Отрубившего жене кисти рук мужчину обязали компенсировать моральный вред
Судебные приговоры в России — причем это касается не только «политически окрашенных», но и совершенно бытовых уголовных дел — порой взывают оторопь, возмущение и недоумение. В них трудно найти любую логику — правовую или моральную. За зверское убийство жены у нас дают всего девять лет, за покалеченную жизнь – 14.
С разницей в два дня в России было вынесено два приговора по резонансным уголовным делам из разряда «бытовых». Сначала подмосковный Солнечногорский суд приговорил бывшего капитана полиции Сергея Гусятникова к девяти годам заключения за убийство жены. Суд счел доказанным, что полицейский в порыве ревности нанес своей жене, 28-летней Елене Вербе, 48 ножевых ранений. Причем потом ушел из квартиры, оставив наедине с трупом матери спящего маленького сына. Мальчик и обнаружил убитую маму утром, когда проснулся. Итак, запомнили приговор — девять лет за зверское убийство матери малолетнего ребенка?
На следующий день Серпуховской суд Подмосковья приговорил Дмитрия Грачева (не капитана полиции), который вывез свою 25-летнюю жену в лес и тоже в порыве ревности отрубил ей специально купленным топором кисти обеих рук, к 14 годам колонии строго режима. Притом что прокуратура просила дать 17 лет. Кроме того, в качестве компенсации морального ущерба (сама эта юридическая формулировка «моральный ущерб» в данном случае звучит кощунственно-казенно) Грачев обязан выплатить бывшей жене 2 млн рублей. Потерпевшая сторона просила в четыре раза больше — 8,2 млн рублей.
Итак, мы имеем два чудовищных преступления на почве ревности, которые суд счел доказанными. В одном случае молодая женщина зверски убита. Во-втором — жестоко искалечена на всю жизнь. Почему за убийство дают девять лет, а за отрубленные кисти рук — 14? Притом что высшая мера наказания в России (на смертную казнь, как известно, действует мораторий) — 25 лет колонии строгого режима? Остается только гадать. В России нет прецедентного права, поэтому ни один приговор не является «образцом» для любого другого по аналогичному делу. Может быть, Гусятникову дали всего девять лет за умышленное убийство (именно за умышленное, «случайно» или «по неосторожности» нанести человеку 48 ножевых ударов невозможно по определению) только потому, что он был капитаном полиции? Типа — «свой» для судебной системы? Или в данном случае ревность стала «смягчающим обстоятельством»? Бред какой-то...
Опять же, мать убитой женщины собирается бороться за лишение Гусятникова родительских прав. Первый вопрос, который возникает у любого нормального человека — неужели человека, убившего мать ребенка и оставившего сына наедине с трупом матери, еще не лишили родительских прав? Как это вообще возможно? Причем второго осужденного таких прав как раз лишили.
Нормальному человеку решительно невозможно понять, почему за убийство жены из ревности суд дает всего девять лет. Впрочем, мотив здесь не имеет значения.
Еще более странными эти приговоры кажутся на фоне других, хорошо известных обществу. Например, почему бывшего министра экономического развития Алексея Улюкаева, который никого не убивал, за взятку в 2 миллиона долларов (при том, что сама фабула этого дела вызывала и вызывает у тех, кто внимательно следил за ним, большие сомнения) посадили на восемь лет. Режиссеру Кириллу Серебренникову грозит до 10 лет – такое максимальное наказание предусмотрено по ч. 4 ст. 159 УК. А убийцу молодой женщины осудили на девять?
Не менее странно выглядят некоторые моменты нашего уголовного законодательства. Почему в России дают реальные уголовные сроки за репосты в соцсетях? Это даже не «мыслепреступление» вроде «оскорбления чувств верующих», за которое тоже как-то странно наказывать с помощью Уголовного кодекса в светской по Конституции стране, где религия отделена от государства. Почему в начале прошлого года в нашей стране вдруг декриминализировали домашние побои, переведя их из разряда уголовных преступлений в разряд административных правонарушений? Причем административным правонарушением у нас теперь считается только первый доказанный случай домашних побоев. А второй или третий — все равно уголовное преступление. Получается, один раз ударил жену или мужа, независимо от тяжести повреждений — это административный проступок. А сделал это второй, третий или десятый раз — уже уголовное преступление.
При этом женщинам, которые страдают от семейного насилия (оставим за скобками моральное насилие), нужно еще побегать, чтобы добиться внимания участковых. К сожалению, бывает и так, что домашнего тирана хорошо если пожурят, что еще больше его раззадорит. Конечно, потом – в худшем случае после смерти – вышестоящее начальство разберется. Но будет поздно. Здесь действует принцип «Будет труп — звоните».
Похоже, логика «бьет — значит любит» дошла уже из повседневного бытового сознания до реального законодательства.
Возможно, поэтому по свежему рейтингу преднамеренных убийств, рассчитанному по методике Управления ООН по наркотикам и преступности, Россия с показателем 9,2 преднамеренных убийства в год на 100 тысяч населения занимает 154-е место в мире. Для сравнения в США, где каждое резонансное массовое убийство в школе, ночном клубе или церкви моментально становится мировой новостью, этот показатель вдвое ниже — 4,7.
Иногда кажется, что нашему государству важнее взятки и растраты, а также показательные уголовные дела с политическим подтекстом, чем жизни собственных граждан. Понятно, что любой суд, вынося приговор, обосновывает его ссылками на закон. То ли у нас такие странные законы, то ли такое уродливая правоприменительная практика, но можно понять, почему в том числе из-за таких приговоров, по данным ВЦИОМ, судебная система в России по уровню доверия граждан из 14 институтов государства устойчиво занимает 9-10 место. И почему, по данным исследования «Евробарометр», россияне лидируют по проценту людей, которые готовы доверить вынесение судебных приговоров роботам. Может, роботы будут судить честнее и понятнее для народа?