Архипелаг ФСИН: как устроена экономика тюремной системы России
Со времен ГУЛАГа система исполнения наказаний в России так и осталась государством в государстве Мы с алтарником стоим на коленях и, склонившись над черным котлом, разглядываем, как варится на горелке японская лапша. Ночь, штаб зоны, тайга на границе Нижегородской и Кировской областей. При каждом шорохе мы испуганно переглядываемся — пользоваться горелкой запрещено. Вдруг войдут охранники? Компрометировать их не хочется. Они пригрели нас, когда выяснилось, что священник, у которого мы собирались заночевать, уехал. В нижегородском кусте колоний закон прост: если ты не зэк и не медведь, тебе рады. Вроде бы оправданные жизнью, но дегуманизирующие узников правила возникли в одном из крупнейших в России лагерных районов вместе с первыми зонами. При СССР их было несколько десятков, а сейчас осталось восемь, вокруг поселка Буреполом. Этот герметичный мир не похож ни на какой район в европейской части России. Лес здесь растет ступенями: вот несколько километров пятнадцатиметровых елей, а следом столько же километров десятиметровых — зэки годами вырубали участок за участком. Дворняги похожи на сторожевых овчарок, с которыми их вязали. Люди — напряженные и неприветливые к чужакам. На бензозаправках висят таблички: «Мыть голову и стирать вещи строго запрещено». Меню в кафе составлены по тюремному рациону: картошка, макароны, курица и сосиски. Никакого, к примеру, грибного супа или мяса с ананасами — грибы и ананасы не полагаются. Со времен Главного управления лагерей (ГУЛАГа) система исполнения наказаний так и осталась государством в государстве — закрытым, провоцирующим сотрудников на жестокость и отношение к заключенному как к трудовому ресурсу, а не личности. Но в СССР осужденные трудились в интересах государственной казны, а теперь могут работать на частных выгодоприобретателей. Правопреемница ГУЛАГа Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) — закрытая от посторонних глаз страна, засекретившая почти все данные о своей экономике. В нее входят 323 тюрьмы и 874 колонии разных режимов и условий содержания. Большую часть информации о жизни за решеткой общество получает от правозащитников, которые работают в основном на европейской части России. Тем не менее «Секрет» проанализировал доклады и другие исследования тюремной экономики, а также гостендеры ФСИН и понял, как работает эта система.
«Изменились лишь названия». Экономика ГУЛАГа и истоки нынешней системы
Идея использовать труд преступников появилась в России в XVII веке, и люди, получившие строгое наказание, участвовали в заселении и развитии Сибири и Дальнего Востока вплоть до Октябрьской революции. Когда к власти пришли Ленин и компания, этот опыт решили распространить на всех осужденных — кроме тех, кого наградили самыми легкими статьями. Главный мотив был экономическим: для быстрой индустриализации новой власти не хватало рабочих рук. Еще одной задачей было спрятать политических врагов подальше от народа и международных наблюдателей. Объединив эти два желания, СССР создал в 1923 году первый лагерь особого назначения при Соловецком монастыре на одноименных островах в Белом море (до недавнего времени красовался на 500-рублевой банкноте; затем на церкви добавили кресты, чтобы подчеркнуть, что это обитель). Среди соловецких заключенных был Нафталий Френкель — константинопольский еврей, бизнесмен, погоревший на контрабанде. Попав на острова, он смог очаровать чекистов своими идеями по развитию лагеря, был освобожден и назначен начальником производственного отдела. То, что он сделал на этом посту, стало своего рода моделью для будущих начальников лагерей ГУЛАГа. Стараниями Френкеля лагерь стал развиваться как компания — побеждал на конкурсах на право рубить лес и строить дороги в Карелии. Френкель по-своему применил евангельский принцип «у имущего прибавится, у неимущего отнимется». Чем лучше работал зэк, тем больше получал пайку, а неспособные трудиться эффективно голодали. Но несмотря на отдельные успехи, Соловки не вышли на самоокупаемость, а также погрязли в коррупции. Тем не менее народных комиссаров впечатлил этот опыт. В 1929 году они постановили массово использовать труд заключенных — для строительства дорог, городов, заводов и портов, добычи и обработки ископаемых, прокладывания водных каналов. Чуть позже ГУЛАГ перешел к НКВД — и конвойные части, и производственные, и медицинские, и воспитательные. По словам Леонида Бородкина, профессора исторического факультета МГУ, в начале 30-х отдельные лагеря окупались, когда заключенным платили зарплаты, а день с перевыполненным планом засчитывался за два дня отсиженного срока. «Эти меры были отменены, потому что порождали многочисленные приписки к плану, которые делали заключенные, — замечает Бородкин. — Приписки эти назывались "туфта". Позже слово перекочевало в повседневный язык страны». Развитие ГУЛАГа было подчинено сиюминутным задачам Сталина. В 1937 году для укрепления власти ему понадобился Большой террор — и лагеря были перенаселены осужденными по «политической» 58-й статье. Начался голод, выросла смертность. Ни о какой экономической эффективности речи идти не могло, и тогда последовала амнистия. В последнем предвоенном году, 1940-м, ГУЛАГ вышел на экономический максимум — объем лагерного производства достиг 2,7 млрд рублей. Впрочем, это были лишь 2% от объема производства страны. После начала Великой Отечественной производства во многих лагерях переориентировались на оборонку. Зэки снабжались хуже других категорий граждан, и в ГУЛАГе вновь начался жестокий голод. В 1942 году умер каждый четвертый заключенный. Быстрее всего ГУЛАГ рос в начале 50-х, когда потоки военнопленных — иностранцев, «предателей», побывавших в плену, пособников фашистов и других «врагов народа» — использовались для новых разработки новых приисков, месторождений, стройки заводов и городов. Один за другим открывались новые лагеря. Больше всего заключенных оказалось за колючей проволокой в 1953 году — 2,6 млн человек. По расчетам Института демографии Высшей школы экономики, с рождения ГУЛАГа до смерти Сталина через лагеря прошло не менее 25 млн человек. Из них умер каждый 15-й (без учета смертей тех, кто подорвал в лагерях здоровье, а скончался после освобождения). Для сравнения: в процессе холокоста гитлеровцы убили, согласно консенсусной оценке историков, более 5 млн евреев. После смерти Сталина новое руководство СССР оказалось в ловушке. ГУЛАГ нес одни убытки. При этом было необходимо продолжать строить промышленные объекты, города и инфраструктуру, добывать минералы. Чтобы поддерживать темпы всей этой деятельности — даже себе в убыток, — пришлось бы сажать граждан все чаще: у большинства зэков быстро портилось здоровье, новоприбывшие работали эффективнее. Но политический ветер дул в другую сторону, и министр МВД Лаврентий Берия объявил масштабную амнистию, а также разработал комплекс мер по уменьшению количества лагерников. Однако весной 1953 года по амнистии выпустили лишь уголовников, и это спровоцировало восстания среди «политических», которые составляли около трети лагерного населения. В 1956 году ГУЛАГ де-юре прекратил существование, но с тех пор система мест лишения свободы по сути своей не изменилась. Лагеря для «политических» остались, хотя их количество сократилось. Зэки стали больше работать на легкую промышленность. Ближе к перестройке крупные колонии напоминали многопрофильные производства. «Во главе ИТУ (исправительно-трудового учреждения. — Прим. "Секрета") стояли начальник и ряд его замов: по оперативно-режимной работе, политико-воспитательной, по производству и по общим вопросам, — писал в своих мемуарах продюсер Юрий Айзеншпис. — У каждого зама существовали отделы, а зам по производству одновременно являлся директором завода, на котором зэки и работали. Завод выпускал и мебель, и садовые домики, но основными в ассортименте являлись корпуса для советских телевизоров». По словам Айзеншписа, особенно ловкие и трудолюбивые заключенные зарабатывали за решеткой тысячи рублей. Власть то ослабляла хватку (с 1963 года тех, кто хорошо себя вел и имел нетяжелую статью, отпускали жить в колонию-поселение), то, наоборот, закручивала гайки (в те же годы при крупных колониях открылись психлечебницы, куда прятали инакомыслящих). Но как пенитенциарная система была глубоко дотационной, так и осталась. Какое было отношение к человеку как к расходному материалу, такое и доминирует до сих пор. В 90-е, когда реформировались все главные государственные институты, система исполнения наказаний осталась нетронутой — Егор Гайдар и его команда занимались более острыми проблемами. Сама передача этой системы от силовиков к Минюсту произошла лишь в 1998 году. «Все осталось как прежде, менялись только названия: ГУИН, ФСИН, — комментирует сотрудник "Мемориала", историк Алексей Макаров. — До сих пор действует принцип государства в государстве, а идея гражданского контроля в тюрьмах и колониях, которую диссиденты лоббировали с 70-х, воплотилась сравнительно недавно. Да и то в усеченном виде — к Общественно-наблюдательной комиссии сегодня много вопросов». Сейчас тюремная система России включает в себя 844 колонии разного вида и условий содержания заключенных. «Секрет» исследовал, как живет и чем зарабатывает этот архипелаг ФСИН, и нашел много удивительного.
«Я все делаю своими зэками». Расходы ФСИН
«Мы и есть государство в государстве. Например, на "тройке" — третьей колонии ИК-3 — была строительная организация. А чтобы производить ремонтные работы, нужна лицензия. Но лицензии-то у меня нет, — начинает рассказ бывший замглавы одной из нижегородских колоний. — Я приезжаю на третью, в строительную организацию, и заключаю с ней договор. По тендеру. По договору третья мне оказывает услуги, потому что у них лицензия есть. Но, конечно, они ко мне не поедут ничего делать. Я все делаю своими силами, своими строительными бригадами, своими зэками». ФСИН охраняет данные о своей экономике едва ли не строже, чем зоны. Известно только, что ведомство получает из бюджета сотни миллиардов рублей (303 млрд в 2015 году), но непосредственно до заключенных из этой суммы доходит крайне мало. Большую часть продуктов питания, как было заведено еще в сталинские времена, система производит сама. У ФСИН в подчинении 500 храмов, 300 школ, свинарники и парники для овощей, рыболовные предприятия, строительные компании, консервный и маслоперерабатывающий заводы. При этом с проверками, по данным СПАРК, сторонние ведомства в зоны приходят не раньше одного раза в несколько лет. У этой системы самый большой тюремный бюджет в Европе (кстати, в те же 300 млрд рублей обходится Керченский мост в Крым). При этом на содержание одного заключенного Россия тратит в 50 раз меньше, чем в среднем по Европе: 2,2 евро против 100 евро на человека в день. Большая часть средств уходит не на заключенных, а на сотрудников. 67% бюджетных денег тратится на зарплаты, пенсии и премии фсиновцев. Штат в этой структуре огромный — на 646 000 зэков приходится 296 000 сотрудников. Почти четверть фсиновцев в местах заключения не появляются — это чиновники. В среднем такой бюрократ обходится бюджету в 60 000 рублей в месяц. Это важный момент: в штате ФСИН много тех, кто не занимается надзором за заключенными; при этом на одного работающего в зоне приходится 11,1 сидельцев (для сравнения: в Европе 3,6). Если исключить расходы на сотрудников, получается, что собственно на узников в прошлом году потрачено 91 млрд рублей. То есть один заключенный обходился в 12 000 рублей в месяц. По подсчетам «Секрета», самыми большими статьями расходов являются строительство (30%) и питание (около половины). Вечная стройка связана с тем, что большая часть зданий исправительных колоний была возведена в сталинские годы и нуждается в ремонте. Сейчас активно строятся СИЗО — например, на эти цели в прошлом году Управление Федеральной службы исполнения наказаний (УФСИН) по Краснодарскому краю получило 2 млрд рублей, а по Чувашской Республике — 1 млрд рублей. По опросам бывших заключенных и правозащитников, сторонние подрядчики редко привлекаются для стройки и ремонта, большинство работ выполняют сами зэки. «В ИК-13 в Нижнем Тагиле начальник, по словам моего клиента, вынуждал заключенных покупать стройматериалы за свой счет, а также производить ремонтные работы, — рассказывает адвокат Вера Гончарова. — Жалоб практически не было: чтобы бороться, люди должны иметь силу духа и хорошую поддержку за колючей проволокой, но ни того ни другого у большинства нет». По данным системы раскрытия информации «СПАРК-Интерфакс», можно проследить только закупку строительных инструментов в ИК-13, на которую было потрачено более полумиллиона рублей. Внешняя проверка расходования этих бюджетных средств не проводилась. Руководство колонии от комментариев отказалось. Если проанализировать, кто получает выгоду от гостендеров ФСИН, нетрудно заметить, что больше половины денег на строительство оседает в карманах компаний самой ФСИН —профильных федеральных государственных унитарных предприятий (ФГУП). Эти манипуляции легко проследить на закупках, связанных с питанием заключенных.
«В супе плавает лишь капуста». Кто обогащается на питании зэков и подсобных хозяйствах
«Вот приходим мы в тюремную столовую с проверкой и видим вместо супа баланду, в которой плавают разваренные волокна мяса и капусты. Как их взвесишь, чтобы понять, по нормативам варился суп или нет? — возмущается замглавы Общественной наблюдательной комиссии по Нижегородской области Владимир Силуянов. — В армии с этим строго: полагается сначала варить кусок мяса, а потом уже разрезать его на кусочки, выдавая каждому солдату полагающуюся ему норму. Тогда любая проверка может эти куски мяса взвесить. В случае с тюрьмой заключенные радуются и волокнам: даже их дают в честь проверок, часто у зэков в супе плавает одна лишь капуста». У Силуянова большой опыт проверок — в советские времена он занимался тыловым снабжением армии. У большинства правозащитников такого опыта за плечами нет, поэтому даже при желании они не знают, как проверить исполнение нормативов. По подсчетам «Секрета», на питание заключенных ФСИН тратит до 50 млрд рублей в год. По закону еда осужденных должна быть разнообразна и включать в себя в сутки 500 г картошки, 250 г хлеба, 100 г рыбы и 90 г мяса, а также овощи, молоко, масло, яйца, крупы и макароны. Но на практике дела обстоят куда хуже. Согласно проведенным «Секретом» опросам заключенных из Нижегородской и Свердловской области, Пермского и Красноярского края, мясо и рыбу они получают не каждый день, а их обычные блюда готовятся на основе круп и макарон на воде. Часть продуктов питания закупается региональными ФСИН. Но значительную часть — например, молокопродукты, мясо и овощи — колонии производят в своих подсобных хозяйствах. Они находятся прямо за колючей проволокой: парники, свинарники, курятники и иногда даже коровники. С точки зрения бюджета все это не доходы, а расходы — работа подсобных хозяйств оплачивается из государственных денег. Причем оплачивается она на рыночных условиях: де-юре региональные управления ФСИН выкупают у колоний произведенную теми продукцию. Де-факто большая часть продукции употребляется самими же колониями. То есть по бумагам продукция проходит, а, например, была она произведена или нет, могут установить лишь проверки. Проверки же проводит сама ФСИН. Круг замыкается. Одна из самых частых статей госзакупок для подсобных хозяйств ФСИН — «свиньи на откорм». Особенно любопытно, почему в закупках свиней оценивают не поголовьем, а килограммами. Как рассказал «Секрету» бывший сотрудник ГУФСИН Нижегородской области, схема проста как три копейки — колония покупает, условно говоря, 5000 кг свиней на откорм (порядка 50 поросят), поросята вырастают, весят уже 10 000 кг, но на балансе остаются «5000 кг». Соответственно, еще 5000 кг свинины можно распорядиться как угодно. Это феномен сугубо серой, не попадающей в судебное производство экономики. Нам удалось найти лишь одно уголовное дело в Ульяновской области, где упоминались подобные схемы. По подсчетам «Секрета» на основе данных «СПАРК-Интерфакса», в 2015 году из 91 млрд рублей, которые были потрачены на заключенных, 80% средств остались внутри системы. На 20 млрд рублей колонии приобрели друг у друга молокопродукты, куриные яйца и топливо. На 30 млрд рублей главные управления ФСИН купили друг у друга крупы, стройматериалы и оплатили труд зэков-строителей. А еще около 20 млрд рублей осело в ведомственных ФГУП. У ФСИН 28 таких предприятий. Половина из них занимается строительством, другая — производством продуктов питания. Например, ФГУП «Архангельское» с 2 млрд рублей выручки специализируется на мороженой рыбе и консервах. Эти предприятия — наследие бывшего директора ФСИН Александра Реймера. Суть задуманной им реформы заключалась в том, чтобы ввести централизованную власть в колониях, заставив их покупать хотя бы часть товаров не у самих себя, а у унитарных предприятий, которые куда проще контролировать. Попытка реформы закончилась печально: администрации многих колоний восприняли ее в штыки, Реймер был освобожден от занимаемой должности и в 2015 году ему предъявили обвинения в хищении 2,7 млрд рублей на госзакупках. После столь громкой истории новый директор ФСИН Геннадий Корниенко не рискует проводить радикальные реформы, но также демонстрирует навыки хозяйственника. С подачи Корниенко во всех московских СИЗО были созданы интернет-магазины, где, как утверждает ФАС, продукты продавались по ценам, в несколько раз превосходящим среднерыночные. Разбор этого дела тянется уже больше трех лет.
«Зарплата у меня была 7 рублей 94 копейки. После вычетов — 1 рубль 99 копеек». ФСИН и труд заключенных
«В 2013 году в ИК-13 в Нижнем Тагиле, где я отбывал наказание, пришел новый начальник, — рассказывает Матвей П. (имя изменено по просьбе героя) — Он сразу заявил, что обязывает выйти на работы всех, у кого есть исковые задолженности. А они были у большинства. Всех, кто отказывался, сажали в ШИЗО — одиночные камеры, в которых на полную громкость ставили песни из детских мультфильмов. Из одной колонки гремела одна песня, из второй — другая (согласно свидетельствам бывших заключенных ИК-7 в карельской Сегеже, там пользовались тем же приемом, громко включали военно-патриотические песни, чтобы не были слышны крики избиваемых заключенных. — Прим. «Секрета»). Через сутки люди были готовы работать где угодно. И я в том числе. Сначала работал вязальщиком мочалок, потом электриком, хотя по бумагам числился разнорабочим. Одно время у нас был 12-часовой рабочий день с нормой выработки шесть мочалок в день, который затем сократили до восьмичасового и четырех мочалок. Чтобы выполнить норму, надо было работать, не отлучаясь на перекур и обед». В распоряжении редакции оказались зарплатные квитанции Матвея П. За июль 2015 года, например, его месячная зарплата составила 7 рублей 94 копейки. За вычетом расходов на содержание на его лицевой счет была зачислена зарплата в размере 1 рубля 99 копеек. Запросы адвоката Веры Гончаровой в колонию остались без ответа. Матвея П. предпочли выпустить условно-досрочно. Свердловское ГУФСИН отказалось давать «Секрету фирмы» комментарии по поводу своей деятельности. В советские времена работало больше 80% заключенных страны. Сейчас — 20%. Но условия труда остаются по-прежнему ужасающими. Участница арт-группы Pussy Riot Надежда Толоконникова трудилась в швейном цеху ИК-23 Республики Мордовия. Ее рабочий день составлял 16-17 часов, за нарушение дисциплины заключенным запрещали выходить в туалет. «Доказать, что рабочий день превышает восьмичасовой, по бумагам почти невозможно, — комментирует глава Комитета против пыток Игорь Каляпин. — Что касается заниженных зарплат, то тут колонии очень часто хитрят: пишут, что заключенный не вырабатывает норму. Учитывая закрытость системы, доказать обратное нереально». Кроме того, заключенные жалуются на эксплуатацию довольно редко. «Я бы рад был жаловаться, да вот только в ИК-23 Красноярского края, где я сидел, правозащитники толком не приезжали, так как это удаленная и труднодоступная колония (по статистике Комитета против пыток, именно в таких учреждениях чаще нарушаются права заключенных. — Прим. "Секрета"), — рассказывает бывший узник Вячеслав Киюцин. — Нашим основным занятием была рубка леса. Если ты отказывался работать, администрация начинала прессовать, сажала в ШИЗО, угрожала лишить условно-досрочного обеспечения. Рабочий день составлял в среднем 12 часов, иногда даже 14. Ни форма, ни инструмент, ничего толком не изменилось с 50-х: арестантская роба, не приспособленная для работы в лесу, и бензопилы. Что во всем мире лес валят машинами, в Сибири будто не знают. Зарплата на руки, если выполняешь норму –1000 – 1500 рублей. Если не выполняешь – 500 рублей. А на эту зарплату нужно умудриться поесть. Потому что если будешь питаться только тюремной баландой, ты по тайге ходить не сможешь, не то что работать». Отдельные лагеря ГУЛАГа приносили прибыль в первой половине 30-х годов, когда день перевыполнения плана засчитывался за два дня отсиженного срока, напоминает профессор МГУ Бородкин. Похоже, в наши времена такая мотивация могла бы сработать. Историю на эту тему рассказал Алексей Козлов из организации помощи узникам «Русь сидящая»: «Три года назад в Пермском крае отбывали наказание два авторитетных предпринимателя. Они пришли к начальнику колонии просить отпустить их по УДО. Начальник предложил авторитетам поработать — без отзыва о хорошей работе УДО по нынешним законам не получить. Авторитеты сказали, что работать им не по понятиям, и предложили начальнику деньги. Но если в европейской части России абсолютно все услуги продаются и покупаются, то за Уралом другие порядки, там можно встретить честных людей даже внутри ФСИН. Так что начальник тот от денег отказался и предложил просителям поуправлять лесоповалом, несколько лет не выполняющим план. Через два месяца после того, как бандиты туда уехали, лесоповал стал план выполнять. Никаких репрессий. Просто приплачивали лесорубам к зарплате».
Чем еще зарабатывает ФСИН
Игорь Крошкин, отбывавший наказание в ИК-5 Рязанской области, провел расследование, пытаясь выяснить, почему у него в швейном цеху такая маленькая зарплата — те же 100 рублей. «Я спросил начальника колонии, а он ответил, что у нас мало заказов на производство, — вспоминает Крошкин. — Ладно. У моих друзей была сеть фабрик по пошиву одежды для ОМОНа, и я попросил их направить заказы на производство в нашу колонию. Мы стали работать по 13 часов в день, но зарплата все равно составляла 100 рублей. Я снова пришел к начколонии и спросил его, почему? Ответ: "Клиенты деньги все никак не переводят". Я разозлился: "Так вчера же перевели!" Начколонии понял, что заказы косвенно исходили от меня, и контракт был расторгнут, а сам я до конца срока не вылезал из ШИЗО». Пошив одежды — один из основных видов тюремных производств для сторонних предприятий. С ним может сравниться лишь использование зэков для работы на крупных производствах вроде «Норникеля» в Норильске (Красноярский край) или «Метафракса» в Губахе (Пермский край). Но куда больше ФСИН зарабатывает на внутренних производствах. Заключенные вытачивают детали для ГАЗов, производят мебель в столярных мастерских, пилят лес. С советских времен изменилось не так уж много. Однако, если в сталинские годы трудилось больше 2 млн заключенных, которые, напомним, давали 2% всего объема производства в стране, то сейчас работают всего 111 000 человек и их вклад в ВВП ничтожно мал. С 2017 года принудительный труд может стать альтернативой сроку за преступления небольшой тяжести, чем может воспользоваться 354 000 человек, но общую финансовую картину ФСИН это не изменит. Каково влияние этой экономики со всеми ее особенностями на жизнь в колониях? Перевоспитывать заключенных у ФСИН получается плохо: 85% единожды попавших за решетку оказываются там снова. По данным социологов ФОМ, 53% россиян, осведомленных о жизни в тюрьме, знают, что заключенные и их родные подвергаются поборам, а ровно половина — что издевательства над узниками это обычная практика. Возможно, одна из причин кроется в том, что ФСИН сильна династическими традициями. По оценке правозащитников, более 10% сотрудников ФСИН — дети и внуки сотрудников ГУЛАГа и его советских преемников. «Представители династий не знают, что такое права человека, и сверху им это не расскажут», — резюмирует председатель «Руси сидящей» Ольга Романова.
Постскриптум. Две женщины
В поселке Буреполом легко найти потомков надзирателей, которых Солженицын именовал «тоншаевскими волками» — по названию райцентра Тоншаево. Они уже старики, живут в кирпичных домах с высокими фундаментами, которые были построены в 40-е заключенными. Двери здесь запирать не принято. Но и обсуждать тюремную тему старики отказываются и ругаются, что Солженицын все выдумал. Вот бывший директор местной школы Валентина Богушева, родилась в 1942 году в семье надзирателя зоны. Говорит так: «Про пытки я не могу сказать — не знаю я этого, а то, что приводили заключенных на КПП и как следует им поддавали — так это и тогда было, и сейчас это есть. Но есть за что им поддавать, они все-таки преступники!» Впрочем, в соседнем поселке Шерстки нашелся инакомыслящий. Потомственный фсиновец, сотрудница здешней колонии Нина Борисенко «положила большую часть жизни, чтобы разобраться в том, что происходило в советские времена на самом деле». «Я училась в пединституте на учителя истории в 80-е, когда был опубликован "Архипелаг ГУЛАГ". И, вы знаете, я до такой степени это тяжело пережила. Это было просто как личная драма. Я поняла, что то, что мы преподавали раньше, преподавать нельзя, и ушла из школы. Лет пять после ухода ревела каждое 1 сентября — грустила по школе. Устроилась работать начальником отдела кадров на зону. И все это время я говорила со стариками, копалась в архивах в поисках мемуаров. Нашла свидетельства того, что во времена ГУЛАГа пытали людей — не в моем поселке, а в других колониях. Выйдя на пенсию, я вернулась в школу — теперь уже для зэков. Ну, я в них преступников не вижу, каждый может оступиться. Для меня это просто люди. Рассказываю им, что тут происходило, читаю Солженицына». Между домом директора школы Богушевой и домом учительницы Борисенко — пять километров разбитой дороги, буреполомский лес, волчьи тропы, река, магазин «У реки», вышки, автоматчики, здание, где живут пенсионеры-педагоги, колючая проволока, часовня с табличкой «Отряхайте ноги» и полусгнивший, но крепко стоящий барак.