Из записных книжек Никиты Михалкова: "Время сумасшедших чувствований постепенно оставляет нас"
Название говорит само за себя: это записи, которые Никита Сергеевич делал на протяжении более 20 лет. Начинается книга с описания службы на Тихоокеанском флоте - Михалков отправился туда уже в предельно зрелом для призывника возрасте, ему было 27; и что интересно, значительную часть службы он провел, участвуя в уникальной, длившейся 113 дней экспедиции с юга Камчатки на север Чукотки. И писал оттуда статьи для "Комсомольской правды"!) В предисловии Михалков пишет, что с детства относился к дневникам своих сверстников с иронией и снисходительностью. "Ну что ты, мол, записываешь каждый свой день – что делал, где был, чего читал, что ел, с кем разговаривал? Кому это интересно? Даже самому тебе это не интересно! Тогда я не понимал, что дневник – это как дорогое вино, которое со временем начинает приобретать совершенно иное, уникальное, даже историческое значение". И лишь со службы в армии начались записи: "моя режиссерская профессия (а я в общем уже считал себя режиссером) не позволяет пропустить все это мимо своего сознания и памяти, а запомнить надолго все это абсолютно невозможно". И все-таки по большей части это - не дневники с проставленными датами, а разрозненные заметки, зачастую очень личные, напоминающие "Записные книжки" Сергея Довлатова: тут и наброски для будущих сценариев, выписки, и наблюдения. С любезного разрешения издательства "Эксмо" и автора мы публикуем фрагмент книги. Все приведенные записи были сделаны Михалковым в 1980 году. "ПЕВЦЫ СО ВРЕМЕНЕМ НАЧИНАЮТ ПЕТЬ, КАК СТАРЫЕ ПТИЧКИ" Вечер памяти Михаила Ильича Ромма. ...Совершенно чуждое биополе зала. Зал просто раздавил меня своей враждебностью, еностью. Я чувствовал, что становлюсь зависим от него, от его респектабельности, уверенной организованности, роскоши. Определение «еные», «еность» ввел в обиход нашего круга писатель, литературовед, автор исторических романов Олег Николаевич Михайлов. «Еные» обозначало для своих определенную, настроенную либерально (в плохом значении этого слова), антигосударственно и русофобски часть «советской интеллигенции», преимущественно с еврейскими корнями. – Современный комментарий автора). Володин умудрился в выступлении о Ромме пересказать сюжеты одного своего сценария, двух пьес и еще раз напомнить, что его не печатают и не ставят (что, конечно же, не соответствовало – в то время по его сценариям выходило по два фильма в год). Нужно было мне сказать: «Тут все так респектабельно, чинно, интеллигентно, говорят умные люди, и еще многие будут говорить и о Михаиле Ромме, и о себе. Вот Володин в коротком своем выступлении умудрился рассказать о себе много такого, чего я, например, и не знал. Но все-таки чем же для нас для всех был Михаил Ильич Ромм? И для всех, и для каждого в отдельности? Думаю, что о том, кем он был для всех, уже многое написано в книгах, статьях, воспоминаниях, а вот кем он был для каждого из нас, знает только каждый из нас. Я думаю, что лучшей памятью для Михаила Ильича будет, если мы просто на мгновение задумаемся и вспомним, кем же был он для каждого из нас. Прошу всех встать!.. Прошу садиться. (И дальше – уже обращаясь к портрету М. И. Ромма). Дорогой Михаил Ильич, вы учили нас, своих учеников, не бояться зрителя, обращаться с ним так, как обращается акушерка с новорожденным. А она опускает его то в холодную воду, то в горячую, а в промежутках бьет по попке. Спасибо вам за то, что вы научили нас этому. Не всегда у нас это получается, но иногда все же выходит! Спасибо за внимание!» Вот что нужно было сделать, а я, му...к, нес какие-то общие места! * * * «Концерт по заявкам» – забавная вещь. Кто-то кому-то заказывает пьесу Бетховена «К Элизе». Между этим заказом и его исполнением бог знает сколько времени проходит. И вот играют эту самую «К Элизе», а тот, кому заказывали, уже может быть где угодно: в очереди давиться или му...к му...ком сидеть в пивной – глядеть, как по лужам капли лупят... * * * Никогда не начинать делать, пока не прочувствуешь до конца (!) состояние, атмосферу! Пока не польется само, естественным языком. Иначе это е...ная «кинорежиссура», «мастерство», этому можно зайца научить! За пересказом сюжета теряется мир! А именно он, и только он – главное! * * * Вот, скажем, певцы – Ротару, Готт, Лещенко... Приходя, они покоряют своей свежестью и новизной – уникальными голосами, оригинальной манерой. Постепенно же и голоса их, и манеры становятся для всех привычными, потом начинают уже надоедать потихоньку, и все, что казалось таким свежим с их приходом, становится вязким, обыденным и скучным. А они все поют, как старые птички. Повторяют отработанные жесты, улыбаются «чарующе»... Но главное – проникновения того нет. Может быть, просто оттого, что истинное, искреннее со временем переродилось в профессионализм и заменило живое лицо? Неужели невозможно это лицо сохранить живым? Ведь Шаляпин всегда был уникален. Видимо, тут дело не столько в сменах жанра и разноцветии, сколько в личной упругости, напряжении внутреннем духовном, в вере и искренности, в постоянном открывании чего-то для себя самого! * * * Сказать так, между прочим, что будешь там-то, человеку, который обязательно станет там ждать, а самому практически через 3-4 минуты забыть об этом. «Не очень помнить» роман такого-то писателя – априори, даже не прочтя и не подумав всерьез о работе над ним... Во всем этом есть какая-то общая «легковесность», какая-то «утиность», что ли. Словно кости у нас внутри полые, как у водоплавающей птицы. * * * Для достижения той или иной атмосферы в компании нужно либо постоянно режиссировать, либо иметь изначальный заряд такой мощности, чтобы все входящие вне зависимости от того, кто или в каком настроении, попадали под общий гипноз этого импульса. * * * История про чтеца. Его день, перипетии, сложности – словом, все то, что наполняет нашу жизнь. А ответы на все он находит именно в стихах – в Пушкине, Лермонтове, Тютчеве, Блоке... Вот за рулем он мчится по Москве и начинает вдруг читать стихи, а в них – ответы на все. И в зависимости от стихотворения, то он мчится по улицам, то стоит и стоит на светофоре, не замечая, что уже – зеленый, а за ним собирается пробка, то разворачивается через две осевых. Совершенно открытая форма общения со зрителем. * * * «На земле жизнь и ложь – синонимы». (Ф. М. Достоевский, «Бобок») * * * Люся и Леля, мама Люсина, отправили Костю (муж Людмилы Гурченко. – Современный комментарий автора) в баню вместе с женихом Маши, чтобы Костя посмотрел, что у него там в промежности. Но так сложились обстоятельства, что Костя с юношей в баню не попал. Тогда послали его в магазин, когда жених собирался купить костюм. – Ну, что же я там увижу? – сетовал Костя. – Он же будет в трусах. – Иди, а вдруг! * * * Некий начальник – пьющий, наглый, сластолюбивый – от грядущих административных неприятностей прячется в больницу. Причем он совершенно здоров... И вот постепенно прокручивают в больнице его через всю новейшую аппаратуру. Выходит он тихим, совершенно больным и напуганным. * * * Ложь всегда многословна и суетлива. В молчании есть правда. Паузой, молчанием можно разрушить ложь. Она не выдерживает молчания. * * * Еная компания на веранде бара в Пицунде. Разгул. Гусарствуют. Битки-самоучки лабают тупую попсу (несмотря на то, что песня на стихи Мандельштама) и «7.40». Несколько человек в подзорную трубу смотрят с балкона на луну. Кто-то пьет – цапая без рук стакан зубами с пола. Отвратительная вседозволенность. * * * Белое солнце августа с летающими паутинками, остывающей водой – щемящее чувство всегда. * * * Среднюю полосу России можно узнать даже по теням. Глубокие сине-зеленые тени и блеск, сверкающий блеск воды при закатном солнце. "ТРУДНО НАЙТИ ГАРМОНИЮ МЕЖДУ СОБОЙ И ЦИНИЧНЫМ МИРОМ" Женщина в гостинице после какой-то неприятности вместо лампы включила кипятильник. И долго смотрела, как он в темноте раскаляется. * * * Невозможно одновременно быть и тем, и другим. И Христом, и Робертом Рождественским. Нужно выбирать. Но как найти эту гармонию между собой и миром, который становится все более и более бездуховным и циничным, выжженным? Неужели становиться таким? Не оглядываться на себя и принимать все чудовищные правила этого мира? * * * Что же это за лица на досках почета? Отчего они такие уродливые, напряженные, пустые, и почему этого никто не замечает? Что это? Почему от всех этих людей веет тупостью, ограниченностью, страхом? Почему их снимают кое-как? И почему им самим все равно, как их сняли и какими они висят на всеобщем обозрении? * * * Демагогическое прикрытие фразами о благе народа. Просто кучка власть имущих любыми средствами отстаивает свое право на пользование теми благами жизни, на которые никакого морального права она не имеют. И ради защиты этих своих незаконных прав они положат миллионы чужих жизней, не задумываясь. А самое страшное, что прикрывается все это лозунгами о марксизме-ленинизме, что под всю эту безнравственность и шабаш подведена идеологическая база. * * * Азербайджанец подходит к морю, снимает темные фирменные очки, зажимает их в руке и картинно ныряет. А выныривает уже в очках. * * * Панихида. Гроб на столе. Тишина, всхлипывания. Кто-то подходит, кладет цветы, наклоняется к покойному, уходит... Женщина маленькая, полная, что-то говорит кому-то шепотом, ей отвечают... В это время в тишине падает на пол и долго там катается монета. Женщина машинально начинает искать ее глазами. На какое-то время для нее совершенно исчезает все, что связано с похоронами. Она продолжает что-то тихо людям отвечать, но глазами, помимо желания даже, шарит по полу. Монетка лежит под столом, на котором находится гроб. Лезть за ней неудобно. Но она раздражает своим наличием тут, совсем рядом... Выход может быть совершенно любой. * * * Теперь, когда все направлено на разобщение, как никогда важно сохранять человеческую нежность, наступать на себя и прощать, понимать. Иначе придется принять все, что сейчас происходит, за единственно возможную форму существования. Стать жертвой Мамоны. * * * Забавный показатель нашего культурного уровня: для того чтобы люди смотрели программу «Время», по остальным телеканалам показывают симфонический концерт или сольный концерт какого-нибудь пианиста – мол, такую муру все равно никто смотреть не будет, лучше послушают новости спорта и погоду. Замечательно! * * * Убийство в бане. Человек с намыленной головой и закрытыми глазами что-то кому-то рассказывает. Тихо появляются одетые в пальто люди. Шум душа заглушает их шаги. (Один из них с похмелья пьет прямо из бассейна, встав на колени.) Тихо засовывают человеку с намыленной головой нож между ребер. Тот загибается в мыле... На полу – море мыльной воды с кровавой струйкой на контровом. * * * Время прежних сумасшедших чувственностей постепенно оставляет нас. О КИНО: "ИЗ ТУМАНА В ОБНИМКУ ВЫХОДЯТ ПРОНЗЕННЫЙ РУССКИЙ И ОБЕЗГЛАВЛЕННЫЙ ОРДЫНЕЦ" В записных книжках Михалкова много наблюдений и идей для будущих фильмов. В 1980 году его особенно волновали два проекта - камерный фильм "Дача" и историческая картина "Дмитрий Донской". (Ни один из них так и не осуществился). Пять вопросов, которые хочется поставить в «Даче»: 1. Почему мы считаем, что старики хотят жить меньше молодых? Они тоже хотят счастья, жизни, радости. (Должна быть показана сиюсекундная радость стариков.) 2. Почему мы гадим вокруг? Почему не относимся к нашей земле как к живому космическому существу, частью которого мы являемся так же, как и она является частью нас? (Мы же не делаем ни с собой, ни со своими близкими ничего такого, что делаем с нашей землей.) 3. Почему мы думаем, что наши дети знают о нас меньше, чем они знают на самом деле? Мы относимся к ним как к своей собственности, а они такие же дети космоса, как и мы сами. Мы уважаем не детей, а свое участие в их существовании на свете. 4. Почему мы ничего не знаем о нашей истории, а самое главное, и не хотим знать? Не зная своей истории, невозможно уважать свой народ, свою землю, своих предков, а значит, и самих себя. 5. Почему мы считаем, что счастье нужно искать, вырываясь из своего поколения, срываясь со своего места, думая, что хорошо только там, где нас нет, и только с теми, кого мы не знаем? Счастье жизни – в самой жизни. Его нужно искать в своем поколении и на своем месте. Только для этого необходимо отбросить все, что мешает это видеть, нужно попытаться вырваться из рабства представлений о себе и о других. Разглядеть в своей жизни и своем поколении то, что скрыто под шелухой быта, плоского желания скорейшего самоутверждения или желания выдать себя не за того, кем ты есть на самом деле. * * * Поле пшеничное на бугре. Тихо. Встает солнце... Из-за бугра поднимается пыль. Постепенно появляются всадники. Они должны заполнить весь кадр – из края в край. Конница мчится на камеру (30 тыс. человек). Камера медленно поднимается на воздушном шаре. Конница мчится уже прямо под камерой... Когда она исчезает, остается совершенно изуродованная земля. Пауза. Далеко на общем плане появляется маленький мальчик. Он идет на камеру. Когда он подходит, камера как раз опускается. Крупный план: мальчик смотрит в камеру. Идет титр, название фильма. (Для "Дмитрия Донского") * * * («Донской»). Сражение. Из тумана на камеру после начала битвы, очень тонкой и пронзительной по звуку, выходят полуубитые люди в обнимку (или почти под руку) – пронзенный насквозь русский и обезглавленный ордынец. * * * Почти по всей «Была – не была» возникало ощущение, что чего-то не хватает – самого малого, едва, казалось бы, заметного, но того, что рождает атмосферу той подлинности и единственности, делающими все пространство картины родным, всею кровью ощутимым. Почти везде. («Была – не была» – первое, рабочее название фильма «Родня». – Современный комментарий автора) * * * Когда человек бреется в душе перед зеркалом и зеркало постепенно запотевает, то, когда он уже почти не виден, должно начать происходить что-то непонятное, но страшное (может быть, убийство). Понятно все станет, когда отпотеет зеркало, то есть пройдет время. Возможно, это хорошо для титров. * * * Советский служащий, обожающий дома дирижировать классику. Чай заваривает или гимнастику делает, самозабвенно дирижирует Брамса, симфонию № 4, или Бетховена, или Чайковского. Это замечательно для современной картины. Заботы, за...б, суета... и самозабвенный катарсис, мечта о прекрасном, свобода и счастье в погружении в музыку, в ощущении соучастия в великом. * * * Режиссура – это соединение ритмов. Ритмов людей с ритмом космоса, ритмом бесконечности и ритмами друг друга. * * * Искусство – это не «жизнь, пронизанная мыслью», как сказал Томас Манн, а это пронизанное мыслью чувство.
