Трагедии и триумфы
В Третьяковской галерее открылась выставка Зинаиды Серебряковой Генеральный спонсор выставки -- банк ВТБ -- сделал подарок всем любителям прекрасного, ибо творчество Зинаиды Серебряковой (1884-1967) как раз и ассоциируется с чистым беспримесным прекрасным. Первое, что приходит на ум при упоминании ее имени,-- это череда автопортретов, на которых она предстает красавицей с большими карими миндалевидными глазами, а также умилительные портреты ее маленьких детей. Вторыми планами в этих произведениях идет домашний быт, семейные обеды, накрытый скатертью стол, фарфор, суп из супницы -- тот волшебный уклад дореволюционной России, по которому мы испытываем ностальгию. Серебрякова, ранние ее работы -- это именно та страна, которую мы потеряли, лучший ее образ. Ее личная история с пугающей синхронностью иллюстрирует катастрофу, произошедшую на нашей части суши после 1917 года. До роковой даты художницу можно было считать баловнем судьбы. Она родилась (была шестым, младшим ребенком) в семье знаменитого скульптора-анималиста Евгения Лансере. По материнской линии Зинаида принадлежала к не менее прославленному роду Бенуа. Ее дед Николай Бенуа была главным архитектором Петергофа. В его большом петербургском доме прошло ее детство. "Мадонна Бенуа" кисти Леонардо да Винчи, которая сегодня висит в Эрмитаже, была куплена в музей из их семьи. Создатель "Мира искусства" Александр Бенуа приходился ей дядей. Как и все дети этого художественного клана, она рано начала рисовать. После окончания гимназии училась в студии Браза и студии княгини Тенишевой в Петербурге, затем непродолжительное время в Париже. В ранней юности влюбилась в двоюродного брата и соседа по имению -- Бориса Серебрякова, в 21 год вышла за него замуж, в 23 уже была мамой двоих мальчиков, еще через пару лет показала на петербургской выставке "Автопортрет перед зеркалом", который тут же купили в Третьяковскую галерею,-- и проснулась знаменитой. Ее дядя Александр Бенуа написал о ней хвалебную рецензию, в которой оправдывался, дескать, неудобно, Зинаида -- моя племянница, негоже родственников хвалить. Но это редкий случай, резюмировал критик, когда о родстве надо забыть, настолько чудесна и картина, и художник. Следующие десять лет будут временем счастья: жизнь в имении Нескучное на границе Курской и Харьковской губерний, дружная семья, занятия живописью, любимый муж, рождение двух дочерей. А потом в течение нескольких лет мир рухнет: в 1917-м их имение сожгут крестьяне, в 1919-м от тифа скоропостижно скончается ее муж. Зинаида останется одна с четырьмя детьми и мамой на руках. В 1924 году она уедет в Париж, надеясь там зарабатывать больше, чем в охваченной смутой России. Через пару лет, закрепившись на новом месте, постарается вызвать к себе родственников, но улизнуть из СССР удатся только сыну Александру и дочери Екатерине. Дружная семья окажется разрубленной надвое, и это на всю ее долгую жизнь (Зинаида Евгеньевна прожила почти 83 года) станет незаживающей раной. Ее мать умрет в 1933-м, так и не увидев дочь. Невыразимый драматизм накладывает отпечаток на нашу зрительскую реакцию. Когда ходишь в эти дни по выставке Серебряковой в Третьяковской галерее, по шепотам и репликам посетителей можешь понять, что в зале стоит коллективный стон и плач. Зинаиду Евгеньевну, вот эту невероятную красотку с высокими скулами на картинах, ужасно, ужасно жалко. Как и ее прелестных детей. Если попытаться все эти обстоятельства на минуту забыть (а еще лет 15 назад на них не делали такого акцента, как сейчас), то понятно, что Серебрякова в контексте 1910-х годов, на фоне штурма и натиска нарождавшегося авангарда, выглядела очень традиционно. Радикальный формализм ей был чужд, абстрактное искусство она не принимала ни в России, ни в Париже, Сезанна (этого столпа живописи XX века, с которого сейчас начинаются все учебники) считала плохим художником. Ее главный козырь -- портретное искусство,-- опять же в сравнении с творившими рядом, примерно в это же время Серовым, Головиным, Кустодиевым, кажется однообразно нарциссичным. Собственно, в советское время к ней и относились спокойно: ну да, милый художник, но не более того. Однако чем больше времени проходит, тем отчетливее проступают именно что революционные черты искусства Серебряковой. Она была одной из первых женщин-художников, добившихся широкого признания. После нее возникнет целая плеяда "амазонок", но много мы знаем женских автопортретов до Серебряковой? Разве что Элизабет Виже-Лебрен, заезжая французская художница времен Екатерины II. В России было не принято женщинам делать карьеру в изобразительном искусстве. Зинаида Евгеньевна рисовала себя очень чувственно, если не сказать откровенно эротично. Даже вот совсем обнаженной, в виде Сивиллы ("Купальщица"), явно оглядываясь на произведения Боттичелли и Микеланджело. Она своей сексуальностью любовалась. И это абсолютно новаторский подход. В 1970-е традиция получит мощнейшее продолжение в советском искусстве. Назовем, например, Татьяну Назаренко, ее автопортреты с бойфрендом в постели или в образе прекрасной канатоходки в лифчике и трусах. Назаренко не то что Серебрякову копировала, она была с ней в творческом диалоге. А знаменитый "Автопортрет перед зеркалом" (1909)... Это же очень интимно: изобразить себя почти в исподнем, с кокетливо обнаженным плечом, с кокетливо приподнятой бровью, играющей знатную даму (хрустальные флаконы духов и жемчуг на туалетном столике), но в интерьерах деревенского дома, с примитивным рукомойником за спиной. Ну, в общем, не без самоиронии. И это не какая-то там профурсетка, а девушка из хорошей семьи, мать двоих детей. Серебрякова сломала жесткое разделение социальных ролей: либо ты -- "я-же-мать", либо -- женщина-художник. Это сегодня успешные красотки типа Натальи Водяновой или Хайди Клум одновременно и многодетные мамы, а сто с лишним лет назад Зинаида Евгеньевна была пожалуй что и одна. А ее художественное переживание революции? 1922 год, Петербург, разруха-безденежье-холод-голод. Серебрякова рисует балетную серию из гримерных Мариинского театра. Свежие, как зефир, полураздетые балеринки. Так было устроено ее сознание: из прозы и ужаса действительности она отфильтровывала живительный экстракт, то, что вдохновляло. Как бы ни была сложна ее жизнь в эмиграции, это все-таки была жизнь в Париже, с летними каникулами на море и в горах, с путешествиями в Марокко. Ей повезло убежать из сталинской России, родной ее брат погиб в лагерях. Три года назад в той же Третьяковской галерее была выставка семьи Серебряковых, самой Зинаиды Евгеньевны и двух ее детей. Она пролила свет на то, чем они, собственно, зарабатывали на жизнь. Она исполняла портреты на заказ, а ее сын Александр писал чудесные пейзажи, придумывал рисунки для тканей, оформлял интерьеры. Зинаида Евгеньевна однажды ему помогла. В этом своем амплуа интерьерных дизайнеров они лет на 70 обогнали русское искусство. Все дело в том, как расставить акценты: можно сказать, что в эмиграции художница тосковала по оставленным в России родным, и это будет правдой. А можно -- что боролась с обстоятельствами и совершила немало прорывов, например в области монументального искусства, интерьерного дизайна, и это тоже правда. В ГТГ демонстрируются ее настенные панно из дома бельгийского барона Броуэра, чудом сохранившиеся и случайно обнаруженные в 1990-е. Сегодня они собственность московской галереи "Триумф". Да и судьба оставленных в России детей сложилась в общем-то успешно. Старший сын Евгений -- архитектор и реставратор, восстанавливал после войны Петергоф. А дочь Татьяна, окончив хореографическое училище, танцевала в Мариинке, а потом, после травмы, переучилась на художника, стала сценографом, заслуженным художником РФ. Равно как и ее сын, внук Серебряковой, живописец-монументалист Иван Николаев. В 1960-е состоялось триумфальное возращение Зинаиды Евгеньевны в Россию. Точнее сказать - ее искусства. Ее персональные выставки прошли в Москве, Ленинграде и Киеве, работы приобрели крупнейшие музеи, был издан альбом. Просто невероятное везение, что она до этого момента дожила. Влияние ее на советское искусство 1970-1980-х годов огромно. Ее гедонизм, отношение к семье как к высшей ценности и теме для художественной рефлексии было подхвачено, например, Дмитрием Жилинским, ее крестьянские образы дали вдохновение живописцам-деревенщикам типа Виктора Иванова, ну а по ее социальной модели -- с мыслями о карьере и подальше от плиты и кухни и при этом в окружении собственных детей -- живут многие современные женщины. Лучшее, что мы можем сделать для Серебряковой,-- не считать ее жертвой обстоятельств. Да, ее письма, адресованные дочери в Россию, полны стонов и жалоб. Ну так и Достоевский жаловался на безденежье из Баден-Бадена, проигрываясь подчистую в казино. Надо сделать скидку на характер (по воспоминаниям современников, Зинаида Евгеньевна была непростой в общении) и больше смотреть на ее рисунки и живопись. А они полны счастья и бесконечного оптимизма. Ее жизнь удалась, несмотря ни на что. Людмила Лунина
