Бульдог и водопад: фильм недели – «Патерсон»
Однажды я посодействовал Джармушу, о чем Джармуш не ведает и вообще не знает никто. В 1995-м на Каннском фестивале с гигантским треском провалился его «Мертвец». Я, невероятный поклоннник фильма, был тогда в диком отчаянии. На своем скверном английском пытался доказать ведущим зарубежным критикам и идеологам кинофестивалей (того же Торонтского, который № 1 в Северной Америке), что это невероятное кино, что за ним стоит великая философия изучения индейцев – их понимания мира, их взаимоотношения с природой. На меня смотрели как на придурка. Удивительно, но именно в России этот фильм в конце 1996-го впервые показали по Первому каналу – после чего во всем мире он стал считаться культовым. Через неделю наш прокат постараются обуздать главные оскаровские хиты – из числа тех, что еще не успели выйти на отечественные экраны. Ведь церемония уже на носу — в ночь с 26 на 27 февраля. Но обратим внимание на фильм, у которого ни одной голливудской номинации – он тоже выйдет вот-вот. Я о «Патерсоне» Джима Джармуша. «Оскар», при всех своих отчаянных и даже мучительных стараниях последних лет расширить тематику и стилистику, не способен преодолеть узколобость своих академиков в понимании того, что есть настоящеее кино. Ну как это у «Патерсона» ни одной номинации? Вы с ума сошли, ребята? Ругать, впрочем, в данном случае надо не только «Оскар», но и куда более продвинутый Канн, вкусы которого опережают оскаровские (это подсчитано социологами) примерно на 15 лет. «Патерсон» загадочным образом ничего не получил и там. Хотя его обожала вся мировая пресса. Наши лучшие критики и как минимум треть зарубежных были уверены, что именно ему достанется главный приз «Золотая пальмовая ветвь». Но фильм получил в Канне только совсем уже неофициальный Palm Dog – награду лучшему актеру-животному. Ее присудили английской девочке-бульдогу из «Патерсона» по кличке Нелли. Но и тут своя печаль. Неизвестно, как Нелли среагировала бы на свой приз, может, хотя бы погрызла, но до его получения она не дожила. О ЧЕМ ЭТО. О семи, переходящих на восьмой, днях недели водителя провинциального городского автобуса. Каждое утро он встает не по будильнику, а по наитию – и лежащие на ночной тумбочке часы всегда подтверждают, что он не пропустил уход на работу: примерно от 6.12 до 6.28 утра. Жена обычно тоже просыпается – это такая нежная пара 30-летних. Но позволяет себе еще немного понежиться. Он завтракает: обычно какими-то овратительными шпонками с молоком (чтобы я в России жрал такую дрянь!). Но именно тут у него рождаются первые строки: смотрит он, скажем, на синий стильный спичечный коробок – и начинает развивать ассоциации вокруг него, его дизайна, одновременно философские и любовные. Когда он пишет, на экране появляется пропопись – как бы реальная запись его нерифмованных стихов. Тут спускается жена, они целуются – и он медленно идет на работу по скучным фабричным аркам некогда благополучного города, где фабрики давно закрыты и позаброшены, на автодороге отсутствует разметка, а белого населения в автобусах и единственном баре почти нет: в основном, оно афро-американское. Это говорит о том, что место недорогое, незавидное, непрестижное. Один из фокусов фильма в том, что город называется Патерсон – и это реальный город из штата Нью-Джерси. Но фамилия главного героя тоже Патерсон. Такая вот шуточка. Каждый день проходит по заведенному графику. Утром перед отправкой автобуса он дописывает в потайной поэтический блокнот еще несколько строк. Но на вопрос распорядителя маршрутов-индуса: «Готов ли ты?» — тут же откладывает блокнот и отвечает: «Да». Тут самое мудрое: не спросить вдруг индуса, как дела. Потому что на подобный вопрос индус вываливает на него все дела с поясницей, корью дочери, прыщами тещи, синяками и драками сына, мяуканьем кошки и т. д. Потом Патерсон, аккуратно ведя автобус, вслушивается в причудливые разговоры пассажиров, потом отключается от них, а после работы сидит у главной достопримечательности города — знаменитого водопада, и там у него рождаются новые строки. Когда он возвращается домой, жена обычно спрашивает: написал ли он что-то новое? Вся в бело-черном, измазанная бело-черной краской, будучи домохозяйкой, жена обустраивает квартиру дизайнерски в белое и черное: круги, ромбы, квадраты – на ковриках, занавесках, жалюзях. По-моему, еще никто (уж точно из наших) не оценил, что черно-белое в разных графических вариантах – это то, что любит Джармуш. См. «Кофе и сигареты», где действие постоянно разворачивается за расчерченными на черно-белые квадраты столиками кафе. Так что нечего ругать эту жену: а) за безделье, б) за бессмысленные прожекты (а она то мечтает сделать бизнес на своих особых капкейках – варианте американских кексов, — которые тоже раскрашены черно-белой глазурью и белым кремом. То и вовсе заказывает себе, при его слабом сопротивлении, гитару «Арлекино», напоминающую своими черно-белыми ромбами об «Алисе в стране чудес». Она надеется, что эта гитара, приложенная к ее черно-белому костюму, поможет ей стать известной стильной кантри-певицей. Она вообще-то не умеет играть, хотя в первый же день демонстрирует завидные достоинства). Потом он выводит бульдожку на прогулку на улицы, которые у нас бы сочли опасными, а тут они ничего. Привязывает ее возле бара, пьет обязательную кружку пива. Участвует в негритянских разборках (один малый пытается убить бросившую его девушку, а потом застрелиться. Патерсон выхватывает у него пистолет, но оказывается. что он заряжен детскими пульками). Так проходит день, скажем, понедельника. Утром мы видим героев, как они просыпаются во вторник. Джармуш всегда любил делить фильмы на главки, за что я люблю его особо. Не уйти от актеров. Как я был несведущ! Исполнитель главной мужской роли водителя-поэта Патерсона, оказывается, любимец девочек. 33-летний Адам Драйвер, звезда сериала «Девочки», последних «Звездных войн» и, кстати, только что вышедшего у нас «Молчания» Мартина Скорсезе. Его супругу, с которой у него нежнейшие отношения, женщину неведомой земной красоты, изображает… я думал, итальянка. Ничего подобного. 33-летняя иранская актриса Голшифте Фарахани, давно изгнанная из родной страны, которая много где снималась и, в частности, была единственной официальной женой (хотя у нее был и другой муж) французского плейбоя Луи Гарреля. ЧТО В ЭТОМ ХОРОШЕГО. Сначала думаешь о том, что «Патерсон» — фильм о том, как люди пытаются справиться с убогостью и обыденностью – с бесперспективностью жизни. Дело не только в том, что фабрики давно закрыты. Дело в общей серости и бессмысленности. Люди находят себе осмысленность в том, в чем ее быть не может. Им скучно жить отчаянно обыденной жизнью. Потому они и мечтают стать (или гордятся тем, что знакомы), с боксерами, певцами, поэтами, актерами, или мечтают о красивых женщинах или верят в то, что у них единственная подлинная любовь в жизни. А вот водитель автобуса Патерсон, на домашнем столике у которого стоит красивая фотография его славного армейского прошлого (это последнее, о чем можно с удовольствием вспомнить?), пишет нескладные нерифмованные вирши – впрочем, на вид и слух весьма недурственные (стихи героя написаны реальным поэтом Роном Паджеттом, членом «Нью-Йоркской школы»). В автобусе он нечаянно подслушивает разговор молодых людей о жившем в Патерсоне конца XIX века итальянском анархисте – теперь эта пара, он и она, последние анархисты Патерсона. А еще в автобусе два раздобревших белый и латинос лет 30-ти рассказывают друг другу, как к ним клеются девицы, да им некогда, работа зовет. Девицы, которые, по словам рассказчиков, сексуально ошалели, чистая мечта, это ясно. А еще жена, просыпаясь утром, говорит Патерсону, что ей приснился сон, что у них родились близнецы. И после этого Патерсон видит за пару дней как минимум пять пар близнецов – от негров-стариков до белых девочек. И тут наконец понимаешь, о чем фильм. Он – о жизни. О вере в жизнь. О вере в том, что в этой жизни есть смысл, и только от тебя зависит, осуществится ли этот смысл и окажется ли правдой, что этот смысл существует. Он – о любви. Даже такой странной пары, которую мы видим в фильме. Он о том, что подлинный смысл жизни внебытовой и внепрактический. «Патерсон» — фильм во имя обыденной жизни, в которой небычных людей куда больше, чем мы полагаем. Кое-кто из них рисуется, но есть и истинные таланты. В этой обыденной жизни можно разглядеть поэзию и надежду — а уж надежду на что? Пусть каждый думает по-своему.
