Александр Искандарян: Байден – зонтичный лидер для разных групп Демократической партии
Об этом директор Института Кавказа (Ереван) рассказал в интервью изданию Украина.ру.
- Александр Максович, Дональд Трамп в конце октября назвал Карабахский конфликт «легкой проблемой», однако его администрации не удалось добиться длительного прекращения огня в регионе. На ваш взгляд, удастся ли Джо Байдену, победа которого на выборах в США очевидна, повлиять на мирное урегулирование конфликта в Карабахе?
— Байден вступит в свои права, если его объявят победителем на выборах, 20 января. Ситуация на фронте в Карабахе и ситуация вокруг меняется иногда даже не ежедневно, а ежечасно. И какой она будет к 20 января, я сказать не могу. Кроме того, сказать, что Южный Кавказ находится в центре внимания американской администрации, и она после 20 января займется карабахской проблемой, нельзя.
У Америки довольно много проблем, эти проблемы связаны и с Китаем, и с Россией, и с Ираном. Есть проблемы, которые остались от президентства Трампа, от тех решений, которые были тогда прияты. Кроме того, не исключаю, что сначала будет турбулентность, связанная с Трампом до инаугурации, после нее внутри Демократической партии будут происходить пертурбации, потому что Байден — зонтичный лидер для очень разных групп интересов внутри демократов.
Поэтому ожидать, что Байден прямо сейчас повлияет на Карабах, нельзя. Но в целом США — великая держава, и они являются региональной державой в любом регионе мира, поэтому каким-то образом влиять на эту ситуацию они могут и будут.
Другое дело, что опыт показывает, что политического влияния у них не хватает, чтобы остановить войну. Высказывание Трампа про «легкую проблему» — прямое тому доказательство. Карабахская проблема — нелегкая проблема, ее решить не так легко.
- Повысится ли интерес Америки к постсоветскому пространству при Байдене?
— Я не американист, но во всяком случае изменится. Демократы и республиканцы по-разному смотрят на роль Америки в мире. У Трампа был специфический взгляд на эту роль, поэтому какие-то изменения будут.
- В целом можно сказать, что в бывших советских республиках в последнее время вспыхивают политические кризисы разной степени интенсивности и обостряются многолетние конфликты, как в случае с Нагорным Карабахом. А как вы считаете, в чем причина такого обострения?
— Мне тоже кажется, что то, что происходит в постсоветских странах, — это никакая не случайность. В очень разных вариантах в Киргизии, на Южном Кавказе, в Белоруссии происходят изменения, и они довольно закономерны.
Я это обычно называю переходом из постсоветского в постпостсоветское состояние. Государства были провозглашены порядка 30 лет назад, но провозгласить государство и построить государство — это разные вещи.
Сейчас сменилось поколение, для демографов обычно поколение — это 30 лет, новые люди приходят к власти, по-новому ставят цели, возникают новые тенденции. Элиты начинают меняться, их место в обществе начинает меняться. Это специфика, которая происходит в разных странах, да, собственно, и в России тоже.
Это называется постколониальный синдром. В общем, мы вступаем с такой мир, в котором постсоветское пространство становится очень разнородным, страны являются разными, непохожими друг на друга. А во-вторых, достаточно турбулентным, потому что этим странам приходится определяться, как они будут существовать дальше.
- Можно ли предположить, какие процессы на постсоветском пространстве будут преобладать в дальнейшем: центробежные или центростремительные? Появится ли некий центр силы, который это пространство стабилизирует?
— Не думаю, что появится единый центр силы. Более того, будет по-разному в разных частях постсоветского пространства. Постсоветское пространство становится контекстно обусловленным. То есть оно будет обусловлено контекстом того региона, в котором находится. Влияние Китая на Киргизию или, например, на Украину или влияние Румынии на Молдавию и Казахстан невозможно сравнивать.
Все более и более регионы будут по-разному реагировать на внешнее влияние. Представлять себе единое пространство с единым центром будет все труднее и труднее.
- Руководство Турции еще в 1990-е годы, после развала СССР, провозгласило курс на неоосманизм и пантюркизм. Какую угрозу это представляет для Кавказского региона?
— Это несет некоторую угрозу. В начале 1990-х годов Турция явно пыталась проводить политику старшего брата тюркских государств, но тогда оказалось, что у Турции просто нет ресурсов, чтобы попытаться политически объединить страны, говорящие на родственных языках, от Синьцзяна и Казахстана до Турции.
После этого Турция нарастила некоторым образом ресурсы. Турция очень успешно экономически развивалась пару десятилетий. Теперь Эрдоган пытается замещать неоосманизмом тот экономический рост, который закончился.
Политика Эрдогана острая и резкая, она направлена на создание трудностей по всему периметру с тем, чтобы влиять на окружающие страны, но я не думаю, что амбиции Турции могут осуществиться. Другое дело, что это может довольно долго продолжаться и приносить серьезные проблемы в разных регионах. Это уже есть в Ливии и Карабахе, в том числе и российским влиянием на постсоветском пространстве. В Карабахе идет война, в том числе и с Турцией.
Но если смотреть на Турцию, думаю, она не обладает ресурсами, чтобы эти амбиции осуществить.
- Возвращаясь к трагической для вашего народа теме, Карабахскому конфликту, можно ли сказать, что роль Турции является ведущей в этом противостоянии? И что будет дальше с этим конфликтом в ближайшее время?
— Роль Турции чрезвычайно высока. Это, конечно, война Азербайджана, но Турция принимает прямое участие. До этого Турция всегда маячила за спиной Азербайджана, но в такой прямой, откровенной, демонстративной роли Турция выступает впервые. Это очень сильно осложняет проблематику Южного Кавказа.
Цель Турции — это не какой-нибудь Джебраильский или Физулинский район в Карабахе. Цель Турции — стать решающей силой на Южном Кавказе. Что будет дальше, зависит от того, как закончится Вторая карабахская война. В ближайшее время будут продолжаться интенсивные боевые действия, а далее я бы прогнозы делать не стал.
- Какие настроения сейчас бытуют в армянском обществе? Готовы ли люди сражаться дальше за Нагорный Карабах?
— Армянское общество довольно сильно консолидировано, так всегда бывает во время войны. Даже лидеры оппозиционных партий, даже люди, которые с неприязнью относятся к нынешнему правительству, призывают к тому, чтобы быть единым лагерем. Страна действительно превращается в единый лагерь. Все сосредоточены на том, что происходит на фронте, все для фронта, все для победы…
Готовы ли сражаться? У населения Карабаха нет выбора. Формально для Республики Армения это хоть и непризнанное, но другое государство. Там свои выборы, свой президент, своя Конституция, но там живут армяне, поэтому в социальном смысле в Армении Карабах воспринимается как часть общества.
Остановка боевых действий со стороны Азербайджана означает перемирие, остановка боевых действий со стороны карабахских армян означает геноцид. Выстоять и продолжать сражаться — это то, что воспринимается как необходимость.
- А каких шагов в Армении ждут от России?
— В общественном мнении, в разговорах на улицах, в соцсетях и так далее у людей были некоторые ожидания, что Россия как член ОДКБ поможет справляться с такими угрозами. Простые люди на улицах в юридические тонкости не вникают и, каким образом это работает, не очень понимают. В этом смысле некоторое непонимание относительно того, каким образом ведет себя Российская Федерация.
- Но обязательства по договору не позволяют России стать участницей конфликта.
— Обязательства России касаются территории Армении, а не НКР. НКР не входит в ОДКБ. Это юридическая реальность. Иногда снаряды и беспилотники залетают на территорию Армении тоже. Вопрос, который возникает у людей: где же Россия? Действительно, такой феномен есть.