Войти в почту

«Чемодан воспоминаний» Фабьен Мариенгоф: Советский Союз, Оттепель, Лиля Брик

К 124-летию со дня рождения писателя Анатолия Мариенгофа.

«Чемодан воспоминаний» Фабьен Мариенгоф: Советский Союз, Оттепель, Лиля Брик
© "Время Н" РИА

Ко дню рождения поэта-имажиниста ИА «Время Н» размещает отрывок из неопубликованных мемуаров французской писательницы и жены племянника Анатолия Мариенгофа. Отметим, что будущий поэт-имажинист жил в Нижнем Новгороде с 1897 по 1913 год.

Материал редакции предоставил публицист, литературовед и биограф Анатолия Мариенгофа Олег Демидов.

«У меня на руках сотни писем Мариенгофа к жене, Козакову и Никитиной, чете Эйхенбаумов, Меттеру, Эрдману, Ивневу и так далее, — рассказал Демидов. — Десяток пьес, небольшая повесть, стихи; наконец, у меня на руках мемуары (правда, на французском) Фабьен Мариенгоф — о Москве и Ленинграде 1960−1970-х, о встречах с Лилей Брик, Анной Никритиной, Израилем Меттером. Ждем интереса со стороны издателей».

Мемуары Фабьен Мариенгоф — о ее жизни в Стране Советов. Француженка приехала в СССР по обмену, повстречалась с прекрасными молодыми людьми, влюбилась и… попала в круг большой советской культуры. Как это у нас часто бывает, рядом же находился друг не менее интересный круг неподцензурной культуры. О встречах с Анной Никритиной (женой А.Б. Мариенгофа), с чудесным драматургом и прозаиком Израилем Меттером, с невпоторимой музой всего ХХ века Лилей Брик и со многими другими — рассказывает Фабьен Мариенгоф в своей рукописи.

Отрывок из мемуаров Фабьен Мариенгоф

«Сидя в кресле, она держит королевскую паузу, и я приветствую ее. Она не одна. Она принимает Родиона Щедрина и его жену Майю Плисецкую. Лили Брик любит черный цвет даже в прическе. Ее редкие волосы, заплетенные в тонкую косу, убранные назад, ни белые, ни серые, отражают темно-коричневый цвет с отблесками красного дерева. Брови перерисованы карандашом, тонкие губы и глаза подчеркнуты незаметным налетом макияжа. Она носит черный свитер поверх блузки, которую оборачивает шелковым шарфом, вероятно, с имитацией муара. Длинное ожерелье освещает все. Ее лицо кажется мне изможденным, щеки впали. Однако ее взгляд сохраняет прежний блеск. Я ищу сходство с ее сестрой, но та обычно носила тюрбан, и ее лицо выглядело более мягким, подчеркнутым умело нанесенным макияжем, менее заметными, более привлекательными чертами, более пышными щеками без излишеств. По крайней мере, во время ее последней прогулки на публике. Это сильное лицо объясняется не только их пятилетней разницей.Я стараюсь следить за их разговором. Лили Брик выглядит доблестной, несмотря на то, что ее восемьдесят лет заметно сложнее носить в СССР, чем во Франции. И все же Эльза, младшая, ушла первой.Лили Брик принимает не менее известную пару, живо рассказывающую о совместной работе над «Анной Карениной». Журналист иногда отвечает, но, очевидно, Майя Плисецкая ведет и модерирует беседу. Она кажется мне более простой, естественной в жизни, меньше, чем на сцене, и разговорчивой. Более доступной.Цель визита Арсения останется загадкой. Моими невольными поручителями будут два профессора: К. Фриу из Экспериментального университета Винсеннеса и Л. Робель из Национального института восточных языков и цивилизаций.Эти два специалиста участвовали в издании двуязычной книги «Русская поэзия» под руководством сестры Лили. Я получил этот экземпляр на свой шестнадцатый день рождения и хожу на их занятия. Раньше мы дарили книги в подарок. В компании Арсения и с моими товарищами меня принимают в этот дом без дальнейших представлений. Я рассказываю о Париже, который Майя Плисецкая знает очень хорошо, о литературе, Эльзе Триоле, моих исследованиях, о времени, чтобы обменяться несколькими светскими мероприятиями за чашкой чая.Лили оживает. Я смотрю на эту едва накрашенную женщину и невольно возвращаюсь к ее юношеским фото. Я вспоминаю Лили Брик, которую я сравнил с ее сестрой, сделанной во Франции. Но нужно ли было сравнивать?Передо мной стоит пожилая женщина, усталая, но без кокетства и без особых средств к существованию. Крем Пруда не обладает всеми силами, чтобы все это поддерживать. Только ее взгляд остается неизменным, искрящимся, блестящим, необычайно живым; как ее разум и ее память. И ее обаяние все еще работает.И она начинает рассказывать. Ее воспоминания оживают на словах. «Кафе поэтов», «Домино», на улице Тверской в ​​Москве. Богема, которая заботится о своей внешности: эти молодые люди, Ессенин и Мариенгоф, блистают своим вкусом к безупречной чистоте и своей манерой одеваться. У них из пиджаков не торчит ни одна нить. Магнитическое очарование Есенина, его манеры чтения, вытягивания слогов и проглатывания их. Обаяние и непринужденность самого Есенина, умеющего спать в присутствии друзей, которых он сам пригласил. Вечера с Мейерхольдом, Якуловым и т. д.

Драма Есенина, который по духу и душе оказывается глубоко крестьянским, когда он не может больше трех дней жить в деревне, притянутый огнями города, как магнитом.Цилиндрические шляпы, эти провокационные цилиндры.Все точно зафиксировано в ее памяти. Чемодан воспоминаний, неотделимых от ее личности. Она продолжает, как будто знает наизусть, что читает. Или через сердце".

Напомним, в феврале 2016 года в Нижнем Новгороде на стене дома № 10 «В» по Большой Покровской состоялось открытие мемориальной доски Анатолию Мариенгофу, именно там после рождения до 1913 года жил будущий имажинист.

Здесь и здесь также можно увидеть несколько редких фотографий писателя.

Справка

Анатолий Борисович Мариенгоф (1897−1962) — поэт, писатель, драматург, сценарист, до 1913 года проживавший в Нижнем Новгороде. Близкий друг Сергея Есенина, имажинист, автор скандально известных произведений «Роман без вранья», «Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги», «Циники», а также сценариев к таким фильмам как «Дом на Трубной», «О странностях любви» и других.