Бла-бла-лэнд

Бездарного вида писатель сидит около печатной машинки и вымучивает глубоко интеллектуальный диалог между мужчиной и женщиной по вопросам ее чувственного опыта. Они сидят тут же, в писательском саду, под присмотром у автора, предметом воображения которого они, собсно, являются. Претенциозная антипатичная героиня не в силах сообщить столь же интригующему герою ничего на интересующую его тему потерянной ей в 10 лет девственности. Во время этого бесконечного псевдофилософского бла-бла-бла вокруг них издевательски кружит 3D- камера. Нет, это не тот случай, когда стереоизображение автоматически означает зрительский успех – даже у тех, кто способен оценить композиционное совершенство кадра, который еще не разучился строить немецкий классик Вим Вендерс. В основу его фильма, снятого для острастки на французском языке, положена пьеса столь же пожилого писателя Петера Хандке, с которым Вендерс работал на лучших своих фильмах - от «Страха вратаря перед пенальти» до «Неба над Берлином». Наверное, этим заслуженным работникам искусств не стоило заводить разговор о сексе, да и вообще лучше бы перейти на тренерскую работу. Хотя случай Вендерса достаточно любопытный: нельзя сказать, что ему, как многим другим вечно живым классикам, уже совершенно нечего сказать и что он окончательно утратил связь с реальностью - время от времени он снимает отличные неигровые фильмы: среди последних «Пина» и «Соль земли». Но то, что получается у него в игровом кино, можно смотреть только под общим наркозом. Лучшее, что есть в этой вещи – открывающие ее трехмерные планы безлюдного летнего Парижа, подложенные под песню Лу Рида Perfect Day. Но для того, чтобы день действительно задался – нужно как можно раньше бежать с фильма Вима Вендерса «Прекрасные дни в Аранхуэсе». В качестве противовеса классику Вендерсу венецианский конкурс предложил фильм вчерашнего чилийского дебютанта Кристофера Мюррея «Слепой Христос» - кинолента снята в чилийской пустыне и близлежащих беднейших деревнях при участии играющих самих себя местных жителей, но, гордо неся жанр религиозной притчи, она тоже заражена умозрительностью, хотя, конечно, и не до такой степени, какая принята в Аранхуэсе. Главный герой с детства ищет Бога в себе и, найдя его наконец, босиком отправляется в путь с целью свершения своего первого чуда – излечения ноги старого друга. Чуда новый Иисус совершить, понятное дело, не в состоянии, но сам об этом не знает, - видимо, в этом и заключается его слепота. Молодой чилийский режиссер, в отличие от пожилого немецкого, уверенно удерживает зрительское внимание протяжение полутора часов, но жанр богоискательской притчи, располагающий к звериной серьезности, требует иного масштаба личности автора. Мюррею едва ли грозят на этом поприще достижения Пазолини или Брессона, но до Рейгадаса он, быть может, со временем и дотянется.