Александр Грушко: НАТО должна удержаться от участия в провокациях Киева

Заместитель министра иностранных дел РФ Александр Грушко рассказал в специальном интервью ТАСС о ситуации в отношениях России и НАТО, ответил на вопросы об украинском факторе, а также подробно разъяснил позицию Москвы по Совету Европы. — Планирует ли Россия принимать участие в сессии Комитета министров Совета Европы, которая пройдет в Хельсинки 16−17 мая? Если да, то на каком уровне? — До 16−17, как говорится, надо еще дожить. Но если говорить о позиции РФ, то мы придаем огромное значение этому заседанию на уровне министров иностранных дел, не только потому, что оно совпадает с 70-летием создания Совета, но прежде всего мы его рассматриваем критически важным с точки зрения преодоления системного кризиса, в котором сейчас находится Совет Европы. Причина этого кризиса абсолютно ясна уже всем. Она заключается в том, что ПАСЕ в своих действиях вышла за рамки уставных требований СЕ и присвоила себе право дискриминировать отдельные делегации по политическим причинам. Это противоречит уставу СЕ, который, во-первых, предусматривает, что предназначение СЕ — укреплять единство европейских народов. А как можно укреплять единство народов, дискриминируя отдельных членов организации? И во-вторых, там четко говорится о том, какие функции должен выполнять консультативный орган, который был сформирован при создании СЕ, а потом функции этого консультативного органа были поручены ПАСЕ. Там говорится прямо — это вырабатывать рекомендации, которые не носят обязательный характер, а также избирать институты С. Е. Это, во-первых, судьи в Европейский суд по правам человека, и на сегодня из 47 судей 29 были избраны без участия российской делегации. Во-вторых, избирать комиссара по правам человека, и Дунья Миятович тоже была избрана без участия российской делегации. И, в-третьих, избирать генерального секретаря. В июне на сессии ПАСЕ предстоят выборы генерального секретаря. Исходим из того, что Комитет министров должен принять решения, которые устранили бы это вопиющее противоречие между уставными требованиями и внутренними регламентами ПАСЕ, и что должны быть созданы необходимые условия, чтобы российская делегация уже на июньской сессии могла работать абсолютно полноценно, без каких-либо изъятий. — Наш представитель все-таки поедет туда? — Мы планируем поехать. Думаю, не открою большой секрет, что эта сессия стоит в графике главы МИД РФ Сергея Лаврова. — Осенью генеральный секретарь Совета Европы Турбьёрн Ягланд заявлял о том, что июнь является крайним сроком для уплаты взносов, а если этого не произойдет, то может начаться приостановка членства России в организации. Времени осталось не так много, удастся ли урегулировать этот вопрос? — Вопрос [должен быть] урегулирован не с точки зрения российского взноса, а с точки зрения решения тех системных проблем, о которых я сказал. Мы заявляли несколько раз, и все наш месседж уловили: как только будет преодолено это вопиющее расхождение между регламентами и уставными требованиями и будут восстановлены в полном объеме права российской делегации, то мы заплатим наш взнос не только за текущий год, но и за предыдущий. Напомню, что дискриминационные меры против нашей делегации были введены в 2014 году, а перестали мы платить в 2018. Больше трех лет мы ждали, что ситуация исправится и что наконец те страны, которые реально заботятся о том, чтобы сохранить центральную роль СЕ как инструмента, объединяющего это гигантское пространство от Владивостока до Лиссабона, предпримут шаги, чтобы преодолеть этот кризис. Но этого не произошло, поэтому мы вынуждены были продемонстрировать наше отношение к этой дискриминационной ситуации, которая была абсолютно неприемлема. — А для нас есть некая красная черта, после которой мы поймем, что сами должны выходить из Совета Европы? — Мы сказали, выборы генерального секретаря на июньской сессии, и понятно, что если решение найдено не будет, то нам предстоит уже в фундаментальном плане определяться о будущем Совета Европы. Но одновременно мы видим, что и многие в СЕ понимают, что у Совета Европы без России будущего нет. Об этом прямо заявляют многие ведущие политики. — Готовится ли новая встреча Совета Россия-НАТО? — Нет, не готовится. В принципе встречи проводятся время от времени. Они не проводились два года после 2014-го, потом начали проводиться. Но каждая такая встреча проводится на основе четкого понимания того, что должно обсуждаться и какую добавленную стоимость это обсуждение может дать. Поэтому, если и будет решение о проведении новой встречи Совета, а такое решение требует консенсуса, то, конечно, оно будет прежде всего основано на понимании сути тех вопросов, которые мы будем обсуждать. Мы считаем, что сам диалог в рамках СРН не бесполезен. Мы обменивались информацией о проведенных и о будущих учениях. Но если страны НАТО хотят реально добиться улучшения ситуации в отношениях Россия-НАТО — а они постоянно заявляют о необходимости искать пути к деэскалации, к предотвращению опасных военных инцидентов, избежанию ситуаций, когда мы неправильно понимаем намерения друг друга, — то, конечно, для этого необходимо включение военных каналов. А диалог по военной линии был также прекращен НАТО в 2014 году. Понятно, что такие вопросы, как: что такое безопасная дистанция сближения самолетов или между кораблями, какие кнопки нажимать или не нажимать, — должны обсуждать военные. Мы считаем, что если реальных шагов в сторону восстановления нормальных контактов по военной линии не будет, то все эти заявления политического руководства о желании двигаться в сторону деэскалации, так и будут оставаться пустым звуком. — Но тем не менее были контакты между начальником Генерального штаба ВС РФ Валерием Герасимовым и верховным главнокомандующим Объединенными вооруженными силами НАТО в Европе Кертисом Скапаротти… — Это действительно был определенный шаг вперед в правильном направлении, когда восстановились связи между военными на высоком уровне. И действительно, у нас есть уже институт встреч начальника Генерального штаба РФ с командующим Объединенными вооруженными силами в Европе, есть также контакты с начальником Военного комитета. Такие контакты очень важны, но они не могут подменить ежедневное общение экспертов по военной линии. Опять же, если НАТО реально заинтересована в том, чтобы избежать опасности эскалации ситуации в результате каких-то непредвиденных обстоятельств или непреднамеренных инцидентов. — По-прежнему ли Россия придерживается позиции, что еще не созрели условия назначать постоянного представителя при НАТО? — Пока НАТО не предприняла никаких шагов, которые мы могли бы расценивать как шаги, ведущие к необходимости повышения уровня нашего представительства. — В Киеве заявляют, что обсуждают поддержку НАТО при проходе украинских кораблей через Керченский пролив, в аналогичном ключе высказывалась и постпред США при НАТО. Насколько, по вашей оценке, велика вероятность того, что НАТО может пойти на такой шаг, и есть ли риск прямого конфликта между РФ и альянсом? — Я думаю, что это очень политизированные заявления. Думаю, что в НАТО есть люди, которые способны реалистически оценить ситуацию и удержаться от соучастия в провокациях, которые могут быть учинены властями в Киеве. — Страны НАТО в апреле согласовали пакет мер по увеличению разведдеятельности и масштабов учений в Черном море. Какие меры мы намерены принимать в качестве ответа на такую активность? — Во-первых, скажу что НАТО демонизирует нашу военную активность в Черном море. На самом деле, по большому счету ничего не изменилось. Как 200 лет стоял там Черноморский флот, так и стоял, в том числе и в период, когда Крым был украинским. Флот — это не только корабли, надводные и подводные, это и морская пехота, и береговая оборона, и очень сильный воздушный компонент. В этом смысле качество нашего военного присутствия в Черном море никак не изменилось. Разумеется, мы осуществляем модернизацию наших сил и средств с учетом того, что и натовская инфраструктура приближается к нашим берегам, но все эти наши усиления абсолютно адекватны и соразмерны реальным потребностям в плане укрепления безопасности. Мы очень много вложили в свое время в то, чтобы превратить Черное море в зону мира. Именно благодаря российским усилиям была создана группировка «Блэксифор» с участием всех прибрежных стран. Черное море стало уникальным полигоном для отработки морских мер доверия и безопасности. В регионе действует Организация черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС) и много других проектов. Надо не забывать, что из шести прибрежных черноморских стран три являются членами НАТО — Болгария, Румыния, Турция. Поэтому о каком дополнительном присутствии НАТО может идти речь? На сегодня наиболее серьезная проблема с точки зрения безопасности — это попытки неприбрежных стран активизировать свое присутствие там. Мы твердо убеждены, что Конвенция Монтрё должна свято соблюдаться, это серьезная гарантия безопасности. И мы внимательно следим за рядом инфраструктурных проектов, которые осуществляются в Румынии, в Болгарии, за попытками стран НАТО создать там опорные пункты, разместить дополнительные силы. Мы фиксируем увеличение числа полетов разведывательных операций, наблюдаем возросшую воздушную активность в этом регионе. На все это мы будем реагировать, сообразно нашим представлениям о том, что нужно сделать для того, чтобы надежно обеспечить наши интересы обороны и безопасности. То, что это будет сделано, никак сомнений нет. — Намерены ли мы предпринять какие-то шаги в ОБСЕ, чтобы избежать повторения сценариев с отказом российским наблюдателям присутствовать на выборах, как это произошло на Украине? — Мы сделали все необходимые заявления на этот счет, предприняли все необходимые шаги. Более того, как многие обратили внимание, ОБСЕ заняла достаточно принципиальную позицию, и Бюро по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ) об этом говорило, и соответствующие представители осуждали это решение Украины. Потому что по-другому нельзя к этому отнестись, это грубейшее нарушение фундаментальных принципов мониторинга электоральных процессов в Европе. Но вы же знаете, у многих европейских стран критика очень робкая, и это критика с двойным дном. Как нам представляется, все обязательства, которые берутся в ОБСЕ, должны выполняться, и международное сообщество должно более четко реагировать на такого рода вопиющее нарушение. — Недавно глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин заявил, что ряд стран НАТО выражают интерес к приобретению российских двигателей для космических ракет-носителей. Что это за страны и ведутся ли с ними конкретные переговоры на этот счет? — В закупках российских систем никакой сенсации нет, потому что, наверное, половина армий стран НАТО продолжает ездить и летать на российской технике. Понятно, что сейчас под прессом США, которые требуют увеличения военных расходов для того, чтобы 20% этих расходов шли на закупки американской техники, они будут выводить эти вооружения. Но тем не менее сегодня очень многие страны продолжают использовать российскую технику. Более того, у нас есть контракты на поддержание и обслуживание этой техники, поставки запчастей. Турция заявила о том, что будет выполняться контракт на С-400. Кстати, ракеты С-300, С-200 и другие зенитные [комплексы] продолжают стоять на вооружении многих стран. США продолжают покупать наши ракетные двигатели. Более того, мы в космической области сотрудничаем со многими странами, у нас с французами есть проект запуска наших ракет на [космодроме] Куру. Все это продолжает работать. Понятно, что есть много тех, кто сегодня пытается демонизировать Россию, пытается политически надуть эту тему. Но мы исходим из того, что прагматические интересы должны брать верх. Если есть взаимный интерес, сотрудничество может продолжаться. У нас соглашения о ВТС есть со многими странами. Беседовала Мария Устименко