Литература не панацея

Сомнительно, что русская литература, которую школьники, будем надеяться, читали, оказала укрепляющее и облагораживающее воздействие на их душу. Прямо скажем: она и не должна. Литература не панацея. На прошлой неделе министр образования РФ Ольга Васильева высказалась в том духе, что литература должна быть правильной: «Начиная с детского сада, должен быть определенный, очень правильный… корпус той самой литературы, которую читают наши маленькие детки, а потом они растут. В той же сказке русской, адаптированной к детскому возрасту, при разговоре с ребенком, при оценке ситуации, при личных оценках героев мы его уже воспитываем, мы его формируем, формируем человеческую основу. И это нужно возвратить, вот этот корпус книг от мала до велика». Нехитрая эта идея высказывается далеко не впервые, и в этот раз она вновь породила ехидное шебуршение – как нетрудно догадаться, в первую очередь, в среде столичной гуманитарной интеллигенции, так или иначе связанной с детским чтением. «Выдаешь родителям и школам Список, заставляешь детей все по Списку прочитать, и от этого у них прям сразу духовно-нравственность повысится» (Ирина Лукьянова). «Каждый учитель пусть сам отбирает, что сочтет нужным… нет, я не особенно опасаюсь, потому что все сказанное министром есть просто дежурная болтовня на тематическом собрании родителей, никаких серьезных последствий она не будет нести» (Алексей Олейников). Если высказывание Лукьяновой – обычное передергивание, интересное только типичностью, то комментарий Олейникова распадается на два аргумента, к каждому из которых можно присмотреться. Во-первых, верно ли, что никакой «правильный корпус литературы» не нужен, а учитель и именно учитель – то самое лицо, которое отбирает для детского чтения то, что считает нужным? (Просто потому, что ему с этой литературой и работать). Скажем так: как минимум, странно, что министра образования критикуют за намерение выделить некий единый литературный корпус, в то время как представители московских вузов и благотворительных фондов настоятельно рекомендуют учителям начальных классов детские книги зарубежных авторов (уверяя, что отечественных аналогов попросту нет) – и более того, заявляют, что культурной общности, основанной на чтении, у российских школьников уже и сейчас не существует, а если вам надо культурную общность, то для этого есть Икея и Макдональдс. Не надо возлагать на литературу большие надежды в воспитании человека (фото: Сергей Венявский/РИА Новости) Если это хотя бы отчасти правда – то в идее министра образования Васильевой плохо не то, что она ограничивает индивидуальную свободу учителя, а то, что она предложена удручающе поздно. Впрочем, как мы помним, высказывалась-то она и раньше, но всякий раз – как и в этот раз – ее встречает дежурное ерничество. А с другой стороны: где учителя, пусть даже столичные, – и где правительство? Олейников прав: если бы в нашей стране начальство в самом деле собралось четко придерживаться некоего общего корпуса литературы (как это происходит, например, в Китае) – это было бы сделано, и комариные укусы критики были бы бессильны. А это все – просто благопожелания. Но вопрос в другом. Что в действительности может, а что не может доставить в нашу жизнь «определенный, очень правильный корпус литературы»? Может ли он «сформировать личность, человеческую основу»? Я сомневаюсь в этом. Одни и те же книги могут быть прочитаны очень по-разному – в зависимости от того, кто именно их читает и как трактует прочитанное. Совсем свежий пример: статья Галины Юзефович (один из самых известных и вездесущих российских литкритиков) о книге Захара Прилепина «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы». Книга Прилепина и статья Юзефович – классический образец «взгляда на одно и то же разными глазами». Прилепин указывает на Державина-офицера – Юзефович предпочитает Державина-пацифиста. Прилепин пишет «ополченцы» –Юзефович говорит, что нынешние ополченцы – это не то, что в Отечественную войну 1812 года. Прилепин призывает равняться на патриотические порывы писателей Золотого века – Юзефович считает, что Прилепин педалирует, спекулирует и манипулирует. Грубо говоря: Прилепин пишет – «славная традиция», Юзефович отвечает – «это было давно и неправда». Можно ли быть хоть сколько-то уверенными, что даже при самом превосходном литературном корпусе учителя наших детей будут равняться на Захара Прилепина, а не на Галину Юзефович? Или кто-нибудь верит, что учитель будет человеком настолько широкой души (и обладателем неограниченного времени), что устроит в классе свободную дискуссию? Я знаю учительницу литературы в одной из самых блестящих московских школ, которая устроила травлю одиннадцатилетнего ребенка за мнение. Я знаю учительницу литературы в одной из заурядных московских школ, которая, рассказывая шестиклассникам о Цветаевой, то и дело напоминала, что они еще слишком малы, чтобы что-то в Цветаевой понять. Или вот на днях Сергей Волков – московский учитель, также присутствующий повсеместно, от Общественной палаты до олимпиад по литературе, – рассказал, как в образовательном центре «Сириус», созданном для одаренных детей, поддержанном правительством РФ, в литературно-творческой смене ребята хором заявили, что учителя заставляют их насильно любить литературу и не позволяют иметь свое мнение, причем Волкова неприятно поразило, что молодые люди выступают с позиции жертвы. Еще раз: это «литературные» дети, приехавшие в весьма престижный образовательный центр. Как минимум, с далеко не худшими учителями литературы. И никто из них за учителей не вступился. Неужто так плохи? Довольно сомнительно и то, что русская литература, которую они, будем надеяться, читали, оказала укрепляющее и облагораживающее воздействие на их душу. Прямо скажем: она и не должна. Я отношусь к тем, кто в идеале желал бы этого воздействия, но в реальности знаю, что можно быть даже не учителем, а профессором, написавшим учебник по литературе, – и прочитать «Станционного смотрителя» в том духе, что Самсон Вырин из-за мещанской узколобости не заметил счастья своей дочери. Литература не панацея. Не надо возлагать на нее большие надежды в воспитании человека. Это предохранит и от пиетета перед профессорами и литкритиками, поскольку вы понимаете: то, что они много читали, не обязательно сделало их умнее и тоньше. А что надо? Что литература – может? И что может сделать каждый? Литература может и должна быть тем самым общим культурным фундаментом, кладовой языка, образов, идей, опознавательных знаков, присущих нации. Литературу нельзя «проходить», ей нельзя научить, но ее можно прочитать. И это единственное, что обязательно нужно сделать с литературой, все остальное – факультативно. В этом смысле – в смысле очерчивания приблизительного круга – разговоры про «создание правильных корпусов» были бы отнюдь не лишними – если бы не велись так давно, бесплодно и беспомощно; если бы в эти корпуса не старались впихнуть так много всего разного, руководствуясь не внятной идеей, а суеверным страхом оставить что-то за бортом. Так что на министерство большой надежды нет. А на учителя – да, если повезет, но надо понимать: сегодня ему платят вовсе не за это. Так что же может сделать каждый из нас для того, чтобы через тридцать лет у нас было еще что-то общее, кроме Икеи и Макдональдса? Каждый из нас может читать своим детям – то, что знает и любит с детства. И «начиная с детского сада», о чем говорила Васильева. И даже подросткам – непременно подросткам. Прочитать вслух «Войну и мир» от корки до корки – это не больно. Я пробовала. Татьяна Шабаева, журналист, переводчик