Борис Склярук: «Фантазия может стать реальностью»
Традиционно уже несколько десятилетий подряд Борис Николаевич отмечает свой юбилей персональной выставкой. На этот раз она открылась 4 мая в картинной галерее имени Аркадия Пластова. Такая традиция... С. Юрьев: Борис Николаевич, что для вас значит предстоящая выставка? Б. Склярук: Это знак того, что жизнь продолжается. Сам удивляюсь, как это смог дожить до такого возраста – не мечтал об этом, не надеялся, но судьбе виднее... Мама моя умерла в 21 год, а отец дожил до 64-х. Мне повезло больше – не только дожить до 80 лет, но ещё и сохранить силы, чтобы работать. – По какому принципу отбираете работы на выставку? – Прежде всего хочу выставить то, что люблю больше всего остального, – графику, которой я занимался буквально со школьной скамьи. Гравюра хороша тем, что автор всегда может оставить себе отпечаток, а живопись расходится по музеям и частным коллекциям, и нередко художнику больше не бывает суждено вновь увидеть своё творение. Для меня гравюра порой бывает тесно связана с шедеврами мировой литературы. Например, я делал иллюстрации к шекспировскому «Королю Лиру», вдохновлённый постановкой этой пьесы в Борисоглебском драматическом театре. Той же теме была в своё время посвящена моя дипломная работа. Есть серия гравюр, которую я начал в 1983 году, – «В мире неспокойно». И сейчас ситуация на нашей планете такая, что самое время её продолжить. Кому сегодня нужна живопись? – Изменилось ли место художника в жизни общества по сравнению с советскими временами? – Я участвовал в девяти выставках «Большая Волга» – начиная со второй, которая проходила в Ульяновске в 1969 году. Дом художника, где сейчас находится моя мастерская, был специально построен к этому событию, и на первом этаже располагался выставочный зал. В советские времена профессия художника не только считалась более престижной, чем сейчас, но востребована была значительно больше. Тогда по всей области шло активное строительство общественных зданий, и нередко поступали заказы на роспись во вновь построенных учреждениях культуры и образования. Государство могло себе позволить даже мозаичные панно в обычных детских садах! Были ежегодные закупки для музеев, и над этим работал специально созданный художественный совет, который отбирал и рекомендовал лучшие работы с выставок. Но всё это кончилось с началом Перестройки... Теперь мы можем только приносить свои работы в дар музеям. – А что чаще всего вспоминается из ваших произведений «монументальной живописи»? – Как-то ездил в Павловский район, где в селе Шаховское, на родине Суслова, построили библиотеку. Кстати, сам Михаил Андреевич исправно снабжал её дефицитными в те времена книгами, в том числе и альбомами живописи. Там в одном из залов я делал роспись – многофигурную композицию истории села: начиная с событий времён революции и завершая сценами современного мирного быта. И там был сюжет, как новорожденного телёнка приносят в избу. Так было принято, что телят, рождённых зимой, приносили в дом, чтобы те не замёрзли. Не сразу удалось найти натуру, но мне подсказали, что у одной из местных жительниц есть подходящий телёнок. А ещё рассказали о ней, будто в молодости эта селянка едва не вышла замуж за Суслова, но её родители воспротивились, решив, что этот тощий парень совершенно бесперспективен. Знали бы они, кем ему суждено было стать. Хотя, с другой стороны, кто знает: может и не стал бы он никаким секретарём ЦК КПСС, если бы женился на своей односельчанке. – Итак, во времена царизма были состоятельные люди, которые могли позволить себе коллекционировать живопись, в советские годы была сформирована стабильная система государственных закупок, а что есть сейчас? Кому в наше время нужна живопись? – Сейчас всё ориентировано на рыночную стоимость произведения искусства и перспективы её роста. Для нынешних банкиров, промышленников и биржевых спекулянтов приобретение картин, как правило, лишь вложение капитала. Но на местном уровне даже такого подхода практически нет. Иногда заходят люди, прицениваются – обычно подыскивают кому-нибудь подарок. Но порой для них важнее не то, что и как изображено, а чтобы картина непременно была на холсте. Считают, что это «круто». И мало кто понимает, что живопись остаётся живописью, независимо от того, на чём лежат краски. Иногда кажется: чтобы стать-таки классиком, чьи произведения имеют заметную рыночную стоимость, надо умереть. Впрочем, многие живописцы прошлого и позапрошлого веков умерли в нищете, а сейчас их полотна стоят целые состояния. Никогда не был в Нагасаки – Не планируете ли вы издания альбома своих произведений? – За последние годы по областной программе книгоиздания собственные альбомы удалось выпустить только двум живописцам – Аркадию Егуткину и Виктору Сафронову. А вот Николай Паймушкин издал альбом за свой счёт – ему сыновья помогли. У меня такой возможности нет – это слишком дорогое удовольствие. Так что жду, когда до меня очередь дойдёт – уже третий год обещают. В принципе, у меня есть серия гравюр, созданных в разные годы, посвящённых Ульяновску. Почему бы сейчас не выпустить подарочный альбом? Надо же чем-то одаривать иногородние делегации, иностранных визитёров и каких-нибудь инвесторов. Но пока и эта идея отклика среди представителей власти не находит. – Чего в изобразительном искусстве должно быть больше – реальности или фантазий? – В основе любых фантазий лежит реальность. Сейчас ежегодно проходят Пластовские пленэры, в которых участвуют и профессиональные художники, и дети, познающие основы живописи. И там каждое мгновение воспринимается как готовый сюжет. А нередко бывает и так, что когда-то давно написанные полотна вызывают ощущение незавершённости и желание ещё что-то с ними сделать. Помнится, когда я прочёл роман Гончарова «Фрегат «Паллада», решил написать панораму бухты Нагасаки тех времён, когда там стоял русский парусник в ожидании разрешения для команды сойти на берег. Я нашёл фотографии этой бухты XIX века, поместил туда фрегат. Работа получилась, на мой взгляд, довольно интересная, и мне хотелось, чтобы она была документально точной. В правой части композиции там расположено солнце, и я подумал: там ли оно должно было находиться в этот день и в этот час? Могло ли оно вообще быть на этом месте? Сверился с географическими картами, сопоставил со временем суток, и оказалось, что всё получилось абсолютно точно. И кто, спрашивается, меня надоумил? Так что и фантазия художника в конечном итоге может оказаться реальностью.
