?

Он еще стеснялся под фамилией нашей поступать, чтобы я не узнал раньше времени. И поступил в "Щуку", отзанимался там два года, а потом пошел на режиссуру к Олегу Львовичу Кудряшову, и они до сих пор дружат. Важно, что у сыновей у моих есть такой авторитет, как Олег Львович, а не только родители. То есть родителей по умолчанию уважают, а вот когда есть такой человек авторитетный, к которому они до сих пор прислушиваются, и он отвечает им взаимностью. Я счастлив, что это Олег Львович Кудряшов, дай бог ему здоровья. Это такой вот лотерейный билет для ребят, что они именно у него учились, а это значит, опосредованно у Марии Кнебель, опосредованно у Анатолия Васильева, опосредованно еще у очень многих хороших людей. В этой части их образования я вот прям рад. Вообще режиссерский факультет в ГИТИСе — forever, они прекрасно там все существуют.

Есть примеры прекрасные династий — и Лазаревы, и Ефремовы, и я играю с Соней Евстигнеевой, внучкой Евгения Александровича, моего педагога, она играет Нину Заречную. И Денис Евстигнеев тоже в искусстве, и он прекрасный оператор был и сейчас замечательный продюсер, и режиссурой занимался.

Я считаю, что династии актерские — это вполне нормально и прекрасно. Просто у нас такая профессия зависимая, и никакие фамилии не помогут тебе, если это зависимость при отсутствии таланта. Это тоже случается, тут никакие фамилии не помогут, если с талантом проблемы. Но пока повода поругать не давали, хотя мысли такие не покидают: что если вдруг это не будет соответствовать моему понимаю театра? А совет один, конечно: обязательно доверять детям, да и вообще слово "доверять" сегодня очень востребовано. Вот попробуйте в магазине просто прийти и сказать, что вам нужно сказать? "Я вам доверяю, вы мне выберите". Сразу такие глаза. "Я вам доверяю". Мы не доверяем, очень редко доверяем.

К сожалению, мои сыновья редко приходят ко мне за советом. Но когда на экзамене бываешь или на спектаклях, потом так ждут, конечно, ждут звоночка. Ну, мне бы хотелось так думать, может, и не ждут, но мне бы хотелось так думать, что ждут.

Обижаюсь ужасно. Ужасно обижаюсь, что не звонят. Ну а всё уже — отдельно живут, всё уже, чего... Взрослой жизнью живут. Слава богу, с девушками.

Про наставничество

Я этим делом занимаюсь 30 лет, как могу это не любить? Преподаю уже 30 лет и счастлив! Если бы не любил это дело, то меня бы не оставили, когда звали наши педагоги, наши учителя. Это же такая профессия — из рук в руки передаваемая, и от института, который выпускает педагогов в области "мастерство актера". Понимаете, это все из рук в руки, и конечно, когда у тебя получается и когда ты еще видишь результат своей работы из биографий своих учеников. Конечно, когда ты с ними на сцене — это одно, когда они играют главные роли, а ты — эпизод! Это я так шучу.

Я как ректор горжусь тем, что за последние годы у нас родилось несколько мастерских, которые превратились в отдельные театры. "Гоголь-центр", Кирилл Серебренников — с его курса практически театр, Дима Брусникин с Машей Брусникиной — Мастерская Брусникина и театр "Практика", Виктор Рыжаков — свой театр, сначала "Июльансамбль" был, а теперь "Современник" — он туда свою молодежь подтягивает. Ну конечно, кого еще забыл... Женя, Женя Писарев — Пушкинский театр, и вообще там на 90% труппа состоит из его учеников разных лет школы-студии. Тоже, конечно же, радует меня.

У нашего курса нет своего театра, но Олег Павлович очень многих из нас брал и в стажерскую группу, а теперь они и в труппе, и ведущие артисты, и Сергею Васильевичу Женовачу — как-то мне приятно, что наш курс нравится. Но это замечательно, это очень хорошо, это помогает. Москва большая, много театров, но, к сожалению, очень трудно сейчас распределить ребят, если у тебя нет своего какого-то пристанища.

Конечно, многое изменилось, сейчас ребята буквально учатся в другой стране. Когда мы поступали, это была страна, где достаточно зажатой была молодежь, у нас было как-то огромное количество времени, но год шел на то, чтобы нас раскрепостить. Мы занимались тренингом не для того, чтобы выработать внимание, а просто для того, чтобы мы почувствовали другие степени свободы. Мы были, конечно же, воспитаны в другой системе координат.

Они сейчас свободнее, чем мы, в понимании жизни, в информации, которая на них льется. Может быть, им и сложнее от этого тоже, и не так все просто, но быстрее идет обучение, на втором курсе появляются уже дипломные спектакли в том или ином качестве. И это правильно. Больше ребята успевают получить, мне кажется, в отличие от нас.

Про творческие профессии

Не буду оригинальничать, не мной это сформулировано. Талант, конечно, никто не отменял, это должно по умолчанию присутствовать. А дальше работоспособность, потому что есть люди, которые неработоспособны, но тут талант нужно как-то обслуживать вот этой работоспособностью, потому что он очень мстительный — талант. Что-то недоделал, где-то поленился, где-то недоработал, недопридумал, не прочитал и не подумал — и все. И все. И такое очень часто бывает.

Еще удивлялись все, когда Евгений Павлович Леонов играла Ивана в Чехове: "Как? Леонов? Комедийный актер?" А когда Калягина не утверждали в советское время, чтобы он играл Ленина, потому что он играл в "Здравствуйте, я ваша тетя!".

Я больше того скажу, даже школы театральные брендовые уходят, уже тенденция такая, что нет чисто вахтанговской школы или чисто Станиславского, или Малого театра. Все подтверждается только хорошими талантливыми работами. А дальше уже зрителю все равно, в каком театре и в какой школе он видит талантливых ребят или актеров. Все равно. Им главное — чтобы было интересно. Поэтому да, время другое, более спрессованное, более динамичное.

Каждый мастер набирает под свое представление о курсе, у него есть какие-то планы, и очень это заметно — и у нас в школе-студии, и в ГИТИСе студенты Женовача отличаются от студентов Каменьковича. А все курсы — хорошие. И у Юры Бутусова, и у нас, и у Жени Писарева. У каждого свое какое-то видение ребят. В чем-то мы соглашаемся, в чем-то нет. И мне кажется, это правильно, так и должно быть в творческом вузе.

Про профессиональное выгорание

В любой профессии это есть. Даже есть такая фраза "усталость металла". И тут ничего не поделаешь, потому что творчество всегда связано с эмоциями, а эмоции — это наши органы, это сердце. Как бы ни хотелось бы думать, но мне кажется, это так, что с великими актерами всегда случались какие-то нервные заболевания именно оттого, что тратишь кусочек своей души. И у музыкантов то же самое, вообще в творчестве. А может быть, даже и вообще, если ты профессионально относишься к своей работе, к своему делу, то, конечно, выгорание происходит. Это надо компенсировать тем, что появляется что-то новое, не отвергать современные тенденции. Я вот бурчу, когда говорю, почему тот или иной режиссер во МХАТе ставит или в Вахтанговском спектакли ставит. А где?

Пока у меня вот нет еще выгорания, потому что возраст же пенсионный увеличили, поэтому я еще ого-го! А секрет вот в чем: не бояться, когда над тобой подшучивают, не обижаться, не оскорбляться. И самому не терять самоиронию и как-то к себе относиться иронично. Вот все мерзкие дела делаются с такими серьезными рожами, посмотрите телевизор. Они такие серьезные сидят, такие прям вот они решают судьбы человечества. И потом такая гадость случается. И все это с серьезными лицами. А если посмотрели бы на себя со стороны, какие они смешные и забавные человечки, может быть, они и не делали бы этого?

Вот я по себе говорю, те люди, которые могли над собой посмеяться, как-то поиронизировать. Знаете, чем МХАТ был хорош? Все, кто основатели наши, они же придумали капустники. Станиславский с Немировичем, когда и подшучивали — и они подшучивали, и пироги с капустой ели, и выпивали чуть-чуть. На самом деле, это серьезная штука — подшучивать над собой. И не дурачиться, и не страна победившего КВН, а ирония... Ирония.