Группа потенциальных приёмных родителей обратилась в Министерство просвещения с коллективным письмом (копия есть в распоряжении News.ru), в котором пожаловалась на то, что не получается усыновить детей из-за отрицательных заключений, выданных органами опеки. По их словам, специалисты принимали решения в том числе опираясь на результаты некорректно проведённой психологической диагностики. Подписанты, а всего это четыре семьи из разных регионов страны, утверждают, что выводы делались исходя из субъективной оценки психологов. Например, в качестве факторов риска они указывали многодетность потенциальных родителей и наличие в семье ребенка с ограниченными возможностями здоровья. News.ru выяснял, почему специалисты, которые призваны помогать приёмным семьям, всё чаще мешают им забрать сирот из детдома.
Желание перестраховаться
Одна из подписантов, жительница Калужской области Ольга Шахрай с мужем пришла в Школу приёмных родителей (ШПР), ещё не будучи точно уверенной, что хочет усыновить ребёнка. У них и так большая семья: семеро родных детей. Но, закончив курс (160 учебных часов на двоих), пара твёрдо решила взять из детдома двухлетнего мальчика с синдромом Дауна. О трудностях, с которыми могут столкнуться родители таких детей, они знают не по наслышке — у одного из сыновей аналогичный диагноз. Из видимых причин для отказа в усыновлении была только одна — недостаточно большая жилплощадь. Проблема оказалась решаемой, за несколько месяцев семья надстроила второй этаж. Но непреодолимая преграда появилась откуда не ждали — психолог ШПГ вынес отрицательное заключение.
«Мы были в шоке. Она сначала говорила что-то невнятное, что я авторитарная личность. Мне ребёнка-инвалида доверять нельзя, потому что я буду слишком с него требовать. Но я считаю, что с инвалида нужно требовать, конечно, в рамках диагноза, чтобы он вырос самостоятельным. Ещё она сказала, что у меня родился внук, и я буду с ним заниматься. Но у нас нет такой необходимости. У сына прекрасная семья, моя помощь не нужна», — заявила Шахрай в разговоре с News.ru.
В заключении содержалось пять пунктов, согласно которым, им запрещено брать ребёнка из приюта. Например, в качестве фактора риска было указано наличие в семье ребёнка-инвалида, а также то, что все семеро детей находятся в кризисном возрасте.
«Согласно общепринятой классификации, кризисные возраст это 3 года, 7 и 13 лет. У нас же старшим — 23 и 17 лет, далее — 12, 9, 6 и 2,5 года и младшему 7 месяцев. Причём по документам они в прошлом году находились в кризисном возрасте, в этом — тоже. Это говорит о том, что наша многодетность стала преградой, хотя все дети хорошо учатся, посещают дополнительные занятия. Но это никого не интересует», — сообщила она.
Препятствием стали «завышенные ожидания от усыновления» и «недооценка трудностей от усыновления ребёнка-инвалида», хотя пара воспитывает такого сына на протяжении 2,5 лет. Также отмечалось, что против принятия ребёнка выступают некоторые члены семьи, говорит Шахрай. Неоднозначно к усыновлению отнёсся только их семнадцатилетний сын, уточняет она. Но после работы с частным психологом, который развеял все его опасения, молодой человек изменил своё решение, что было зафиксировано в виде официального согласия.
Шахрай уверена, что все доводы и формулировки, которые приведены в документе, надуманные и размытые. Семья крепко стоит на ногах, имеет опыт воспитания детей и стабильный доход, но всё это не было учтено. Пара решила отстаивать свои права в судебном порядке. По её словам, у них не было альтернативы пройти тестирование в другой организации, вне ШПР, чтобы получить заключение у независимого психолога. Другой службы в Калужской области просто нет. К тому же, помимо некорректной психологической диагностики, утверждают они, со стороны органов опеки в их адрес был допущен ещё целый ряд нарушений.
«Кандидаты в приёмные родители и опекуны проходят через комиссии по делам несовершеннолетних. Но нас туда даже не пригласили. 20 человек, которые нас не знают, делали выводы о нашей семье по характеристике заведующей опеки», — констатирует она.
Собеседница News.ru утверждает, что с такими трудностями сейчас сталкиваются многие семьи. По её словам, психологическая служба стала карательным органом. Вместо того, чтобы помогать потенциальным родителям преодолевать трудности и сомнения, психологи использует все сложности, с которыми столкнулась семья, против неё самой. Всё дело в том, считает она, что служба опеки пытается перестраховаться, ужесточая требования, чтобы свисти к минимуму случаи жестокого обращения с приёмными детьми, считает она. Но в эти жернова попадают, прежде всего, обычные семьи, желающие взять сироту к себе.
Неэффективная мера
А перестраховывается местная служба опеки ни с проста. Два года назад в Калужской области произошло особо жестокое убийство — мать до смерти забила приёмную четырёхлетнюю дочь. В общей сложности девочке было нанесено не менее 70 ударов деревянной шваброй. После этой трагедии и ещё нескольких подобных случаев в других регионах, которые имели широкий общественный резонанс, в стране всё чаще стали говорить о необходимости усилить надзор за приёмными родителями.
В конце прошлого года Минпросвещения (тогда ещё Минобрнауки) заявило о намерениях ввести законодательные изменения, чтобы обеспечить соблюдение прав детей при их устройстве в семью. В частности, речь идёт о введении обязательных требований к их жилплощади и об обязательном психологическом тестировании кандидатов в усыновители, опекуны и приёмные родители. Данные поправки и некоторые другие в статью 125 Семейного кодекса «Порядок усыновления ребенка» сейчас проходят стадию обсуждения с экспертами и к 20 ноября должны будут вынесены на общественное обсуждение. Об этом News.ru рассказала член Общественной палаты России по вопросам материнства и детства Элина Жгутова.
По её словам, пока по закону тестирование формально происходит в добровольном порядке, обязательными являются только справка от психиатра. Но так как в службе опеки очень рекомендуют пройти эту процедуру, то у потенциальных приёмных родителей практически нет возможности отказаться. Поэтому расширение полномочий психологических служб ровным счётом ничего не изменит, уверена она. Родители, которые допускали насилие над приёмными детьми, как правило, имели психиатрические заболевания, которые такие тесты могут выявить далеко не всегда, предполагает Жгутова. При этом есть риск, что будет сформирована коррупционная схема, считает эксперт.
«Возможен такой механизм: отказ службы, далее — направление на обязательную психологическую коррекцию в аффилированную с психслужбой коммерческую компанию, далее обратно со справкой „годен“. Это не защитит от насилия, а усугубит ситуацию. В небольших городах и сельской местности, где нет альтернативных служб, при введении обязательного тестирования, кандидаты станут заложниками „монополистов“ — местных психслужб», — уверена Жгутова.
По её мнению, чтобы изменить ситуацию, необходимо создавать районные конфликтные комиссии по разбору подобных инцидентов. Она уверена, что в законе нужно предусмотреть возможность контроля за принятием решений психологических служб, чтобы не допускать размытых критериев и неаргументированных выводов.
«В тестировании не должно быть вопросов, которые могут быть крайне широко истолкованы психологом: если дети в критическом возрасте, то какой возраст считается критичным, недостаточный опыт совместной жизни супругов — тогда какой конкретно должен быть и так далее. Не должно содержаться фактических характеристик: есть ли нет, например, родственники, машины, дачи — то, что не может участвовать в оценках личности», — констатирует эксперт.
Также она считает, что должны быть строго определены сроки выдачи заключений, так как люди сейчас годами могут ждать документ.
